Дочь Белого Меча

— Всё, — сказал он. — Нету коней…
Со светом разобрали скарб — что нести, а что бросить. Ягмара развернула узел, где лежали вещи, купленные на торжище в незапамятные времена и для непонятных целей. В дороге она почему-то почти забыла про них…
Теперь всё это казалось неуместным… нет, неправильно — лежащие перед ней вещи теперь несли какой-то странный немыслимый смысл… и даже не так — они были только масками каких-то иных вещей, совершенно от них отличных и используемых по-другому… Или так только казалось ей, потому что она плохо понимала, что происходит, и знала одно — скоро ей предстоит умереть. Как умерли кони.
Было совсем не страшно.
Она взяла рукавицы. Сунула руку внутрь. Было просторно и очень тепло. Подумала, что туда можно забраться целиком. Забралась. Было как во сне. От тепла вскоре заломило ноги, потом по спине побежали горячие мурашки — как в бане… захотелось спать… Ягмара очнулась, выбралась из рукавички. Мороз был даже приятен.
— Ний! Вазила! Скорее идите сюда!..
Бусы и полулуница делали невидимыми. То есть не совсем невидимыми, но человек становился неинтересным глазу, взгляд с него соскальзывал и устремлялся на что-то другое. В сапожках удивительно легко шагалось, и можно было много всего взять на плечи. Шапка неимоверно обостряла зрение — скажем, на перевале были видны следы, недавно там прошли несколько горных коз… вот что они едят здесь? Безрукавка пока оставалась непонятной, Ягмара надела её и почувствовала какие-то изменения в себе, но понять, что это за изменения, не смогла. Платок, пояс и гребешок тоже пока помалкивали, но от них исходили сила и спокойствие. Дудочка и рожок были неуместны здесь, но Ягмара знала, что они предназначены для какого-то другого места. Сандалии тоже нужны были для другого места, на какой-то миг Ягмара даже увидела это место, но сразу забыла его. Вот, значит, каково Нию… И только нож и бубен оставались совершенно загадочными, тёмными и страшноватыми.
Шеру вылез из рукавички, потянулся.
— Лезь-ка обратно, — сказала Ягмара.
Кот недоумённо посмотрел на неё, но залез. Ягмара подняла рукавичку… нет, вес кота никуда не делся.
А жаль…
И — увы — не было ничего, что могло бы помочь с едой.
Шли быстро. Впереди неслись Колобок и Шеру, следом навьюченный Ний в сапогах-легкоступах, за ним Ягмара с небольшой торбой, замыкал Вазила, надевший шапку и теперь видящий всё. На перевал вышли чуть за полдень, остановились ненадолго.
Долина, похожая на сверкающую чашу, лежала перед ними. Всё было идеально белым, сверкающим, кроме противоположного склона, где синел далёкий лес. Спуск вниз казался ровным и прямым, но следы коз уходили влево.
— Вижу, — сказал Вазила. — Дворец. Вон там…
Он показывал на что-то рукой, но Ягмара, как ни всматривалась, не смогла увидеть ничего.
— Что-нибудь ещё видишь?
— Да, но не могу понять… Наверное, какие-то развалины. Правее дворца.
— Ладно, — сказала Ягмара. — Подойдём — рассмотрим. А коз не видишь?
Вазила поводил головой.
— Да вот же они…
Маленькое стадо неподвижно стояло примерно на половине спуска.
— Не догнать, — сказал Ний.
— Посмотрим…
Новое знание возникло в голове Ягмары как бы ниоткуда, само собой. Вот только что ничего не было, а потом сразу появилось.
Она сунула руку в узел и достала рожок. Поднесла ко рту. Рожок издал неприятный свист. Козы не шелохнулись.
— Далеко, — сказала Ягмара.
— Он что, их приманивает? — спросил Ний.
— Да.
— Тогда спускаемся…
И они ходко устремились по следу коз.
Мясо ели сырым и горячим, лишь присаливая последней солью. Вазила, помявшись немного, забрал козий желудок и отошёл в сторону, полагая, что будет смущать друзей своей трапезой. После еды с новыми силами двинулись вниз.
Над долиной всё ещё голубело небо, а внизу уже сгустилась тень. Она была гуще, чем можно было ожидать при такой белизне снега. Поэтому заночевать решили ещё на склоне, в самом его низу, где уже начинался густой кустарник — правда, засыпанный почти по самые верхушки.
Скоро выяснилось, что полулуница позволяет видеть в темноте…
Забрались в рукавичку, головами к горловине; кот устроился в ногах и громко урчал. Огня решили не разжигать — тепло и так, а раскапывать кусты и добывать дрова, чтобы растопить снег, после долгого пути не хотелось — да и привлекать к себе внимание ни к чему. Набили котелок и поставили в рукавичку рядом с собой — скоро была готова вода.
— Я вот чего не пойму, — сказала Ягмара. — Если здесь всегда зима — то откуда взялись кусты и деревья? И козы были сытые. Не из-под снега же они траву добывают?
— Это был ягель, — сказал Вазила.
— Ну даже ягель. Всё равно как-то странно.
— Может быть, когда Лютобог отсюда уходит, тут становится лето? — предположил Ний.
— Может… — с сомнением сказала Ягмара. — Может, и так…
Четыре года назад
Прибежал мальчик, посыльный одного из людей Галамлиэля, принёс записку. В записке говорилось, что судилище над сыном Галамлиэля откладывается на час, на после заката — и значит, начнётся тогда, когда диспут на площади будет в разгаре.
То есть, скорее всего, и не начнётся вовсе…
Акболат оделся во всё тёмное и пошёл в комнату для молитв. Там он просто сидел и ждал, когда пройдёт время. Самым сложным было — ждать.
Потом он снял со стены и надел на шею под одежду тангу Лютобога. По двум соображениям. Если его убьют, это отведёт подозрение убийц как от всех бетхани Заратуштры вообще и от Мокшана в частности, так и от садокидов. А кроме того, с каких-то пор Акболат стал понимать, что, пожалуй, нашёл себе своего бога-покровителя.
Это с его ледяным дворцом картина несколько лет висела в ногах его кровати, и это её он видел каждое утро, просыпаясь…
Мастер никогда не говорил об этом, но Акболат не мог не понять, что это неспроста: ведь Лютобог был единственным, кто судил других богов.
Пришёл Шеру, помолчал рядом. Акболат положил ему руку на плечо, прося уверенности. Шеру уверенностью поделился. Спросил: может, помочь чем-то ещё?
Позаботься о девочках… если что.
Всё будет в порядке, сказал Шеру.
Настал час.
Акболат велел Араму отправить пустыми парадные крытые носилки к площади дебатов, а сам сел в простые, для деловых встреч. Дорога его была в сторону порта, и где-то на полпути сквозь мерный топот носильщиков он впервые услышал гомон толпы. Через волосяную сетку окон было плохо видно, но показалось, что в направлении площади переулками бежали люди с дубинками и факелами.
Как бы весь город не сожгли, подумал он. Хотя эти дома не сожжёшь…
Не доходя портовых ворот, там, где начинались и гостеприимные дома, он велел остановиться. Сейчас пустой, стоял крытый досками и соломенными матами крытый рыночек на два прилавка; днём здесь торговали пирогами, пивом и местным квасом из сосновых побегов.
Акболат скользнул наружу, велел носильщикам отойти к дому Двух сестёр и там ждать его, сам остался. Быстро сгущались сумерки, готовые стать тьмой. Позади уже слышно было, как дрались.
Вдруг он испугался, что всё рассчитал неправильно и что пророк Эзра со своим чудовищем не на тетреме, а в лагере царевича. Что из того, что никто из соглядатаев его там не видел?..
Он взлетел на навес рынка и распластался там. Тетрема отсюда была видна, и были видны масляные огни на палубе.
И ровно в тот момент, когда он их увидел, огни начали гаснуть.
Всё рассчитал Акболат и сделал бы дело тихо, но случилось то, что случилось: едва стонущие под тяжестью гроба носильщики миновали навес, на котором изготовился к прыжку Акболат, как из-за угла наперерез им выскочили десяток парней с факелами и дубьём; красные повязки перехватывали их лбы. Помост с гробом качнулся, накренился, заскрипел.
Схватка началась и продолжалась молча, без слов, и только громкое дыхание и хэканье позволяло понять, что же это за удары твёрдым по жёсткому сыплются один за одним…