Белая лошадь, черные ночи (ЛП)

Долго он не протянет. Он истечет кровью через несколько минут, поэтому мне нужны быстрые ответы.
― На кого ты работаешь? ― требую я.
Грудь вздымается от напряжения, он обнажает зубы. Затем его губы сжимаются, и, к моему удивлению, он издает резкий свист.
Сверху раздается звук крыльев. Я вскидываю голову: над переулком низко проносится огромная птица, размах у нее больше, чем у орла. Ее перья мерцают, как звезды в лунном свете, переливаясь радужными цветами, которые не присущи ни одной чертовой птице, которую я когда-либо видел.
Она раскрывает клюв, и в мою сторону летит поток ядовитой голубой пыли.
― Черт! ― Я отпускаю шпиона и падаю на землю, чтобы увернуться от нее. Она состоит из полуночно-голубых частиц, похожих на пепел, и от нее воняет серой и гнилью. Пепельная частичка попадает мне на щеку, и кожа опухает и сочится. В нескольких шагах от меня шпион падает на землю, из его раны на шее брызжет кровь. Он снова пытается свистнуть, но его губы слишком липкие от крови.
Его тело сотрясает последняя дрожь, прежде чем он затихает.
Тяжело дыша, я смотрю в небо, но птицы больше не видно. Что, во имя Бессмертных, только что произошло? В Блэкуотер ― да что там, во всем Астаньоне, ― нет ни одной птицы с такими переливчатыми перьями. Которая может извергать чертову болезнь. Я знаю только одно существо, способное на такую магию, и оно не летает в этих небесах уже тысячу лет.
У меня голова идет кругом, когда я подползаю к телу шпиона. Он мертв. Быстро двигаясь, я обшариваю его карманы. Несколько монет, ключ, кусок сыра, завернутый в вощеную бумагу, ― ничего особенного, пока мои пальцы не нащупывают клочок бумаги во внутреннем кармане пиджака. Я быстро разворачиваю его.
Написано не на общем языке. Это язык, на котором я не говорю, но узнаю алфавит.
Это гребаный волканский.
Ругаясь, я разворачиваю бумагу и замираю. В углу нацарапана короткая строчка на общем языке: Поцелованные богом девушки, возраст 18–25 лет, белые, со светлыми волосами.
В моем сознании поселяется ужас.
Что, если этот шпион следил вовсе не за Фольком?
Я откидываю капюшон шпиона, чтобы получше рассмотреть его лицо. Он загорелый, со светлыми волосами на тон светлее его кожи. Это не редкость в Астаньоне, особенно на севере. Но почти все население Волкании имеет его цвет кожи. А если учесть, что это грифон ― мифическая птица, которая должна спать, но могла проснуться в королевстве, которое вот уже пятьсот лет находится в блокаде, ― у меня леденеют вены.
― Сабина, ― бормочу я, когда ужас охватывает меня, как рука вокруг горла, и вскакиваю на ноги, чтобы бежать к конюшне.
***
Мое зрение расплывается, когда я пробираюсь сквозь толпу, крича, чтобы люди убирались с моего пути, хотя я не уверен, от чего у меня проблемы со зрением ― от слез или от дыма. Слава богам, другие органы чувств подсказывают мне, куда идти. Запах соломы и навоза приводит меня через несколько кварталов к конюшне, где я врываюсь в открытую дверь и хрипло зову ее по имени.
― Сабина? Сабина?
Единственный ответ ― эхо моего собственного голоса. Страх клокочет в моей груди. Каждая секунда причиняет мне боль, пока я бегу по проходу, обыскивая каждое стойло. Лошадь, корыто с водой, сено. Во всех них одно и то же. Больше ничего.
Сабины здесь нет.
Сердцебиение блокирует мои разум и чувства настолько, что я едва могу думать. Мист в последнем стойле, сердито пинает дверь, как будто что-то случилось. Да, так и есть. Где, блядь, Сабина?
― Да, да! ― кричу я Мист. ― Я знаю!
Темный предмет, задвинутый в угол, привлекает мое внимание. Это мой мешок.
Черт, черт, черт.
Я хватаю его, вдыхая запах Сабины. Дым. Фиалки. На ней есть даже намек на мой собственный запах, что заставляет меня застонать от тоски и разочарования. Она была здесь. Она была здесь, черт возьми.
Я хватаюсь за одну из перекладин стойла, чтобы подавить панику, подкатывающую к горлу. Соберись, Вульф. Ты охотник. Так охоться, мать твою.
 
На каменном полу конюшни несколько следов. Сабина была босая и с перевязанной ступней. Я вижу каплю ее крови возле стойла Мист. Лучше бы это, черт возьми, была рана на ноге, а не что-то другое.
Другие отпечатки принадлежат мужским ботинкам. Это всего лишь один человек, причем крупный, судя по размеру отпечатка, но легче меня.
Я закрываю глаза и глубоко вдыхаю, проверяя, нет ли других запахов, кроме запаха Сабины. Вот. Сначала я не уловил его из-за дыма и потому, что в конюшне, естественно, пахнет скотом.
Но этот запах ― не лошади.
Гребаные козы!
Мои глаза распахиваются. Это ее любовник. Адан. Она сказала, что животные называют его Мальчиком Солнечного Света или что-то в этом роде, что означает, что он, скорее всего, блондин. Как и волканский шпион, устроивший пожар.
Боги, помогите мне.
Я прижимаюсь к двери стойла, чувствуя, как кровь отливает от моего лица. Точки начинают соединяться с головокружительной скоростью, складываясь в картину, которую я не готов увидеть. Она выглядит следующим образом: любовник Сабины планировал это уже несколько месяцев. И не один, а с командой волканских захватчиков, нацеленных на похищение людей, поцелованных богом. Судя по записке, которую я обнаружил в кармане шпиона, им поручили найти девушек вроде Сабины. С какой целью? Святые боги, я не хочу знать. Не так уж много причин, по которым проклятому королевству, отрезанному от мира из-за своего беззакония, нужны красивые, молодые женщины, обладающие волшебством.
Каким-то образом Адан узнал, что в монастыре находится девушка, подходящая под описание. Он пробрался внутрь и соблазнил ее. Объявление о помолвке Райана с Сабиной должно было нарушить его планы, поэтому его команда устроила пожар в гостинице, чтобы отвлечь внимание и выкрасть девушку. Дело было вовсе не в Фольке или Красной церкви.
Все это было сделано для того, чтобы выкрасть Сабину.
― Черт! ― снова кричу я. Мышцы дергаются, заставляя меня дрожать от избытка адреналина. Мое дыхание вырывается наружу тяжелыми волнами. Нехорошо дышать так быстро и тяжело ― если я потеряю сознание, чем я помогу Сабине?
Это моя вина. Я должен был охранять ее. Она была под моей защитой. Час назад ее идеальное тело лежало подо мной, стоны срывались с ее губ, бедра дрожали от желания. Она может ненавидеть меня, но невозможно отрицать, что также она хочет меня. Каким-то извращенным образом она стала доверять мне, по крайней мере настолько, чтобы позволить мне поклоняться ее телу своими горячими прикосновениями.
И я подвел ее.
Мист ржет, снова пиная дверь своего стойла, и мне кажется, что она бьет прямо в мое израненное сердце. Ярость когтями впивается мне в спину, оставляя на коже неприятные ощущения. Как я мог это допустить? Я лучший охотник в Астаньоне. Я узнаю ловушку, когда вижу ее ― так как же я мог пропустить это?
Зарычав, я наношу удар в дверь стойла, достаточно сильный, чтобы расколоть дерево. Кровь стекает по моим костяшкам, распространяя металлический запах. Но боли недостаточно. Я отвожу руку назад, чтобы нанести еще один удар, но Мист снова резко ржет.
― Я знаю, ― бросаю я в сторону лошади, стиснув челюсти. ― Я, блядь, знаю! Это моя вина!
Мист сердито стучит копытами, поворачивается по кругу, а затем встает на дыбы. Из ее ноздрей вырывается пар. Ее черные глаза пронзают меня, как сдвоенные клинки, погружаясь глубоко в мою уже умершую душу. Она снова опускается на землю.
Эта сумасшедшая кобыла пытается мне что-то сказать.
Я хватаюсь за решетку ее стойла, облизывая свои потрескавшиеся сухие губы.
― Мист? Ты не знаешь, куда она пошла?
Мист жалобно ржет и пинает дверь.
― Ты ведь видела их, правда? Ты видел человека, который забрал ее?
Ты разговариваешь с лошадью, Вульф, ― напоминает мне голос. Я не обладаю способностью Сабины разговаривать с животными и скорее всего, Мист понятия не имеет, что означают звуки, вылетающие из моего рта. Но мы с Мист прекрасно знаем одно ― мы заботимся о Сабине.