Средневековая история. Тетралогия (СИ)

Ведьма скрывается в хижине. Женщина остается ждать на крыльце. Ей по-прежнему страшно. И так же жутко шумит лес. И так же пляшут на ветру ветви деревьев и тянутся, тянутся к ней когтистые лапы.
Но она дождется. Возьмет лекарство — и пойдет обратно.
А дома сделает все, что сказала ведьма. Потому что не хочет потерять свою девочку.
Она очень-очень ее позовет. И Лилиан, Лилечка, Аленька обязательно вернется. Должна вернуться к ней. К своей старой нянюшке. Непременно вернется…
 Глава 1 
  — Вы, конечно, слышали о переселении душ. А вот случалось ли вам слышать о перенесении тел из одной эпохи в другую?  
 Никто не знает, что происходит там, за гранью смерти. Никто и никогда этого не узнает. 
 Но есть старая, очень старая легенда. И она гласит, что тело — конечно, а душа — вечна. Если погибает тело, душа отправляется в новый круг перерождения, чтобы спустя некоторое время снова родиться на земле. 
 Кое-кто считает также, что число миров бесконечно, и, побывав в одном мире, душа может отправиться в другой. 
 А еще есть такое мнение, что если душа очень хочет жить, она может занять чужое тело, из которого уходит душа прежнего хозяина. 
 Говорят, так тоже бывает. Душа не уходит, а просто переселяется. 
 Но это, конечно, просто глупость. Никто ведь так и не признался в таком переселении… 
 * * * 
Первым Алиным ощущением было — больно.
Вторым — БОЛЬНО!
Третьим — БОЛЬНО, ТВОЮ МАТЬ!!!
И девушка открыла глаза.
Лицо, нависшее над ней, оптимизма не внушило. Не было ничего положенного. Ни белого потолка, ни сверкающих ламп, ни людей в белых халатах — одним словом ничего из представлений современного человека о реанимации. А ведь она обязательно должна была попасть туда. Или хотя бы в обычную палату. После нескольких-то переворотов машины…
Аля отлично помнила страшный хруст в своей шее — и почти не сомневалась, после такого ей грозит минимум — год реабилитации…
О практике в больнице можно забыть сразу.
Абзац.
А так хотелось… ей обещали пока что травматологию, но потом…
Ага, теперь ей травма тоже светит. В качестве пациентки.
Только вот почему над головой какая-то пыльная розовая тряпка? И что это за тетка с тремя зубами, которая заглядывает ей в лицо и проникновенно спрашивает:
— госпожа очнулась?
При этом изо рта тетки дохнуло таким смрадом, что Аля застонала — и потеряла сознание.
Но хотя бы все тело болеть перестало.
 * * * 
Второй раз открыть глаза было чуть легче. Опять было больно. Но в этот раз меньше. И Аля никак не могла понять одного — почему болит в области паха, если была автомобильная авария? Вроде бы она головой врезалась, а не тем самым местом? А с другой стороны — кто его знает? Могла и тем самым.
Больно.
Над головой опять была мерзкая розовая тряпка. В воздухе воняло чем-то горелым — и, пардон, дерьмом. Но сознание вроде бы отплывать не собиралось. Пока.
И Аля повела глазами по сторонам.
Увиденное заставило ее серьезно усомниться в реальности происходящего.
Может, она слишком сильно головкой об машинку треснулась и теперь у нее глюк? И он атакует?
Было от чего пребывать в шоке.
Она лежала на здоровенной кровати в большой комнате. Комнатка была размером не меньше, чем вся родительская трехкомнатная квартира. И кровать занимала гордое положение посередине. С одного бока было окно, в которое виднелся лес. С другого — огромные шкафы. А если смотреть прямо — дверь. Роскошная, вычурная и позолоченная.
А сама комната напоминала жилище придурочной барби. Другой характеристики Аля подобрать не могла.
Розовым было все. Стены, затянутые приторно-розовой тканью в золотых цветах размером так с капусту. Занавески веселенького поросячьего цвета. Шкафы, покрашенные косоруким маляром в тот же барби-цвет, а для полного счастья еще и обляпанные золотом. Столик на одной ножке — разумеется, по ножке вились розы, а окраска столика напоминала грудь снегиря. Кресла, обитые той же тканью, что и стены. Здоровущие вазы с розами. И венец всего — пыльно-розовый балдахин над кроватью. Со здоровущими бантами золотого цвета.
Аля почувствовала, как перед глазами поплыли розовые круги. Но в этот раз так легко сознание потерять не удалось.
— Госпожа!
Над ней нависло то же лицо, что и в прошлый раз.
Аля кое-как собрала остатки сил — и выдохнула
— Где я!?
Получилось что-то вроде «е… а…». Откровенно плохо получилось и невнятно. Но — как смогла.
Видимо, сиделка (а кто еще может сидеть рядом с больным человеком?) приняла это за разрешение говорить или что-то еще в этом духе, потому что затараторила:
— Госпожа, я так рада, так рада, что вы очнулись! Вы уже три дня лежите! Знахарка была, сказала, что трогать вас нельзя, коли тело само смерть переборет, так тому и быть, а коли не переборет, то и судьба вам за ребеночком вслед уйти. Родильная горячка — она ж много кого сгубила! Мы боялись, что и вас хвороба приберет, ну да молились ежечасно — с божьей помощью вы и на ноги скоро встанете! А вот водички не хотите ли?
И перед носом у девушки появился здоровенный кубок из желтого металла.
Золото?
Сверкнули алые самоцветы по ободку чаши.
Аля почувствовала себя, как зависший комп. Машинально вытянула губы, прикоснулась к холодному металлу — и в горло ей полилась вкуснейшая холодная вода.
Прекрасная.
Чистая.
Без малейших признаков ржавчины.
И смешанная с чем-то вроде дешевого вина из пакетов…
Да что тут происходит!?
Но задавать вопрос Аля поостереглась. Вместо этого прикрыла глаза и принялась размышлять.
Чем-чем, а логическим мышлением боги девушку не обидели.
Как медик, она отлично знала — иногда надо не прыгать и не бегать, а промолчать. Лишний раз промолчать — лишним не будет. Факт. И если даже будет — ты об этом не пожалеешь.
Что она помнила?
Последнее — тот КамАЗ. Крик отца. Сильный удар головой и хруст в шее. И — темноту.
Что-то было еще в этой темноте, но что!? Она не знала. И принялась анализировать услышанное от сиделки.
В сухом остатке был провал в черноте. А теперь — эта комната и сказанные слова.
Что было сказано?
 Госпожа. Явно обращаясь к Але. Но господ вывели в 1917-м. Кстати — зря. С Алиной точки зрения. Но это — потом. То есть госпожа — это она. А где у нас так говорят?
А где угодно. От Арктики до Антарктики. Есть места, где тебя будут почтительно именовать «Прекраснейшая и мудрейшая, совершеннейшая и чудеснейшая». Деньги только отстегивай — и будут. Хотя Але на это и пять копеек жалко было бы.
Но — ладно. Обращение — не редкость. А что дальше? Вы уже три дня лежите?
После той аварии — Аля подозревала, что и двадцать лет можно бы пролежать. В коме. Но дальше-то — как!?
Была знахарка! Какие фиг знахари в век медицины и фельдшеров!? Даже в Африке есть красный крест! И вообще — не похоже ЭТО на Африку. Холодновато. И небо за окном серое. И даже если знахарка — какие к черту перебарывания болезни в век антибиотиков!? Вкатят лошадиную дозу — все микробы передохнут!
И вообще — ЗА РЕБЕНОЧКОМ!?
Какие, к чертям свинячьим, дети!? Аля, честно говоря, спала только с Алексеем. На каникулах. И то — со всеми предосторожностями. Ей доучиться хотелось, а ему получить хотя бы майора. А потом уж можно и в загс. Но пока они старались, чтобы ничего… и никак… И после тех каникул у нее месячные были не раз. И по графику. Давно бы проявилось, если бы что.
И о чем тут речь идет!? Какой ребенок?
Хотя если был ребенок — ясно, почему внизу живота такие мерзкие ощущения. Редкостно мерзкие.
Но — как!?