Там, за горизонтом
– Миша! – с надрывом прилетело в спину.
В первые мгновения солнечный свет ослепил, выбив из глаз непрошенные слёзы, но стоило солёной влаге подсохнуть под свежим мартовским ветерком, как за мутными размытыми тенями проступила картина непроизвольного погоста во всей её неприглядной красе. На ранее многолюдной площадке перед пещерой было пусто. Ни одной живой души, даже вездесущие воробьи и синицы предпочли оказаться как можно дальше от разбросанного то тут, то там тряпья, осторожно обходя останки в виде описанного выше непотребства, окружённого чёрными вуалями в виде размытых пятен на снегу от разнесённого ветром пепла.
Так, постепенно теряя благоговейный ужас и впадая в некий равнодушный транс, при котором следы чужих смертей начинают восприниматься неприятным дополнением к фону окружающего пейзажа, Михаил дошёл до мангала. Капая жирком на красные угли, вместо аппетитного аромата, вызывающего обильное слюноотделение, шашлыки распространяли вокруг запах палёной шерсти. С самого края мангала на нескольких шампурах с обугленными кусками мяса ещё можно было рассмотреть остатки вязаной шапочки Мамая. Сам плод любви востока и запада со своим потомком находились тут же, в том же виде, что и остальные участники трагедии, которым не повезло в момент кульминации оказаться на улице. Хоронить, честно говоря, нечего. Две бесформенные кучки тряпья, из которых порывами ветра выносило чёрные шлейфы пепла.
Походя подивившись собственной чёрствости, равнодушию и холодному расчёту, которые незаметно затмили остальные чувства и эмоции, если не выморозив их, то загнав подальше в тёмный угол подсознания, Михаил покрутил головой, механически прислушиваясь к окружающему миру. Где-то на задворках слухового восприятия на холостых оборотах лениво тарахтела чья-то машина.
Тихое урчание легковушки дополнялось периодическими утробными порыкиваниями крупного зверя – со стороны невидимой отсюда просёлочной дороги доносились звуки двигателя большегруза. Движок невидимого авто то затихал, то рьяно подхватывал обороты, на весь лес стреляя глушителем, словно раздумывая, заглохнуть ему окончательно или поддать газку, в конечном итоге не решаясь ни на то, ни на другое. Недалеко настороженно стрекотали сороки, в отличие от лесных сплетниц, вороны не утруждали себя проявлением осторожности, грая иной раз громче пыхтящего на проселке грузовика. Вот несколько наглых птиц выметнулось из-за вагончика, неся в клювах куски маринованного мяса. Всё ясно, там была ещё одна группа отдыхающих…
– Прости, мужик. – Тяжело дотопав до урчащего на стоянке четырёхколёсного коня, Михаил, совершенно не испытывая никакого пиетета, бесцеремонно стряхнул останки незнакомого водителя на снег, следом выгрузив из карманов котят. Всяко неизвестному машина уже не пригодится, как и его предполагаемым родственникам, если они не из тех, кто остался в пещере. В любом случае индивидуумы с претензиями пойдут лесом, а кто не согласится с маршрутом, отправятся полем. – Так, ребятки, посидите здесь, в салоне натоплено, так что не замёрзнете. Сиденья не драть… хотя делайте что хотите.
– Мяу! – возмущённо взвыл подарок дочке, которому и за пазухой неплохо сиделось.
В отличие от хвостатого напарника, его подружка перенесла выгрузку спокойно, тут же свернувшись компактным комочком.
– Крысохвостых не спрашивали, – отмахнулся Михаил, направляясь в подземелья.
– Ну, как? – табакерочным чёртом на освещённый пятачок выскочил нервничающий Николай.
– Что «как»? – опешил от напора Михаил.
– Мужики всех во втором зале собрали, народ на нервах, как на митинге. Дети эти ещё: «что там?» да «что там?». А что я могу сказать? Сижу на шухере, ни хрена не знаю.
– Мне мужики до лампочки, Наталья как?
– Успокоилась, я её к своей отвёл, девки её лучше меня успокоят.
– Да, Коля, я б сказал, что ты совсем мозгой зачах.
– Чего я зачах? – вскинулся Топоруков.
– Того, что башкой разучился думать, моча в голову ударила, елдой всё больше размышляешь. Бабу после стресса к бабам отвёл, революции захотел? Это ты молодец, умница мальчик. Хвалю! Наташка сейчас баб заведёт так, что ты хрен с ними справишься. Меня только, прошу, не приплетай. Сам кашу заварил, сам и расхлёбывай.
– А что я сразу? Там и без твоей жены обстановка, как на майдане, скоро до «небесной сотни» дойдёт, все друг друга переубивают, а ещё ты свалил и ни слуху ни духу.
– Митингующие уже лозунгами разговаривают? Давай, Топор, режь правду-матку. Кричат, долой правительство, там, или геть олигархов, экспроприировать экспроприаторов? Нет? Зря. Знаешь, у нас на повестке вновь извечные русские вопросы из разряда что делать и как быть, подпёртые для крепости сакральными поисками виновных. Надеюсь, они уже сковородки в аду обживают, но найти этих гадов и покарать мочеиспусканием на безымянные могилки считаю делом принципа, – лениво и несколько ёрнически процедил Михаил, сразу меняя тон. – Там всё, Коля. Если я говорю «всё», то «ВСЁ» с большой буквы, и все они заглавные.
– В каком смысле? – опешил Топоруков.
– Пошли, друг мой ситный, – положив руку на плечо Николая, Михаил потянул его за собой. – Нехорошо заставлять людей ждать, а смысл, Коля такой, что в радиусе от тебя до ближайшей пещеры или шахты живых людей не наблюдается. Такое у меня чувство и как мне кажется, оно меня не обманывает. Хотя, как на духу, до визгу хочется, чтобы обмануло! Поверь, я бы всё отдал, чтобы обмануло, и Катька не лежала бесформенной кучей белья.
* * *– Что там?
Пожалуй, это был первый и едва ли не главный вопрос, светившийся в десятках пар глаз, направленных на Михаила. На лицах людей замерло ожидание, через которое поступали нешуточное беспокойство и затаенный страх с подспудной надеждой на благополучный исход. Вдруг этот рвущий жилы жуткий крик был чьей-то неудачной шуткой. За доли секунды Михаил прочитал чувства окружающих и они, наткнувшись на леденящий холод в ответном взгляде, внутренне подобрались, готовясь к худшему. Даже шебутные школьники боялись нарушить тишину, которая звенящим пологом повисла в пещере.
– Наташа, Лиза, Санька, идите сюда, – слова колючими ёжиками проскребли через глотку. Справившись с собой, Михаил потянул к себе дочку Григория: – Иди ко мне, Марина.
– Дядя Миша, – прижавшись к мужчине, с трудом пролепетала девочка, которую била крупная дрожь.
Девочки успели наслушаться ужасов от Натальи, и Марина уже представляла, какие новости её ждут.
– Говорю для всех: в данный момент снаружи опасности нет, – будто пролаял Михаил.
– Мужик, тля тебя дери, кончай яйца мять, чего есть? – выкрикнул долговязый пирсингованный и татуированный парень с тоннелем в левом ухе.
Про таких говорят – весь на кипише. Переминаясь с ноги на ногу в группке студентов, он явно не находил себе места, что-то гнало его вперёд, и только руки перепуганных девушек, с неженской силой вцепившихся в кожаную куртку, до сих пор удерживали его на месте.
– Ты это, типа язык проглотил? Говорю тебе, мужик, кончай яйца мять, мы люди пуганые, ты давай языком работай.
– За своими яйцами следи, – огрызнулся Михаил, – ухо, гляжу, тебе порвали. А теперь говорю для информации и понимания обстановки: живых снаружи нет, – просверлив пирсингованного нахала взглядом, отчего тот непроизвольно отступил за спины девушек, веско добавил Михаил. Заглушая поднявшийся ропот, он выставил вперёд руку. – Тихо! Чтобы всем было понятно с первого раза и одного слова, мужики, я тут ни хрена не шучу!
Какая-то хрень прихлопнула всех, кому не повезло не оказаться под землёй.
– Па-ап!
– Дядя Миша!
Два мелких тела синхронно врезались в Михаила справа и слева.
– Лиза, Марина, – сглотнул каменного ежа Михаил, – Санька…
– Мама, папа, Стас, они умерли? – совсем не по-детски обронила девочка, глядя на Михаила взглядом смертельно раненого оленёнка; у мужчины враз перехватило горло.
Попытавшись поймать бегающий взгляд отца, Сашка отступил на пару шагов. Хмурый мальчишка даже не спрашивал, а больше утверждал, ткнув носком берца обломок мелкого сталактита, добивая выводом: