Дочь Белого Меча

— Да, — сказала она, — это оруч Акболата… Что с ним?
— С отцом? — переспросила Ягмара. — Я думала, все знают…
— Все знают, что его унёс Черномор. Я спрашивала не тебя, девочка, я спрашивала оруч…
Ягмара уставилась в пол. Потом подняла глаза. Букторо всё так же держала Ния за запястье, слабо поглаживая.
— Но нет, — сказала она наконец. — Он молчит. Да и с тобой, мальчик, всё совсем не так просто…
— Мне говорили, — сказал Ний. — Чара…
— Чара есть, но есть ещё что-то за чарой. Какая-то тёмная тайна… Вот что. Расскажите мне всё с самого начала. По возможности с самыми мельчайшими подробностями…
Выслушав историю, Бекторо долго молчала. Потом позвонила в колокольчик. Беззвучно возник рыжий ученик.
— Принеси вино и блюдце.
Ученик вернулся не сразу. В одной руке его был полупустой обвисший мех, в другой — что-то, обёрнутое шёлком. Свёрток он с полупоклоном подал волшебнице, а гостям жестом предложил подставить чаши.
Вино было густым и почти чёрным. Как кровь из синих жил, подумала Ягмара.
— Закройте глаза. Пейте и думайте о своём…
Ягмара так и сделала. О чём думать? И тут же сам собой вспомнился дом, мама, тут же — табуны, и как она несётся вскачь, а рядом скачет отец, его шёлковый плащ развевается, над головой летит ястреб… Вино было сладким, как мёд, и горьким, как полынь. Оно таяло во рту, и даже не надо было глотать. Голова начинала кружиться…
— Достаточно, — сказала Бекторо. — Горо, забери чаши.
Ягмара отдала чашу с сожалением. Ний, кажется, тоже.
На полу перед Бекторо стояло сияющее серебряное блюдо с высокими узорчатыми краями. Она слила туда вино из обеих чаш. Ягмаре показалось, что вино не смешивается, что по середине блюда проходит неровная, но вполне различимая граница…
Бекторо провела над чашей ладонью, и граница исчезла. Но вдруг появились какие-то пятна и пузырьки. Потом над чашей стал подыматься лёгкий дымок.
Теперь Бекторо держала обе руки над чашей, будто положив их на невидимый купол. Под куполом продолжало что-то происходить. В вине образовался островок, приподнялся, наклонился, обрушился. К ладоням волшебницы потянулись струйки и капли, не дотягивались, падали обратно. Потом Ягмаре показалось, что под руками Бекторо мелькнул парус…
И вдруг всё исчезло. Теперь вино было чёрным и блестящим, как лучший дёготь.
Бекторо убрала руки. Лицо её выглядело очень усталым.
— Я ничего не узнала, что было бы полезно вам, — сказала она. — Ния охраняет сильное тёмное волшебство, проникнуть сквозь него можно только разрушив его, а разрушить его — значит, наверняка погубить мальчика… Поэтому оставим пока эту затею. Пустим в ход холодный ум…
Она помолчала.
— Разумеется, ваша встреча в лесу не была случайной. Кто-то — не знаю, кто, но он очень сильный волшебник, — послал тебе, девочка, письмо. В виде живого человека, лишённого памяти, но с ясной метой на руке. Этим письмом он велел тебе прийти к нему. Не знаю, зачем. Вы сделали всё, что он хотел от вас, и вы теперь, наверное, на полпути к цели. К его цели. Что он хочет получить — тебя саму или какую-то вещь? Это пока без ответа. Хотя… ты взяла что-то из дому?
— Да, — сказала Ягмара. — Это оберег моей матери. Отец говорил, что это помогло ей защититься от Черномора…
— Что ж, возможно, вполне возможно. Но мы всё равно не знаем, кто послал письмо: сам Черномор или Акболат. Или вообще кто-то третий… И я не знаю даже, случайно ли я сама встретилась вам на пути. И вот со всеми этими незнаниями мы должны решить, что вам делать дальше.
— Я всё равно… — начала Ягмара, но Ний мягко положил свою руку на её.
— Госпожа волшебница, позвольте мне высказаться первым. Потому что… потому что я не могу жить так, как сейчас. Во мне что-то кипит и иногда выплёскивается, и иногда это… это страшно. Мне нужно пройти весь путь до конца и наконец понять, кто же я такой. И даже если в конце меня ждёт смерть или что-то хуже смерти… я просто не в силах остановиться. Потому что иначе… мне сказали, что я даже не могу умереть, как нормальный человек… но и жить я так не могу. Что-то должно решиться — так или иначе, в ту сторону или в другую. Вы сказали, что можно разрушить то колдовство, которое меня таким сделало, но это меня убьёт… Могу я в случае неудачи обратиться к вам за… этим?
Бекторо внимательно посмотрела не него. Ягмаре показалось, что глаза волшебницы изменили цвет — были зеленовато-карие, а сейчас сделались почти чёрными.
— Сама я не смогу. Преступать через обеты — это не просто запрещено, это невозможно. Как невозможно самому содрать с себя кожу… Но я знаю, кто может тебе помочь, а я помогу ему. Ты просто получишь в руки свою смерть и сможешь ею сам распорядиться, когда и если придёт такая нужда. И мы сделаем это сегодня ночью. Согласен?
— Да!
— Теперь говори ты, дочка.
— Мне тоже нужно дойти до конца. Я догадывалась обо всём том, что вы сказали… но мне нужно найти отца. Даже если не он послал мне Ния с оручем на руке, то ведь тот, кто послал, должен что-то знать о нём?
— Допустим, — сказала Бекторо. — Допустим, ты узнаешь о судьбе отца и умрёшь? Стоит ли оно того?
— Это крайний случай, — сказала Ягмара.
— Это очень возможный случай, — сказала Бекторо. — Я бы сказала, самый возможный.
— Ничего не поделать, — сказала Ягмара. — Даже если есть хоть малейшая возможность того, что отец жив и что это он послал за мной, и что я могу помочь ему… там, где он находится… Я пойду.
— Что ж… Когда-то я знала Акболата. Теперь я узнаю его в тебе.
— Вы знали отца?
— Да. Но это долгая история, которую я, может быть, расскажу при следующей встрече. Сейчас я вас отпускаю — тебя, девочка, до завтра, а ты, мальчик, придёшь сюда к закату. Попробуй поспать, тебе понадобятся все твои силы. Теперь мой совет: сейчас побродите по рядам и постарайтесь купить всё, что вам неожиданно понравится. Это могут быть самые простые вещи, которые вам вроде бы и не нужны… или наоборот — непонятные, которые вы никогда бы не купили в здравом уме. И обязательно попадите на продажу имущества воров…
— Воров?
— Да, воров наказывают также отъёмом их имущества. Выручка идёт в общую казну торжища, на прощальный пир. Но вы на него уже не останетесь. Продажа будет проходить возле судебного шатра. Начнётся ближе к вечеру, будет сигнал трубами и барабаном, его невозможно не услышать…
— Ты правда догадывалась, что всё произошло не случайно? — спросил Ний, когда они вышли из шатра.
— Ну не дура же я, — сказала Ягмара. — Ты падаешь с неба рядом со мной, к руке привязано письмо… Как это можно иначе понять?
— Да… — Ний покивал. — Но как-то унизительно ощутить свою роль… даже не почтальона, а почтового голубя… да даже не голубя, а камня с запиской, который перебрасывают через стену…
— Что делать, — сказала Ягмара. — Греки говорят, что мы игрушки в руках богов. Я, правда, думаю, что мы довольно опасные игрушки…
— Надеюсь. Ладно, что нам волшебница сказала? Ходить по рядам и покупать что-нибудь необычное?
— Да. Просто трудно переключиться… Давай пока просто постоим. И ещё я хочу пить.
Шеру что-то шепнул ей на ухо.
Ягмара повернулась к нему, и тут же взгляд её упал на голубой шёлковый платок, который девочка-торговка расправляла на верёвке.
— Берём, — сказала Ягмара. Ний полез за пазуху за деньгами…
Они накупили столько, что пришлось нанимать мальчика и с его помощью нести всё к шатрам. Там их и застали сигналы деревянных труб и барабанов.
— Надо идти, — сказал Ний.
— Хотя и не хочется, — сказала Ягмара. — И так и так — покупаешь краденное. Но поскольку так велено… Ладно, пошли.
Желающих купить краденное было немало, но предложение не радовало — старые шатры и палатки, выбитые до пролысин ковры, плохая упряжь, никчёмная одежда… Прошлись вдоль коновязи и тоже разочаровались: воровские кони, по легендам уходящие от любой погони, были худые, с неухоженными копытами, спутавшимися хвостами и гривами. Уже поворачиваясь, чтобы уйти, Ний вдруг тронул Ягмару за плечо, показал лёгким кивком на самый конец коновязи. Там понуро стоял, свесив голову до земли… Ягмаре сначала показалось — жеребёнок. Но нет, для жеребёнка у него была слишком большая голова и густая грива. Они подошли поближе. Про таких лошадок, которые водятся или высоко в горах, или в далёких степях на пути к Цересу, Ягмара слышала; они были даже ниже осликов, и ехать на них можно было только подобрав ноги. Но что-то в этом коньке было необычное, только Ягмара не могла понять, что именно. Ей вдруг показалось, что конёк просто старательно притворяется коньком, а на самом деле он — кто-то другой. Или что-то другое… Она моргнула, и да — в коньке будто бы что-то переменилось, неуловимо, необъяснимо… какое-то мерцание было вокруг него, как в жару над солончаком.