О чем молчит ласточка
Юра пожал плечами, переключил пару каналов, отложил пульт.
— Я вносил правки в последний заказ, снова отдал его на проверку. Вот теперь и делать особо нечего.
Володя вовсе не был против Юриного отдыха. Наоборот, так даже лучше, ведь они могли проводить больше времени вдвоем. Но все же: разве не Юра еще недавно говорил, что из-за заказов у него не оставалось ни минуты на собственную музыку?
— А других заказов у тебя нет?
— Есть пара предложений, — кивнул Юра, — снова для сериалов. Но я побаиваюсь за них браться.
— Почему?
— Вдруг не справлюсь.
Володя вопросительно на него посмотрел, ожидая пояснения. Юра протяжно вздохнул.
— Я очень устал от прошлого сериала, заказчики жутко придирчивые. А для новых проектов предлагают работать по той же схеме, и писать придется примерно то же самое. В общем, долго объяснять, не бери в голову.
— Ладно. Но как же твоя музыка? — Увидев тяжелый взгляд Юры, он объяснил: — Я не настаиваю и не заставляю, я просто переживаю за тебя, понимаешь? Ведь ты говорил, что раньше у тебя не хватало времени, а ты хотел бы записать воспоминания о Харькове…
— Да как-то… — отмахнулся тот. — Вдохновения совсем нет. По крайней мере, пока.
Стало понятно, что Юра не хочет об этом говорить, и они закрыли тему.
Володя не перестал беспокоиться, но посреди следующего рабочего дня Юра неожиданно позвонил и прокричал в трубку почти на одном дыхании:
— Мне заказали музыкальное оформление к спектаклю по «Мастеру и Маргарите»! Это такая честь! Это же Булгаков! Мы с ним земляки, я, можно сказать, буду представлять культуру СССР!
— В Харькове, что ли? — не понял Володя.
— Конечно, в Берлине! Заказчик — мой старый знакомый, я уже давно мечтал написать что-нибудь для него. Он отличный режиссер, а работа с ним — прямая дорога к известности!
— Ты уедешь? — опешил Володя, прервав восторженные восклицания Юры.
— Ну да, — сразу присмирел тот. — Но позже. У них еще не готов сценарий.
— Тогда хорошо.
— Ты говоришь так, будто не радуешься за меня, а разрешаешь мне брать заказ… — протянул Юра с подозрением в голосе.
— Не говори глупостей, я очень рад за тебя! — тут же воскликнул Володя, стыдясь — ведь действительно звучало так, будто он разрешил. А может, и не будто.
Вернувшись домой в шесть, когда по графику Юра должен был писать, Володя застал его не за инструментом в кабинете, а в гостиной с книгой в руках. Судя по обложке с изображением картины «Купание красного коня», это был альбом по изобразительному искусству.
— Я думал, ты читаешь Булгакова, — удивился Володя. — Или что-то по музыке, на худой конец.
— Неужели ты думаешь, что все мои интересы ограничиваются только этим? — нахмурился Юра, но, заметив, как Володя стушевался, хмыкнул: — Да ладно, ты прав, это для заказа.
— И что это? Зачем? — спросил Володя и принялся разбирать пакеты с продуктами.
Юра присоединился к нему на кухне, стал помогать расставлять покупки.
— Когда пишу для себя, мне не особо нужен культурно-исторический контекст, а вот для таких спектаклей еще как нужен.
— А разве сценария недостаточно?
— Нет, потому что мир «Мастера и Маргариты» вполне реален. Это наш мир. Разница лишь во времени — он существовал в начале двадцатого века. Просто он описан не в «Мастере и Маргарите», а в других исторических источниках.
— Не понимаю. Объясни, — попросил Володя и стал машинально перемывать посуду — у Юры обнаружилась отвратительная привычка мыть чашки до того небрежно, что на них оставались темные разводы от чая и кофе.
— Мир, в котором живут герои Булгакова, — начал Юра, — родился не вчера и не из пустоты — это переосмысленный автором реальный мир. И этот мир существует не сам по себе, у него есть база — контекст, но контекст необычный: он одновременно и окружает нас, и составляет наше бытие.
— Если бы с музыкой не сложилось, из тебя получился бы отличный философ, — улыбнулся Володя. Он с нежностью посмотрел на одухотворенного Юру, тот сидел на табурете, мечтательно глядя в потолок.
— Не понял, да? — хмыкнул он. — Объясню на примере христианства. Однажды придуманное, оно изменило реальный мир под себя. Христианство как культура — вокруг нас, а как религия — внутри нас, мы живем по христианским заветам. Следовательно — мы живем им. А затем приходит другая религия или идеология, и мир перепридумывает сам себя. Он переосмысливает пережитое прошлое, а затем переживает переосмысленное настоящее, но уже по новым законам. Это повторяется снова и снова, и это читается во всем: в культуре, в истории, в истории культуры, в музыке…
— Никогда не копал так глубоко. Но в обычной жизни это, наверное, и ни к чему, — заметил Володя.
— Практическая польза есть для политиков. И, конечно, для нас, сочинителей. — Юра пожал плечами. — Смотри. У меня есть книга, я знаю сюжет и знаю реальную историю страны в нужный период времени. Знаю, что тогда происходило, но мне нужно разобраться, как именно это происходило тогда, чтобы понять, как позволить произойти сюжету сейчас, в спектакле. И показать все это музыкой. Для этого и нужна история искусства того периода.
Володя кивнул. Он вникнул в смысл Юриных слов, но не понял, зачем все так усложнять. Зачем заново придумывать историю? Чтобы она была реалистичной?
Ясно одно: Юра — человек, живущий в другом мире. Не в прозаичном, как Володин, и, наверное, не вполне материальном.
— А просто так, с ходу, не можешь написать чей-нибудь лейтмотив? — спросил Володя.
— Обычно так и делаю, но… не знаю, что-то не пишется.
— Может быть, из-за смены обстановки?
— Да, возможно. Наверное, ты меня отвлекаешь. — Юра улыбнулся.
— Это еще кто кого отвлекает. — Володя улыбнулся в ответ, поцеловал Юру в щеку и отправил его в кабинет.
Следующим утром Юра засобирался в картинную галерею.
— Зачем? — спросил Володя, завязывая галстук перед зеркалом в спальне.
— Многие художники и писатели ищут вдохновение в музыке, почему бы мне не поискать его у них? — философски заметил Юра, помогая ему надеть пиджак. — Знаешь, у всего в этом мире есть свой звук, у каждого места — своя мелодия. Даже тишина может быть музыкой, верно? Картины тоже звучат.
— Тогда собирайся и поехали вместе, подброшу тебя до музея, — предложил Володя, оглядывая Юру. Тот стоял на пороге спальни в одном полотенце на бедрах.
— Я собирался днем… а утром хотел почитать.
— В обед я не смогу приехать, не такси же вызывать. Поехали сейчас, а почитать сможешь и позже.
Юра пожал плечами.
— Ну ладно. Подожди пять минут.
Из-за того что заезжал в музей, Володя едва не опоздал на очередную встречу с проблемным заказчиком. А Брагинский вообще явился спустя десять минут после начала переговоров. Никто не обратил на это внимания, кроме, разумеется, Володи. Попивая потрясающе вкусный кофе, что собственноручно приготовила Лера, они подписали все документы, договорились о решении срочных задач и обсудили планы на будущее. Все прошло довольно быстро, и неожиданно для самого себя Володя полностью освободился к обеду.
Обычно они с Юрой списывались в час дня, но сегодня тот не только не написал, но и был офлайн. Пришлось позвонить.
— Ты где? Почему не пишешь? — чуть встревоженно спросил Володя.
— Ой, извини, увлекся, — полушепотом ответил тот. — Я в музее.
— Ты уже пообедал?
— Пока нет.
— Хорошо. Я закончил работать, тогда сейчас приеду к тебе — и поедим.
— Я на втором этаже, правое крыло. Жду.
Галерея оказалась большой, но Володя легко нашел зал, где они договорились встретиться.
Когда он ступил внутрь, первое, что бросилось в глаза, — огромная, почти во всю стену, картина. Чем больше Володя всматривался в нее, тем больше на него давил запечатленный на полотне хаос: в полную народу церковь ворвались вооруженные большевики, а поп в черной рясе преградил им путь. Юра стоял перед этой картиной спиной к Володе. Казалось бы, его маленькая в сравнении с гигантским изображением фигура должна выглядеть угнетенной царящим на полотне хаосом. Но, наоборот, Юра будто был способен подчинить этот хаос себе — одно мгновение, и он взмахнет руками, словно дирижер, и немые крики на картине зазвучат, и грянет оркестр. Но ведь Юра действительно дирижер, Володя уже видел его на сцене и знал, что его музыка и правда способна навевать образы и пробуждать эмоции.