Моссад : Секретная разведывательная служба Израиля

В конце концов суд был настолько тронут озабоченностью обвиняемых судьбой Израиля, что даже прокурор Ганс Виланд запросил чисто символический срок наказания. Он сказал: «Деятельность немецких ученых вызывает глубокую тревогу всего мира».
Этот процесс означал моральную победу Моссад. Под давлением общественного мнения, представлявшего деятельность германских ученых в Египте как «дьявольскую», правительство ФРГ издало закон, запрещающий своим гражданам работать на ракетных и других военных заводах Насера. Постепенно все немецкие специалисты вернулись на родину.
Конечно, Моссад преувеличил опасность, которую несли Израилю немецкие друзья Насера. Немецким специалистам так и не удалось усовершенствовать систему наведения ракет, без которой ракета как оружие была практически бесполезной. Когда маршал Абдель Хаким Амер приехал на испытания одной из последних ракет, которая, как ему доложили, была в отличном рабочем состоянии, он чуть было не погиб: ракета оторвалась от земли на несколько метров и рухнула, охваченная огнем. В докладе Моссад об этом инциденте говорилось: «Ракета перевернулась в воздухе и упала почти что на голову маршалу, который спасся бегством».
Ничего не получилось и со сверхзвуковым самолетом, обещанным Вилли Мессершмиттом. В ярости Насер набросился на своего друга Хассана Камиля и потребовал, чтобы тот возвратил деньги, которые он получил как посредник. Камиль, однако, не вернул ничего: он объявил в швейцарском суде о своем банкротстве. Программа вооружения Египта провалилась.
И все же скандал вокруг военной программы Насера привел к одной жертве в Израиле: он стал причиной острейшего конфликта между Исером Харелом и его метром Бен-Гурионом.
Втайне от Исера Бен-Гурион заключил секретное соглашение с канцлером Аденауэром. На встрече, состоявшейся в нью-йоркском отеле «Вальдорф Астория», они договорились, что ФРГ выплатит Израилю крупные суммы в качестве возмещения за преступления нацистов, а также поставит Тель-Авиву большие партии современного вооружения.
Таким образом, ФРГ выступала главным поставщиком вооружения Израилю в то время, когда Моссад разворачивал свою кампанию террора против немецких ученых. Это обстоятельство вызывало у Бен-Гуриона глубокую озабоченность. Он был убежден, что реальная опасность Израилю не так серьезна, как ее пытался представить Исер. Но даже если шеф Моссад был полностью прав, направление писем и посылок, начиненных взрывчаткой, в адрес граждан ФРГ могло бы поставить под угрозу добрые отношения, которые с таким трудом ему удалось установить с Аденауэром. Он смотрел в будущее и надеялся на полную нормализацию отношений между Израилем и ФРГ. Бен-Гурион понимал, что в интересах страны нужно было делать все для улучшения, а не для осложнения отношений с ФРГ.
В конце марта 1963 года Исер и Бен-Гурион обсуждали сложившееся положение. Они разговаривали в отеле на берегу Тивериадского озера, где премьер-министр находился на отдыхе. Бен-Гурион поставил вопрос прямо: «Исер, Бонн помогает нам танками, вертолетами, кораблями и другими вооружениями. Как тебе известно, делегация из ФРГ уже побывала здесь, для того чтобы обсудить вопросы, связанные с дальнейшими поставками. Развернутая тобой кампания террора вызывает недовольство немцев в Бонне, ведет к вражде. Поэтому ты должен немедленно это остановить».
Исер всегда боготворил Бен-Гуриона, человека, возглавлявшего Израиль в самые трудные годы — рождения и становления как независимого государства. Но по вопросу о германских ученых позиция премьера была однозначной. Такое, как он это называл, «умиротворение», несомненно, приведет к катастрофе.
В то время Исер находился на вершине славы. Престиж его организации был очень высок. Похищение Эйхмана было все еще свежо в памяти его соотечественников. Исер знал, что Бен-Гурион приближался к тому возрасту, когда пора уже думать о покое, и видел себя как наиболее подходящую кандидатуру в качестве его преемника. За годы работы Харел приобрел такой огромный опыт, что считал своим долгом выйти из тени и открыто противопоставить себя человеку, которому он преданно служил больше десяти лет.
 
Несмотря на пожелание Бен-Гуриона, шеф Моссад приказал значительно активизировать проведение террористических актов против немецких ученых. Это был первый и единственный случай, когда он пошел против воли премьер-министра.
Через неделю после встречи на Тивериадском озере те же собеседники имели сложный разговор в кабинете премьер-министра.
Наблюдатель наверняка отметил бы внешнее сходство между Исером и Бен-Гурионом: оба невысокие, с жестким выражением лиц. Даже походка у них была похожа — быстрая и неровная. Более десяти лет они работали рука об руку при полнейшем взаимопонимании и доверии, но характер их отношений можно было безошибочно угадать с первого взгляда: Исер был подчиненным, Бен-Гурион — начальником.
Теперь эти взаимоотношения были испорчены, доверие подорвано.
Они взглянули друг на друга, и премьер-министр сказал:
— Я хочу лично посмотреть все документы. Я хочу сам убедиться в достоверности информации о немецких ученых и об их ракетах.
Это был первый случай, когда Бен-Гурион выразил сомнение в сделанных Исером выводах. Более того, впервые он хотел увидеть все собственными глазами, впервые поставил под сомнение мудрость и опыт начальника Моссад. Исер был оскорблен до глубины души.
— Если вы мне не верите, — объявил он, — я готов подать в отставку.
Не сказав больше ни слова, он поднялся, повернулся к Бен-Гуриону спиной и пошел к дверям. Перед тем как покинуть кабинет, он обернулся и сказал:
— Ответ вы получите у моего преемника!
Спустя несколько часов премьер-министр понял, что Исер не намерен брать свои слова обратно. Своему помощнику он сказал:
— Этот солдат действительно уйдет в отставку. Бен-Гурион предпринял попытку примирения. В тот же день после обеда он позвонил Исеру. Это был редкий случай, когда он прибегал к такому способу общения, который назвал «американским». На его звонок никто не ответил.
На следующий день на стол Бен-Гуриона легло официальное прошение об отставке. Появившееся в газетах сообщение об этом ошеломило всю страну. В Моссад встретили эту весть с большой озабоченностью. Один из близких к Исеру сотрудников сравнил положение с землетрясением. «Харел сконцентрировал в своих руках очень большую власть, — сказал он, — и им лично принималось столько важнейших решений, что некоторое время мы чувствовали себя на корабле, у которого потерян руль. Он создал Моссад и сделал его тем, чем он является. Никто из нас даже не подозревал, как много значило для всей организации иметь Исера во главе… Конечно, было большой ошибкой наделять одного человека такой большой властью».
Для расследования причин отставки Исера был создан секретный комитет, который допросил Бен-Гуриона, что привело последнего в ярость. Он считал, что всем этим манипулировал Исер, который хотел оказать давление на прессу и поэтому представил свою собственную версию случившегося. В течение последних месяцев премьер-министр чувствовал некоторую отчужденность и нарастающую усталость. Возня вокруг отставки Исера стала последним толчком и к его отставке через некоторое время. Он передал бразды правления Леви Эшколю.
Тем не менее Бен-Гурион написал Исеру: «Даже после всего, что случилось после вашей отставки, мое мнение о таланте, лояльности, патриотизме, которые всегда были вам присущи, не изменилось ни на йоту. Я был против вашего ухода. Но вы отвергли мою просьбу забрать назад прошение об отставке. Это, конечно, ваше личное дело, и тут я вам не судья».
Меир Амит, заменивший Исера Харела на посту директора Моссад, разительно отличался от своего предшественника. Выпускник Колумбийского университета, возглавлявший ранее военную разведку, он был культурным, даже утонченным военным, говорившим на нескольких иностранных языках. Вскоре после своего назначения директором Моссад Амит приступил к реорганизации службы в соответствии с современными, более демократичными требованиями.