Буратино. Правда и вымысел. Как закалялся дуб
– Одно пирожное стоит полсольдо, у вас хватит на десять.
– Десять и давайте.
– Я положу вам разных.
– Давайте разных, – согласился Пиноккио.
– И ещё я дам вам бутылку лимонада бесплатно, – вдруг заявил кондитер, – только уж вы, ребятки, скушайте это всё на улице, а то, мне кажется, что моей публике вы не очень-то нравитесь. Хорошо?
– По рукам, – сурово согласился Буратино, ему и самому не улыбалось есть пирожные под осуждающими взглядами здешней публики.
Когда пирожные были уложены в красивую картонную коробку, а Рокко уже держал бутылку с лимонадом, месье Руа вдруг наклонился к мальчишкам и тихо произнёс:
– Не обращайте на этих господ внимания, синьоры. Когда я был такой маленький, как вы, такие же господа смотрели на меня так же. А теперь эти дамы приглашают меня в гости и просят у меня денег взаймы.
– А как же вы так смогли? – шёпотом спросил Чеснок.
– Рецепт очень прост. Я ложился спать в одиннадцать, а вставал в четыре.
– А что же вы делали, когда не спали, синьор кондитер?
– Я работал, – засмеялся француз, – я много работал. И так привык, что встаю и сейчас в четыре, хотя теперь могу спать до десяти.
Когда мальчишки вышли из кондитерской, Чеснок сказал:
– А этот кондитер – ничего. Хороший человек. Может, мне к нему в ученики пойти? Научусь пирожные делать, скоплю деньжат и сам кондитерскую открою.
– Ну, да, и будешь всю жизнь ишачить в этой кондитерской, – съязвил Буратино.
– Я бы поишачил.
– А вставать в четыре?
– Ничего, привык бы.
Буратино остановился и внимательно посмотрел на друга:
– Ты же говорил, что мы банда?
– Да ладно тебе, уж и помечтать нельзя немножко, – засмеялся Чеснок, – это я так, просто. Да и не возьмёт меня француз, такого оборванца, и учусь я плохо. Вот тебя, наверное, взял бы, ты умный.
– Да видал я его кондитерскую в гробу. Пусть дураки работают. Работа дураков любит, а мне жизнь красивая нужна, чтобы не работать в кондитерской, а сидеть в ней кофе пить. И чтобы всякие хлюсты про штаны не напоминали. И чтобы девки не морщились при моём появлении. Вот такая должна быть жизнь.
– От такой жизни и я бы не отказался, – заявил Рокко.
За этими разговорами мальчишки добрались до моря и сели пировать. А пирожные и лимонад действительно были великолепны. Они съели всё и объелись. Потом купались в море и валялись на песке под заходящим солнцем.
– Ты не просто отдыхай, – говорил другу Буратино, – ты давай думай, как денег заработать.
– Я думаю, – заверил Рокко.
– Ну и что надумал?
– Ничего особенного. Правда, есть у меня один пацан знакомый, раньше по напёрсткам работал. Потом разбежался со своей бригадой, теперь не работает.
– Ну, и?…
– Давай с ним поговорим, да начнём шарик гонять. У лохов завсегда деньги есть, они их под шарик и выкладывают.
– А чего же мы здесь лежим? Погнали к этому самому пацану, звать-то его как?
– Лука, Лука Крючок.
Мальчишки быстренько оделись и побежали искать Луку. Рокко знал, где его найти. Последнее время Крючок ошивался на базаре, где занимался базарным промыслом. Он и ещё пара пацанов, спрятавшись за горой мусора, наблюдали, как гости с юга разгружают дыни.
– Здорово, Лука, – ещё издали начал Чеснок.
Лука поморщился, как от зубной боли, и зашипел:
– Чеснок, у тебя ум есть? Ты чего орёшь, всё дело завалишь.
– Ой, – зашептал Рокко, – мы не знали, что вы на деле.
– Смотреть надо, – буркнул Лука, – тебе чего нужно?
– Вот мой друг Буратино, у него к тебе дело есть.
Буратино протянул Крючку руку, и тот пожал её со словами:
– Слыхал о тебе, говорят, ты парень серьёзный. Сколько у тебя приводов?
– Два, – не соврал Пиноккио. – И я о тебе слышал.
– А чего вы меня ищете? – спросил Лука.
– Хотим работать вместе.
– По дыням?
– Нет, по напёрсткам. У нас нижнего нету.
– Ну, – сразу сник Крючок, – наверное, ничего не получится.
– Почему? – спросил Буратино.
– Да я уже навык потерял, да и бригада нужна натасканная, чтобы играть могла и озверевшего лоха осадить. И деньги на затравку нужны, а то лох такой нынче жлобный пошёл, что его без лавэ ни в какую не развезти. Да и играть у нас в городе негде.
– Как это негде? – удивился Чеснок. – А в порту у нас никто не играет.
– В порту мне тереться резону нет, – сказал Лука, – а то меня с пирса башкой об сваю кинут ваши портовые.
– А на рынке? – спросил Буратино.
– Про рынок даже и не мечтай, там полицейские дюже лютые, гонять будут. А это уже не игра, а салочки какие-то.
– А ярмарки скоро пойдут, – вспомнил Рокко и запрыгал от радости.
– Про ярмарки забудь, – кисло сплюнул Крючок.
– Почему забыть? Народ там пьяный и с деньгами. Там только и играть, – не сдавался Чеснок.
– Лох там сильно поддатой, это верно. И на лавэ, это тоже верно. Только ты не один, Чеснок, такой умный в городе.
– А чего?
– Да того, там и Фиксатый, и Туз, и третью бригаду они там с собой не посадят. Кого с доской и напёрстком увидят, тот жало в бок сразу схлопочет.
– Да, – приуныл Чеснок, – в ярмарку лучше не соваться.
– А кто такие, эти Туз и Фиксатый? – спросил Буратино.
– Ты чего? – удивились сразу все присутствующие.
– Ты и вправду про Туза и Фиксатого не слыхал? – спросил Крючок.
– Правда, не слыхал.
– Это же самые крутые пацаны из слободы. Они всегда на ярмарках играют, и авторитет у них большой, – и тут Лука перешёл на шёпот, – а ещё поговаривают, что они конокрады.
Добавить к сказанному было нечего. Конокрад – есть конокрад, значит, человек абсолютно отчаянный, жизнью своей не дорожащий. Всем известно, если конокрада ловят, бьют долго и почти всегда до смерти. И никогда полиция это дело раскапывать не будет. Полиция тоже не любит конокрадов.
– Так что, пацаны, давайте лучше на дынях работать. В хороший день мы по сольдо на брата зарабатываем,– предложил Лука.
– Сольдо в день, деньги, конечно, немалые, – согласился Буратино, – а сколько за день на напёрстках в порту поднять можно?
– День на день не приходится, но десять сольдо на бригаду без напряга делать можно.
– А на рынке?
– В выходной, когда фермеры и хуторяне приезжают, – все двадцать.
– А на ярмарке?
– Да забудь ты про ярмарку.
– И всё-таки? – не отставал Буратино.
– Там лохов без меры. Там и полцехины не удивят.
– Полцехина, – Чеснок даже присвистнул, – понятно почему Туз с Фиксатым больше никого на ярмарку не пускают. И то, не дураки же они, чтобы такие бабки делить ещё с кем-нибудь.
Все замолчали. Рокко выглядел разочарованным. Лука – грустным, только Буратино сидел себе и загадочно улыбался.
– Значит, говоришь, объективные причины не дают нам начать дело? – наконец спросил он.
– Не дают, – ответил Лука.
– Значит, обстоятельства сильнее нас? – продолжал спрашивать Пиноккио.
– Значит, сильнее, – продолжал отвечать Лука.
– Чушь собачья! – вдруг заявил Буратино. – И мы будем играть и в порту, и на базаре.
– А как? – спросил Чеснок. – Наши пацаны в порту Крючка прибьют, а на базаре полицейские не дадут.
– Пацаны не тронут, об этом мы с тобой, Рокко, позаботимся. А с полицейскими я сам договорюсь. Так что, Лука, готовься к работе. По рукам?
– По рукам, если с пацанами договоритесь, – сказал Крючок, – и если полицейских не боитесь.
– Ура! – заорал Рокко, так, что гости с юга, разгружавшие дыни, остановили работу и стали пристально смотреть в сторону пацанов. – Мы никого не боимся.
С этими словами Чеснок схватил из кучи наполовину обгрызенное яблоко и запустил им в сторону гостей с юга. Те молча продолжали работу, причём увеличили темп, всё время поглядывая в сторону пацанов.
– Если ты и вправду такой крутой, как о тебе говорят, – начал Крючок, – то я с тобой работать буду. Только ты мне гарантируй, что меня в порту не утопят.
– Гарантирую, – смело сказал Буратино, – а если утопят, то я утоплю тех, кто утопил тебя. Так что, ты давай, бросай свои дыни и иди-ка лучше тренируйся. А завтра здесь, на рынке, после обеда встретимся. Я тебя с бригадой буду знакомить, а ты нас со своими игровыми приёмами. И не бойся – кареглазка будет нашей.