Теория Хайма (СИ)
— Если бы эта информация делала погоду…
— Она сделает погоду, обещаю.
— Пока я слышу только слова. Причем пустые.
— Через неделю вас здесь не будет. — Твердо ответила Ким, услышав циничный смешок в ответ. — Я думаю над тем, как достать карту. Замка и города.
— Как будто бумага защитит тебя от сотни солдат, которые охраняют каждую дверь этого проклятого места.
— Об охране не стоит волноваться. Я уже знаю, как разберусь с этим. И с этим мне поможешь ты. — Женщина напряглась, явно сдерживая себя от ругательств и криков. — Не бойся, я не собираюсь просить тебя штурмовать коридоры этой чертовой Бастилии. Все что от тебя нужно — глицерин.
— И где я тебе это достану? Да еще с расчетом, что я не знаю, что это? — Прошипела Веста, остервенело разрывая землю.
— Ты выходишь в город?
— Редко и то под надзором нашей Велики. За продовольствиями или удобрениями.
— Глицерин — побочный продукт изготовления мыла. В связи с приездом гостей наверняка Велика в скором времени пошлет вас за новой партией. И вот тогда то ты подсуетишься. — Веста не отпиралась, кажется, понимая, что терять ей нечего и что она сделает все, даже то, что со стороны выглядит как самоубийство, для того чтобы выбраться из этой тюрьмы. — Глицерин безвреден, выглядит как прозрачное масло.
— Сколько?
— На самом деле, чем больше, тем лучше.
Веста подняла на нее взгляд.
— Я надеюсь, это оправдано?
— Это уберет с нашего пути все преграды. Буквально.
— Я надеюсь ты знаешь, что делаешь, Ким Рендал. — Пробормотала Веста, прежде чем зычный голос Велики, отвечающей за наложниц дворца, огласил тенистый сад.
— Закопаешь все, что сможешь унести здесь, под этим деревом. Идет?
— Я все поняла. А теперь иди. Вас зовет главная потаскуха.
— Всего неделя, Веста. Уже совсем скоро. — Ободряюще произнесла Ким, надеясь, что слова возымеют нужный эффект, прежде чем оттолкнуться от дерева, за считанные секунды сливаясь с пестрой толпой обольстительниц.
* * *— Хм, твои волосы отрасли и уже почти приобрели былой цвет. Хорошо — С каким-то южным акцентом произнесла уже не молодая Велика. Все называли ее госпожой, тогда как она, пусть и будучи рабыней, заслужила право носить имя — Марте.
Ким позволила ощупать свои волосы, потом повертеть из стороны в сторону, когда ее кожу осматривали на наличие нежелательных травм или пятен. Так было каждый день и так было с каждой из двадцати новеньких.
Стоя здесь, в просторной зале, наполненной ароматом жженого сандала и гвоздики, окруженная арками, под навесом беспощадно-синего неба, Ким больше волновало время, которое ускользало как песок сквозь пальцы, нежели предстоящий урок. К тому же эти «уроки» были похожи один на другой и особой оригинальностью не отличались. А если учесть в каком веке выросла Ким, то подобные женские «тайны» в ее мире знала любая школьница старших классов.
Все сходилось лишь на том, как найти способ выходить из опостылевших покоев не по расписанию…
— …держа спину прямо. Королевская осанка. Скромность чистой девы. Нежный румянец и влажный блеск широко распахнутых глаз. — Продолжала меж тем свои постные наставления Велика. — И в то же время обещание наслаждения, которое не сможет дать мужчине его законная жена.
Девушки игриво засмеялись, что заставило Ким, усмехнувшись, не очень цензурно выразиться… и кажется, это вышло у нее чуть громче, чем стоило. Смех прервался, Велика обратила взгляд своих темных, хитро-сощуренных глаз на нее.
Почувствовав всеобщее внимание, которое она ни в коем случае не хотела привлекать к своей персоне, Ким откашлялась.
— Что это было? — Требовательно спросила начальница гарема. — Что именно кажется тебе смешным?
— Но смеялись то все. — Пожала плечами Ким.
— Но не все так как ты. Ты ухмыльнулась так, будто мои слова показались тебе глупыми или же ты уже все прекрасно знаешь.
— Ну куда там… — Протянула Ким, не в состоянии срыть язвительность собственной интонации.
Девушки уставились на нее недоуменно, удивленно, недовольно. Дикарки, девственницы, еще не разочаровавшиеся в своем «первом разе» очевидно. Думают, что мужчины — восьмое чудо света. Вот глупость то…
— Безымянная. — Надменно обратилась к девушке Велика. — Я с шестнадцати лет была отдана в дом удовольствий. И как видишь, своими знаниями и умением я вымостила себе дорогу вплоть до стен императорского дворца. И теперь я стою здесь и обучаю вас. Ты считаешь себя умнее? Или мой опыт и возраст не говорят сами за себя?
— Ничего подобного, Велика. Просто вы рассказываете о мужчинах так, словно это что-то трудно постижимое и загадочное, хотя они просты как раз, два, три. Вам ли этого не знать. Вы тут учите девиц быть скромными как монашки, гордыми как королевы и в то же время готовыми на все, как шлюхи. Довольно трудная задача, которой можно обучаться всю жизнь. А в итоге, им всем нужно одно и тоже. Можно обойтись без всяких прилюдий. — Разошлась Ким, не особо обращая внимания на то, что каждая здесь смотрит на нее так, словно у девушки выросли рога. — К чему все это? все в этих стенах знают, что каждая из нас самая обычная наложница. Тут нет никакой изюминки. Танцевать, петь, играть на музыкальных инструментах и рассказывать сказки всю ночь напролет, конечно, замечательно. Но стоит ли, если тебя все равно на утро выкинут как использованный презерватив?
Глаза Велики стали похожи на узкие темные щелочки. Ее подбородок был напряжен, морщинки на лбу говорили, что она сейчас в крайней степени недовольства.
— Соблазнение — искусство, которому нужно обучаться всю жизнь.
— Ага, а можно ничему не обучаться. Сэкономить время. Результат будет тем же.
— Мужчина, Безымянная, это совсем другая планета. И там совсем другие правила. Понимаешь? Ты можешь погибнуть, если не знаешь законов. А можешь стать королевой на ней.
— О какие красивые метафоры, для человекообразных животных, которые в своих желаниях примитивнее любого из приматов.
Молчание, воцарившиеся в этой зале, означало то, что их разговор зашел в тупик. А как решаются такие ситуации?
— Хочешь сказать, что можешь соблазнить любого мужчину без моих наставлений, Безымянная?
— Как дважды два. — Ответила Ким, скрещивая руки на груди, победоносно улыбаясь. Отлично, Ким Рендал, ты нашла выход. — Назовите имя.
— Имя? — Женщина усмехнулась, на этот раз весело, по-настоящему. — Что ж, я назову имя. Даже больше, тебе не нужно будет от него ничего кроме взгляда. Заинтересованного взгляда. Взгляда, которым может одарить мужчина только понравившуюся ему женщину.
— Без проблем. — Пожала плечами Ким. — Просто назовите его.
— Если ты проиграешь, Безымянная, то будешь до конца своих дней чистить полы, мыть купальни и выносить ночные горшки за своими сестрами.
— А если выиграю я, то я буду иметь полное право выходить из чертовых покоев, когда захочу. — Кажется, Марте не предала ее просьбе никакого значения, видимо, уже заранее уверенная в своей победе. — Имя.
— Огнерожденный. Реиган.
Ким это громкое имя ни о чем не сказало, а вот девушкам, стоявшим рядом, кажется, да. Потому они, выдержав паузу, засмеялись в голос.
Нахмурившись, Ким кинула недоуменный взгляд на наложниц, что-то весело обсуждающих, продолжающих смеяться и поглядывать на нее. Потом она посмотрела на Велику, губы которой изогнулись в ухмылке победителя.
— Я еще не проиграла. — Нахмуренно бросила Ким, чем вызвала очередной взрыв хохота. — Что, черт побери, смешного в том, что я сказала?!
— Из каких стран ты приехала, Безымянная, если не знаешь причину их смеха и причину, по которой ты заранее проиграла этот спор?
— Он евнух? — Предположила со страшной догадкой Ким, слушая уже поднадоевший гогот начинающих соблазнительниц.
— Это имя тебе ни о чем не говорит, так?
— А должно?
Велика подошла к ней ближе, обмахиваясь расписным веером.
— Реиган — старший брат нашего Великого Императора, твоего господина. И если гейс Бурерожденного — женитьба на новой девушке каждый год, то гейс его брата совершенно-совершенно иной. Говорят, когда мальчик родился на свет века назад, слепая предсказательница дала ему пророчество. Не знавший поражения Реиган будет сражен женщиной, которая заберет его жизнь. Потому этот мужчина не подпускает к себе женщин. Он их попросту на дух не переносит. — Заключила медленно и отчетливо Велика, с хлопком закрыв веер перед самым носом Ким. — Потому с сегодняшнего дня выносить ночные вазы — твоя вечная обязанность.