Причина остаться

В объятиях… «The Beatles».
Их лица и прически, напоминающие грибные шляпки, красуются перед моим носом, пока я не выпрямляюсь и снова уверенно не встаю на обе ноги. Футболка с «битлами» в Ливерпуле? Такие носят туристы из немецких захолустий, разве нет?
– Спасибо, – выдавливаю я, поднимая взгляд от выцветшей футболки с «The Beatles», выглядывающей из-под расстегнутого пиджака явно сшитого на заказ классического костюма. А кто-то умеет элегантно ломать стиль. Ливерпулю есть за что благодарить «The Beatles»… однако моя персональная благодарность адресована парню, который теперь – так как стоит на две ступеньки ниже меня – смотрит прямо мне в лицо. Без него я бы упала с лестницы.
– Ты сбегаешь по какой-то определенной причине? – У него темные волосы, почти черные, коротко подстриженные по бокам и чуть длиннее сверху. Наверно, он не может ни кивать, ни качать головой, иначе дерзко уложенные набок пряди упадут ему на глаза. Что будет весьма печально, потому что описать эти глаза можно только словом «потрясные». Из-за выразительных бровей – правую в последней трети разделяет тоненький шрам – и темной щетины они кажутся очень-очень синими. А может, они просто и есть очень-очень синие. Судя по его акценту, он не турист. Видимо, футболка – это такая ирония.
– Я не без повода пришел попозже, – говорит он, – но там правда настолько скучно, что люди готовы бежать со всех ног и рисковать при этом сломать себе кости?
– Ты серьезно такой невежда? – спрашиваю я. – А с виду не похож. Или ты один из тех, кто почему-то думает, что круто называть скучным и унылым все, что не дико опасно, дико громко или дико тупо?
В ответ на это он лишь улыбается. Я увидела его насквозь? Так быстро разгадала?
– Билли! – Оливия тем временем обогнала меня на несколько ступеней и выглядит уже чуть ли не обезумевшей. – Ну пойдем же. Пожалуйста!
Фанат «битлов» нагибается за моим клатчем и протягивает его мне:
– Не хочу показаться бестактным, но если вам нужна машина для побега…
Его улыбка на самом деле не улыбка. Он улыбается одним уголком рта, и тот лишь слегка изгибается. Сказать «полуулыбка» тоже будет преувеличением – это четвертьулыбка. Ее можно было бы назвать очень слабой, но эта четверть каким-то образом перевешивает широкие лучезарные улыбки большинства других людей. Она настолько заразительная, что я едва не забываю, что сердилась. Но только на долю секунды. А потом расстраиваюсь еще сильнее, потому что из-за этого еще меньше хочу отсюда уходить.
– Не говори, что у тебя случайно стоит одна перед музеем?
– Нет, но передо мной останавливаются такси.
– Вау. Впечатляет. – Кто этот типчик – суперзвезда? Знаменитость, о которой я не знаю? Иисус?
– Не хочешь со мной позавтракать? – спрашивает он.
Теперь я не могу сдержать смех:
– Позавтракать. Сейчас половина десятого вечера.
– Я имею в виду утром. У меня. Ты проголодаешься, если решишь остаться, а у меня есть четыре разных вида хлопьев. И, – сделав многозначительную паузу, он дотрагивается кончиками пальцев до своего острого подбородка, – довольно неплохой кофе.
– Звучит и правда заманчиво. А Weetabix [3] найдется?
– Конечно. Скорее всего, просроченный, но…
– Билли! – зовет Оливия.
– Я просто обязана узнать! – Я скрещиваю руки на груди. – Этот трюк сработал хоть на одной женщине?
Дорогой костюм говорит: «О да». Футболка с «The Beatles»: «Да ладно тебе». А его улыбка… становится чуть шире.
Зачем я вообще спрашиваю… естественно, это работает.
– Увы, вынуждена отказаться. – Я протискиваюсь мимо парня, и приходится буквально заставлять себя снова смотреть вперед. Я заметила не только «битловскую» футболку, но и черную татуировку, выглядывающую из-под выреза на левой ключице. – Я украла позвонок у спинозавра. На такси с ним далеко не уедешь.
Что я, простите, сейчас ляпнула? Опьянела, просто глядя на бокалы с шампанским?
– Как захватывающе, – шепчет он. – И часто ты так делаешь?
 
– Да постоянно. Если спрячешь меня в своей квартире, Скотленд-Ярд арестует тебя вместе со мной.
– А если я готов пойти на такой риск? Может, они запрут нас в одной камере. – Его взгляд прикован к моему рту, и, хотя обычно такие прямые намеки меня больше раздражают, я чувствую покалывание на губах. Причем дело не в том, что этот парень действительно чертовски хорош собой. Просто за пару секунд он сумел сделать то, что никогда не удается другим: открыто заговорить о сексе и тем не менее внушить мне чувство, что он интересуется мной.
У большинства мужчин все получается наоборот.
Вероятно, во всем виновато мое волнение из-за этого вечера, либо пропущенный бокал шампанского, либо то обстоятельство, что я все равно уйду и наверняка никогда уже с ним не встречусь. Но на пару мгновений я включаюсь в игру. Я кладу ладонь ему на грудь, кончики моих пальцев скользят к ямочке у него над ключицей, и я так наклоняюсь к нему, что ощущаю его запах. Немного лосьона после бритья или парфюма и аромат, напоминающий об апельсинах в темном шоколаде.
– Никогда, – шепчу я, – я не сделаю ничего, что подвергнет тебя опасности. – Затем разворачиваюсь и спускаюсь по лестнице на высоких каблуках: цок-цок-цок. И умудряюсь ничего себе не сломать. И только скажите после этого, что я не потерянная героиня из «Мстителей». Без супергеройских генов такой фокус не провернешь.
– Жаль. Но удачи тебе с позвонком. – Его тон звучит поразительно серьезно.
– Спасибо! – откликаюсь я через плечо. – Кстати, выставка ни капли не скучная!
– Само собой. А вот тусовка – еще как.
БИЛЛИ
Я бы с удовольствием снова поспорила с парнем на лестнице, но Оливия берет меня за руку и тянет к выходу. Мы едва не врезаемся в высокую темноволосую женщину среднего возраста, которая даже на этом торжественном приеме на фоне всех гостей выглядит особенно изысканно одетой и с оттенком веселья смотрит на нас, когда мы проносимся мимо нее. А мгновение спустя уже стоим в своих платьях без рукавов на апрельском ветру. Он стряхивает на нас капли дождя с платанов, растущих у входа в музей.
Оливия держит свою сумку над головой, что абсолютно не помогает, поскольку эта «сумка» не намного крупнее кредитной карточки.
– Машина! – кричит она, избегая моего настойчивого взгляда.
– Ради тебя самой очень надеюсь, что ты сможешь все объяснить! – отвечаю я, пока мы, приподняв юбки платьев, шагаем по улице, сворачиваем налево и обходим компанию идущих навстречу парней с бутылками пива, которые орут нам вслед всякие пошлости. К гопникам мне пришлось привыкать в первую очередь; в Ливерпуле они повсюду. И нередко даже одеты в шикарные костюмы.
В свете уличного фонаря я замечаю все новые и новые брызги воды на ткани своего горчичного платья.
– Ну, супер! Если их не получится вывести чисткой, то я в заднице. – Это платье из проката и стоит больше, чем мой ржаво-коричневый дряхлый «Форд», который я назвала Гомером.
– Я тебе помогу, – обещает Ливи. Именно этого я и боялась.
– Не надо. Напомнить тебе про мой свитер из овечьей шерсти?
– Его все еще сможет носить твой первенец суровой зимой.
Наконец мы добираемся до Гомера. Отперев пассажирскую дверцу, я обхожу капот и открываю свою. Центральная блокировка замков уже была сломана к моменту, когда в прошлом году я купила этот автомобиль, и это только одна из множества вещей, которые я не отремонтировала. Гомер получил свое имя в нашу первую совместную ночь – первую из почти тридцати, в которые я, свернувшись калачиком, спала на его заднем сиденье. Мою машину зовут так не потому, что я люблю древнегреческую литературу или «Симпсонов», а потому что долгое время она была моим домом [4]. И в каком-то смысле навсегда им останется.
Я сажусь за руль. Оливия уже залезла в салон, и пусть она, как любая уважающая себя британка, не склонна мерзнуть, все равно скрещивает трясущиеся руки перед грудью и стучит зубами.