Дочь Белого Меча

— Ну, не знаю… — пробормотал Ний. — А вдруг, как во сне, попаду куда-то не туда?.. — он посмотрел на Ягмару, как бы ища ответа. — Слушай, а ты огнепоклонница?
— Скорее да, — сказала Ягмара. — Отец говорил, что все верования суть одно, просто люди по-разному описывают то, во что верят. Рассказывал, как три слепых мудреца описывали верблюда…
— Слона, — поправил Ний.
— Кого?
— Слона. Такой огромный, серый, с клыками и с длинным носом… в Персии живут…
Он зажмурился.
— Ты что-то вспомнил? — осторожно спросила Ягмара.
— Да… голова… о, боги, голова… болит…
— Вернёмся домой?
— Н-нет… сейчас пройдёт…
Он подошёл к невысокой ограде, отделявшей цветочный сад купца Нарвата от улицы, и опёрся о неё руками. За оградой забеспокоились собаки, но тут же одна за другой притихли. Ягмаре почудилось трусливое повизгивание.
Ний постоял так недолго, потом повернулся. Лицо его было бледнее, чем прежде, но в глазах появилась какая-то непонятная уверенность.
— Хорошо, — сказал он. — Вечером схожу обязательно.
Но всю оставшуюся дорогу до Мостовой площади он молчал и смотрел не по сторонам, а под ноги. Только на самой площади он глубоко вздохнул и стал растирать себе уши…
Ний стоял с широко открытым ртом и задранной головой. Царский дворец просто ошеломил его своим видом. Четыре этажа, поднимавшиеся вверх террасами, сад на самом верху, прозрачные окна, изысканная мозаика стен… Ягмаре передалось настроение Ния, и она смотрела на привычный вид как будто новыми глазами. Резные ограждения террас завораживали, картины на стенах, стоило чуть отвести от них взгляд, оживали — и вновь замирали, когда на них смотришь. Дерево стен казалось полупрозрачным, как зимний лёд, но лёд тёплый и ласковый. И громадные окна переливались, будто гладь спокойного ручья…
— Как это сделали? — выдохнул он.
— Колдуны помогли, — сказала Ягмара. — Есть у них такие хитрые средства… Пойдём дальше?
— Да… Но я вот откуда-то знаю, что дерево быстро темнеет, а здесь смотрю по сторонам, под ноги…
— Можно и тёмным сделать, — сказала Ягмара. — Многим нравится. Колдунов можно попросить, они другой ил возьмут. Мостовые, например, часто кроют тёмным…
— Ил?
— Ну, так называется. Его в специальных тайных прудах выращивают, колдуны их никому не открывают. Говорят, он страшно древний. С тех времён остался, когда все люди были как боги.
— Э-э?..
— Отец говорил, что они никогда не работали руками, за них всё делали маленькие слуги. Люди умели разговаривать на огромном расстоянии, летать, передвигать горы и скалы, превращать вещи из одного в другое…
— А он откуда это знал?
— Он очень много знает, долго учился, читал старые книги. Даже у нас дома есть такие книги, которые только он мог читать, больше никто…
— Кем же он был?
— Как и мама сейчас: управлял хозяйством, торговал. А потом он попытался убить Черномора. Может, и убил.
— Подожди. Ты же говорила, что Черномор — это бог. Хоть… как это? — земной?
— Да, бог. Ну и что? У отца был волшебный кинжал. Из драконьего стекла. Знаешь такое?
Ний молча пожал плечами.
— Оно страшно острое и много крепче железа. И им можно поразить кого угодно — человека, зверя, чудовище, демона, бога… Бога убить, конечно, невозможно, но сильно ранить — так, что он долго ничего не сможет делать — вполне… Отец давно собирался убить Черномора, потому что тот насылает чёрный мор на людей. Чтобы его боялись и поклонялись ему. Чем больше людей поклоняется земному богу, чем больше жертв приносит, тем могущественнее он становится. И почему-то так получается, что злым и страшным богам поклоняются охотнее… А вот, смотри, самый старый дом в городе. Ему триста лет.
— Ни за что бы не подумал.
— Колдуны говорят, что ил тогда сильнее был. Дерево делалось крепче камня. Ну и не жалели его, много расходовали. Сейчас если дом сто лет простоит, не темнея — это уже хорошо. А в прошлом году в этом доме случился пожар, внутри всё сгорело, а так и не скажешь. Копоть отмыли, и всё. Ну и внутри пришлось отстраивать…
— Ничего себе. Действительно, как камень… А что случилось с твоим отцом? То есть я знаю, что он пропал…
— Его унёс Черномор. Все видели, как Черномор улетал, а отец вцепился ему в бороду и колол кинжалом.
— Понятно…
— Да никому ничего не понятно!.. — почти закричала Ягмара. — Вот зачем он это сделал? Почему именно он? Почему не послал кого-нибудь? И как его теперь искать… — голос её упал почти до шёпота.
— Найдём, — решительно сказал Ний. — Пойдём по следу и найдём.
  
7. Важные решения и семейные тайны
 
Над невысоким береговым откосом кто-то давным-давно соорудил качели — широкую доску, подвешенную на толстых верёвках к высокому суку разлапистой вековой сосны. Ствол, покрытый толстой бугристой корой, склонялся над рекой, но дерево крепко держалась полуобнажившимися корнями за землю.
— А давай? — сказала Ягмара.
Ний с сомнением осмотрел сооружение.
— Выдержит?
— До сих пор выдерживала, — засмеялась Ягмара. — Она тут — сколько я себя помню. И впятером на ней качались.
— Ну… можно попробовать.
Они забрались на доску, встали друг против друга, взявшись за верёвки, и начали раскачиваться. Как всегда, раскачаться с места получалось плохо. Тогда Ний спрыгнул, несколько сильно оттолкнул качели — и ловко запрыгнул на ходу.
— Ух ты, — сказала Ягмара. — Молодец.
— Да вот, — согласился Ний. — Тело что-то помнит. Куда-то я умел так вот запрыгивать… не помню, на что.
— Ну, раз уж ты летал на жар-птице… Надо будет попробовать что-то ещё. Вдруг проявятся и другие умения?..
— Я уже думал об этом… Ох, хорошо! Поддадим?
— Конечно!
И они поддали. В высших точках взмаха качели замирали, и вместе с ними ахало и замирало сердце. Когда качели пролетали внизу, ветер свистел в верёвках.
Наконец устали. Ний спрыгнул, ухватил доску, заставил остановиться. Ягмара шагнула на землю, покачнулась. Засмеялась, хватаясь за воздух.
— Укачало!..
Ний придержал её за локоть.
— Знаешь, я кое-что понял… вспомнил… не знаю, как сказать. В общем, я точно был моряком на корабле.
Ягмара пристально посмотрела на него.
— Вот это… когда качает, и вода далеко внизу… — продолжал Ний. — Знакомо. И ещё… как будто соль на губах…
— То есть ты плавал по морю?
— Получается так.
Ягмара с завистью присвистнула.
— Никогда не видела моря, только рассказывали — что оно как степь, только вместо ковыля — вода.
— Степь… — задумчиво сказал Ний. — Может, и степь…
— Эй, ашины! — крикнул кто-то неподалёку. — А ну стоять!
Ягмара резко повернулась на голос. Краем глаза она заметила, как Ний слегка сгорбился и подобрался.
По-над берегом к ним приближались четверо здоровенных молодых мастеровых. По красным лицам было понятно, что они или долго работали в винокурне, или выпили немало пива…
Мать всю дорогу домой сердито молчала. Ягмара потирала набрякшую щёку, трогала заплывший глаз. Ний ёрзал на сиденье санок — ему самый сильный удар пришёлся в бедро, — и время от времени чистой тряпицей промокал выступающие на ободранных кулаках капли крови.
Сабаданы не стали разбираться на месте и повязали всех. Только в стражницкой выяснили, кто есть кто, и один нарочный помчался за Вальдой, а второй — за лекарем. Лекарь требовался двум мастеровым, которые без посторонней помощи не могли стоять на ногах — так их приложил Ний… а может, и Ягмара. В общем, кто-то из них. Или оба. В горячке краткой бешеной драки было трудно разобраться, кто кого бил.
И хорошо, что в ход не пошли ни кистени, что были у мастеровых, ни ножи…
Уже в стражницкой мастеровые поняли, что напоролись на кого-то не того, и пытались извиниться. Ягмара извинений не приняла — вот ещё!.. Ний, помявшись, тоже.
Старшина сабаданов, кривой Раужо, Ягмару узнал сразу и, в общем, не усомнился в её рассказе, поскольку давно знал, что лгать она не приучена — но для порядка опросил всех, кто мог говорить. Мастеровые сначала нескладно врали, потом сознались во всём — понимали, что так легче отделаются. Их оставили в стражницкой до утра, когда придёт судья и выпишет им простимью. Ягмару и Ния сдали на руки подоспевшей взбешенной Вальде.