Дочь Белого Меча

По полгода и больше Ягмара жила в степи, перегоняя дальние табуны; сама лицом и повадками похожа была на кочевницу и многие законы и обычаи кочевые понимала. Так что в городском доме она теперь чаще просто гостила, проверяла, как тут всё без неё, а потом снова возвращалась в степь. Всё больше степь становилась домом.
Ну да, и Шеру…
Была бы хоть малая возможность, она бы забрала его с собой, но кочевники с непонятной подозрительностью и враждебностью относились ко всем степным кошкам, считая их почему-то предателями рода людского, и невозможно было объяснить, что вот этот, с полосками на лбу — этот наш, всей кровью наш, за нас — и не предаст никогда. Поэтому приходилось каждый раз вот так: расставаться и возвращаться.
Гулять вместе, потом валяться и бороться на ковре, потом гонять мелких домашних нечистиков…
Шеру услышал далёкий непонятный шум раньше всех и поднял тревогу: зашипел.
То ли в ответ на это шипение, то ли тоже услышав непонятный шум, запрядала ушами Лошадка и затанцевала, крутя головой и фыркая.
И тогда уже услышала Ягмара — какое-то уханье, посвист, клёкот — наверху? Сзади? Спереди? Как будто со всех сторон сразу, как будто переменчивый ветер нёсся по весенним кронам, но это был совсем не ветер…
На миг потемнело.
Ягмара подняла голову, пытаясь сквозь негустые ветви рассмотреть, что там наверху творится, и сильно в стороне увидела косо падающее тёмное что-то. Потом раздался характерный треск, испуганный вскрик, удар плотным по твёрдому — и шум, который трудно спутать с чем-то ещё: шум падающего дерева.
И снова удар…
Стало тихо.
Ягмара оглянулась на кота. Кот почти лежал — распластавшись, оскалившись, зажмурившись и прижав уши. Она редко видела его таким.
— Надо пойти посмотреть, — сказала она вслух. Для себя. Потому что… как-то совсем не хотелось…
Мало ли что может упасть с чистого неба.
Ягмара спешилась, постояла, немного потопталась на месте. В первую очередь надо было восстановить связь с землёй. Ведьмин лес был необыкновенно чуток. Деревья тут в основном росли высокие и тонкие — не больные, а так положено. Редко-редко среди них попадались тяжёлые охватистые и раскидистые сосны и дубы-великаны. Тонкие деревья охотно роняли на землю высыхающие хрусткие веточки. А всю землю выстилал густой белесоватый мох. Поэтому, если идти грубо, при каждом шаге будешь давать о себе знать — обязательно подвернётся под ногу невидимая звонкая ветка…
Идти надо чутко, умело.
Ягмара не стала привязывать Лошадку. Лошадка умная, сама без спросу никуда не уйдёт, а если что — убежит и кому надо расскажет… Натянула мягкие сапожки, раскатала штаны из толстого светло-серого комача, чтобы зря не царапать ноги. Достала из вьючка старый отцовский охотничий выцветший серо-зелёный кофт — более подходящий для леса, чем её собственный наряд цвета сухого песка. Шеру трижды прошёлся вокруг неё, плотно прижимаясь к ногам. Одобрил.
Лёгкий птичий лук она брать не стала — против того, кто валит деревья, он не поможет. Проверила, как ходит в ножнах старый железный нож с берестяной рукоятью — и шаг за шагом, разгоняясь понемногу, пошла, потом легко побежала, уже заранее зная, куда ставить ногу, чтобы под ней ничто не затрещало, — к месту чьего-то падения. Мох пружинил и молчал.
Рядом и чуть впереди бесшумным полосатым рыжим облаком скользил Шеру.
Бежать пришлось много дальше, чем показалось поначалу.
За заросшей влажной ложбиной начинался уже совсем другой лес — сухой, выветренный, прибрежный. Здесь Ягмара увидела первые следы чьего-то падения с небес — деревья со срубленными верхушками. Она осмотрелась, не переставая бежать, и в ложбине, в зарослях черёмухи, увидела здоровенную сосновую ветвь, совсем свежую. Сосна стояла… вон там. Значит…
Она остановилась, оглянулась, сделала несколько шагов в сторону — и теперь вдруг увидела всё.
В тонких деревьях по эту сторону лощины была пробита широченная дыра, сказочный зверь индрик пройдёт, — а в самом конце дыры, среди изломанных и расщеплённых деревьев, лежала неподвижно огромная чёрная птица; одно крыло торчало прямо вверх, как корабельная мачта, и уцелевшие с синеватым отливом перья, каждое длиной в весло, шевелились на ветру.
— Хха-а… — сказал Шеру.
Он стоял на трёх лапах, правую переднюю приподняв и вытянув; когти сжимались и разжимались. Шерсть вдоль хребта поднялась, напряжённый хвост подрагивал.
— Спокойно, брат, — тихо сказала Ягмара.
Она перестала дышать и стала слушать лес.
Тихо.
Не в смысле — совсем тихо, а просто никаких нездешних лишних звуков.
Журчание листвы… а птицы в ведьмином лесу вообще всегда помалкивают. Кроме ранней весны…
— Пойдём, — сказала она, — посмотрим поближе… Держись рядом.
Они потихоньку, шаг за шагом, приблизились к птице. Вблизи она была просто огромна, Ягмара никогда таких не видела, а касаемо того, что рассказывали… ну, мало ли что рассказывают. Про зверей с зубами наружу и хвостом на месте носа тоже рассказывают…
От птицы пахло, как от сильно запущенного курятника на солнцепёке. И мускусом. И чем-то незнакомым, но не менее противным.
И ещё от неё исходил жар, как от недавно протопленной печи.
Держась на всякий случай в нескольких шагах, Ягмара медленно обошла птицу вокруг. Птица лежала на боку, поджав одну чешуйчатую ногу и судорожно вытянув другую. Шея была длинная и покрытая перьями немного другого оттенка — блёклыми серо-коричневыми. Небольшая сравнительно с телом голова была свёрнута набок, мощный клюв раскрыт; глаза, не успевшие затянуться плевой, неподвижно и мёртво смотрели вверх, в недосягаемое теперь небо.
Шеру вздохнул, успокоился и теперь только морщился от неприятного запаха.
Потом он поднял голову и прислушался. Что-то происходило там, дальше, куда птица не долетела.
Стараясь не спускать с птицы глаз, Ягмара переступила через поваленную, обломленную ударом у самого комля осину — и увидела прикрытые ветками ноги в мягких рыжих сапогах…
Высвободить лежащего из-под кроны дерева оказалось нелегко, но Ягмара понемногу справилась.
Он был жив, но, похоже, сильно побился, поэтому она так долго и провозилась: боялась повредить сильнее. Парень, короткие белёсые волосы в запёкшейся крови, лицо исцарапано до мяса, но глаза целы; дышит; руки и ноги вроде бы не переломаны, но проверять не стоило; а вот рёбра, наверное, уцелели далеко не все. Ягмара нашла поблизости и вырубила небольшую ёлку, отсекла ветки с одной стороны и примяла с другой — так, чтобы получилась плоская волокуша. Осторожно перевалила парня на неё — головой к комлю, — прихватила его же кушаком, чтобы не свалился.
И шаг за шагом поволокла.
Шеру шёл рядом, ободрял.
Впрочем, тащить по мху было не так уж трудно — тем более, что можно не заботиться о бесшумности. Полсотни шагов — отдых. Ещё полсотни…
Лошадка услышала, умница, и пошла навстречу.
Тайная надежда Ягмары, что парень наконец очнётся и встанет на ноги, не оправдалась: он так же мерно дышал, но ни на что не реагировал.
Поэтому Ягмара, ворча себе под нос, соорудила волокушу посолиднее: из двух ольховых жердей, скреплённых поперечинами. Она уже давно тихо радовалась, что сегодня отправилась на прогулку, снарядив Лошадку по-киммерийски: с надёжным шором-нагрудником и крепкими подпругами на медных пряжках, удерживающими седло-йехр из твёрдой варёной кожи с лёгкти деревянным каркасом. К йехру киммерийцы цепляли различную дорожную поклажу, а также головы врагов, и седло было для этого прекрасно приспособлено. Реши она прогуляться по-скифски, на войлочной подушке, сейчас проблем было бы куда больше…
А могла ведь и вообще отправиться без седла. Но мать такое почему-то не одобряла.
Крепко прикрутив к йехру сыромятными ремешками концы волокуши, Ягмара затащила на неё найдёныша вместе с ёлкой — чтобы лишний раз не перекладывать; закрепила, проверила — будет держаться. Похлопала Лошадку по крупу, благодаря за ум и терпение, взяла под узду и повела к городу. И только тут вдруг сообразила, что мать, наверное, на мельнице — то есть втрое ближе, можно сказать, совсем рядом.