В стране цветущего граната (СИ)

После завтрака девушка спустилась во внутренний дворик, заметив хозяйку, предложила свои услуги садовника. Урсула хотела было возразить, но поняла, что девушка жаждет быть полезной и к тому же скучает по её сыну. Указала на клумбу, заросшую сорняками, в тайне радуясь, что предполагаемая невестка оказалась не лентяйкой, предлагая свои заботливые руки в любой сфере быта.
Обработав розарий, гостья наткнулась на бурные заросли садовой ежевики. Сразу возникла мысль испечь пирог с её начинкой.
— Урсула ханум, — обратилась девушка к хозяйке. — Я нашла в саду ягоды.
— Да?
— Как Вы относитесь к идее приготовить десерт? Завтра приезжает Селим, мне бы хотелось его побаловать вкусным.
— Полностью одобряю твоё предложение, дорогая. Пойдем, покажу где хранятся нужные продукты.
Урсула не могла нарадоваться на девушку. Очень хотелось признать в ней дочь, но сама себя останавливала, стараясь не забегать вперёд.
Солнце находилось в зените. Люция, сбежав из одиноких грустных стен дома, отправилась на пляж, уже знакомой тропинкой. В эти рабочие часы линия берега почти пустовала, если не считать залетных туристов, скучающих студентов и чаек, не имеющих графика полетов и кормления. Широкополая шляпка и очки тщательно защищали не только от солнца, но и от любопытных глаз. Ей требовалось уединение и расслабление. Внешне казалось, что все в порядке, но в душе за эти дни столько всего перевернулось. Она отдавала себе отчет в том, что после приезда Селима их отношения претерпят ряд серьёзных изменений. И когда он спросит её, она должна быть готова дать четкий ответ. Главное, чтобы он был верным.
Люция, обхватив горячий противень ватными рукавицами, осторожно вынимала его из духового шкафа и не заметила, как кто-то подошёл быстро сзади и помог пристроить его на столе. Обернувшись со словами благодарности, так и застыла с открытым ртом. Выдержав паузу, все же произнесла вежливо:
— Спасибо, Али муаллим.
— Всегда к услугам, дорогая, — благожелательно откликнулся хозяин.
После того злопамятного ужина они практически не контактировали, лишь говоря: «добрый день» или «добрый вечер». Сегодня видимо настал час примирения.
— Это ты сама испекла или…?
Она не дала ему договорить:
— Сама. Урсула ханум мне позволила похозяйничать. Надеюсь, вы не против? Некоторая напряженность так и сквозила, но обе стороны готовы были зарыть топор войны.
— Нет, конечно! Только смущает твой вид в фартуке, — тут его лицо начало расплываться в улыбке. — Не хотелось бы прослыть эксплуататором гостей.
— Ой, что вы, мне все равно нечем занять себя, да и приятно сготовить что-то к чаю.
Али уже водил носом воздух, предвкушая лакомство. Люция, видя его нескрываемый аппетит, рассмеялась:
— Даже не думайте съесть его сейчас, я готовлю его к приезду ваших сыновей.
— Вот досада-то, а! Я же ночь не проживу в томительном ожидании кулинарного чуда. Сжалься, девушка! — он притворно жалобно умолял выделить ему хоть кусочек, и Люция, не устояв перед обаянием хозяина, отрезала добрую порцию ежевичного пирога.
Урсула, зайдя на кухню, даже сбилась в походке, увидев неожиданную картину: гостья и муж сидели за столиком и мило беседовали, попивая ароматный чай и облизывая пальцы от джема.
— Ты только ради таких пирогов должна остаться у нас! — шутливо требовал он.
— Если вы будете их часто кушать, то от стройности и след простынет!
— Не простынет, я начну заниматься спортом наряду с сыновьями.
Хозяйка тоже подсела к ним, разделив десерт и беседу. Вечер прошёл благополучно и никто уже не помнил былых обид.
Ей что-то мешало спать: щекотало нос, веки, шею. То колючее резко, то нежное, но назойливое. Она попыталась увернуться, но ощущения не исчезли, а лишь переместились на другие части тела. Послышался легкий смех. Такой ласковый, обволакивающий, как лучик солнца на рассвете. Люция резко открыла глаза. Небо едва розовело и в комнате ещё царил полумрак, давая лишь разглядеть силуэт лица. За считанные секунды он обрел знакомые до боли черты: прямой нос, гордо выдвинутый подбородок, припухлые губы, так манившие её и глаза: два темных омута, излучавших нетерпение. Стоит в них задержаться взглядом — можно утонуть и никогда не найти обратно дорогу к всплытию. Она на выдохе произнесла его имя, он просто кивнул в ответ и в отчаянии устремился к её шептавшим устам. Он и она, каждый стремился испить живительного источника, разделить ожидание предыдущих дней, затмить тоску, согреть душу. Селим так много хотел себе позволить, а Люция готова была столько ему дать, что оба не заметили, как его шершавая ладонь проникла под рубашку, откровенно лаская грудь. Она вскрикнула от пронзивших её чувств, Селим резко отдернул ладонь, будто обжегся и, не удержав равновесия, свалился с края кровати, упав на пятую точку. Люция резко села на постель. Сердца их готовы были выскочить, дыхание сбилось, но они были счастливы, что снова рядом.
 
Селим попытался подняться с пола, но ноги не подчинились и он, бросив попытку, просто разлегся всем телом на ковре, смеясь над своей неуклюжестью. А потом и вообще расхохотался над ситуацией в целом.
— Вот это свидание, просто фантастика! — пробормотал он в перерыве между репризами.
Люция никак не ожидала такой резкой перемены настроения, встав в позу кошки, свесилась с кровати и наблюдала, что с ним происходит.
— Селим, — громким шёпотом сказала она. — Ты совсем обалдел, ржёшь как конь, сейчас разбудишь родителей и они узнают, что ты со мною в комнате. Мне страшно представить, что тогда будет.
— Что, что, отец нас назавтра поженит и всё, — неуклюже пошутил Селим, продолжая веселиться.
— Да прекрати же ты наконец! — и в довершение своего требования закинула в него подушкой.
Теперь он, резко замолчав, приподнялся на локтях и стал созерцать открывшуюся ему картину. Люция не видела себя со стороны и Селим наслаждался созерцанием её соблазнительной гибкости какую-то долю минуты, пока та не сообразила, что собою представляла: вырез на груди открывал всю форму грудей, короткая рубашка задралась, обнажив часть ягодиц. Она прочла в его глазах своё отражение и резко села, натягивая пижамную майку. Селим медленно поднялся с пола и, не вставая на ноги, приблизился к её изножью. Присев на пол, взял ладонь и не теряя её взгляда, прижался к ней губами, прошептал:
— Не представляешь, как я без тебя скучал. Мне эти три дня вечностью показались.
— Ох, Селим, а я умирала от тоски в этих одиноких стенах.
— Не знаю, как я существовал без тебя, а теперь при мысли о том, что ты должна будешь уехать, я начинаю терять рассудок.
— Тише, не говори о разлуке, я пока ещё здесь.
— Ой, мы смяли букет, — виновато произнёс Селим.
Люция только что обнаружила у себя на кровати цветы. Те самые, что щекотали её органы чувств. Герберы, гвоздики и васильки, каждый требовал, чтобы его понюхали первым. От избытка чувств она просто уткнула в них лицо, пряча признание, нежность и смущение. А Селим продолжал ласкать её пальчики, ладошку.
— Я считал часы до рассвета, но солнце будто замедлило ритм. Ты знаешь, как я у тебя оказался?
Люция отняла лицо от букета:
— И как?
Он посмотрел в сторону балкона. Она поняла, какой он романтик в душе.
— Ах, Селим, ты мог сорваться же, это опасно! — испугалась девушка.
— Да брось, думаешь я никогда сюда мальчишкой не забирался?
— Значит в Ромео поиграть решил.
— Ну, когда-то же надо.
Он понял, что дольше задерживаться рядом чревато последствиями. Оставив влажный поцелуй на её раскрытой ладони, резко поднялся и ушёл тем путём, каким попал сюда. Оставив после себя, покорность и жажду, которую он в скором времени собирался утолить.
Раздевайся, Джульетта,
Ромео принес цветы.
  
Глава 14
 
Буря
 
За завтраком собралась вся семья. Селим, хотя и не спал ночь, но выглядел бодрячком, по сравнению с братом, который за столом сидел полусонным и ворчащим, что ему не дали отдохнуть как следует. Старшенький наигранно изобразил утреннюю и долгожданную встречу с Люцией, будто бы события ночи им привиделись. Загадочные улыбки не скрылись от стороннего наблюдателя, но никто не посмел словом разрушить их ментальный контакт. Вкратце отец потребовал отчета о поездке, оставив детали на потом. За завтраком воцарилась такая семейная гармония, когда все в доме было по местам. Урсула была довольна, что дети и муж её дома, а гостья вносила толику очарования в трапезу. Хотелось, чтобы таких дней было множество, а не редкость, вырванная из бытия.