Белая лошадь, черные ночи (ЛП)
Она делает это специально. Это ее защита. Умная, блядь, девочка.
― Кто ты, черт возьми, такой? ― рычит мужчина с топором.
Он самый молодой. Лет двадцать, наверное. Слащавая внешность, которая сделала бы его ценным трофеем в деревне с сотней человек и совершенно незначительным в любом месте с большим населением. Идеальный тип внушающего доверие парня, чтобы понравиться пугливой, наивной девушке, которую двенадцать лет держали взаперти со старухами.
― Адан, я так понимаю? ― низко рычу я. ― Да. Я всегда знал, что ты окажешься чертовым ублюдком.
С криком Адан отводит руку назад, чтобы с размаху ударить меня топором по бедру. Мист уклоняется от удара прежде, чем я успеваю подать ей сигнал. Я перекидываю левую ногу через ее спину, чтобы отскочить в сторону, в результате чего врезаюсь в Адана и валю нас обоих на пол. При падении его голова ударяется о кухонный стол, что заставляет его выронить топор. Я приземляюсь, приседая на одно колено и прижимая его руку.
Мои нервы горят от наслаждения его криком.
Это охренительно.
Мне нравится это ― нравится бой. Это хреново, но так бывает, когда растишь мальчика на диете насилия и моришь его голодом. Моей единственной наградой на бойцовском ринге Джоки было то, что я проливал кровь. Поэтому, когда она появляется на виске Адана и капает на пол, я облизываю губы.
Двое из налетчиков пытаются загнать Мист в спальню, но она делает круг, опрокидывая стулья, и бьет их задними еопытами.
Четвертый мужчина, со шрамом на верхней губе, все еще держит руку на губах Сабины. Он пытается тащить ее в сторону спальни, но она сопротивляется. В один момент пчелы покидают ее кожу. Секунду они висят в воздухе, похожие на призраков, а затем налетают на ее похитителя.
― Черт! ― кричит он.
Хорошая, блядь, девочка.
Мужчина со шрамом ― по голосу я узнаю его, его зовут Макс ― падает на ковер, пытаясь избавиться от пчелиного роя. Он бьется о шкаф в углу, корчась.
Сабина поднимается на ноги, ее сердце бьется так часто, и она поворачивается ко мне.
― Бастен…
Пока мое внимание приковано к ней, Адан выбирается из-под моего колена и ползет под стол, с другой стороны. Он хватает топор с выражением триумфа.
Я мрачно ухмыляюсь. Мне это слишком нравится, а я еще даже не вынул нож.
Я выпрямляюсь, чтобы броситься за ним, но тут один из мужчин хватает Сабину за руку и тащит ее к выбитой двери. У меня сжимается челюсть.
Я свистом зову Мист. Лошадь занимает большую часть кухни, устраивая хаос, опрокидывая посуду и топча вещи. Она засекает траекторию движения мужчины к дверному проему и опережает его. Ее копыта стучат по расшатанному дереву, и она разворачивается, загораживая собой дверной проем. Мужчина замирает, прижимая к себе Сабину, так как понимает, что ему никак не пройти мимо лошади.
Да, черт возьми, сумасшедшая кобыла.
За секунду до того, как Адан кидается на меня с топором, я слышу свист воздуха. У меня достаточно времени, чтобы увернуться, затем выпрямиться, вырвать топор из его ослабевшего кулака и ударить ногой прямо в грудь, отчего он падает обратно на камин.
Мои пальцы крепко сжимают рукоять топора, наслаждаясь его тяжестью. Мой язык высовывается, чтобы смочить губы. Как бы мне ни хотелось врезать рукояткой по носу Адана, я не могу позволить этому ублюдку и дальше лапать Сабину.
Я резко поворачиваюсь к мужчине, держащему ее, и поднимаю топор. Его глаза становятся круглыми, но он не отпускает ее. Он мечется вправо-влево, пытаясь предугадать, куда я нанесу удар. Но все, чего он добивается, ― это выдает свои следующие движения.
Я вижу его почти незаметный взгляд в сторону спальни и опускаю топор как раз в тот момент, когда он делает шаг к ней. Плоская часть лезвия режет ему руку. Он вскрикивает и грубо толкает Сабину, отбрасывая ее к плите.
― Искандер! ― кричит один из мужчин.
Я подхватываю Сабину на руки, наполовину волоча, наполовину неся ее ничтожный вес в самый дальний угол, подальше от происходящего. Между углом и кухонным шкафом есть пространство шириной и глубиной около двух футов, и я заталкиваю ее туда.
― Оставайся здесь. — На секунду я прижимаюсь к ее щеке, чтобы убедиться, что на ней нет следов укусов. ― Не двигайся. Не смотри.
Ее огромные круглые глаза поглощают меня целиком, пропитывая своим страхом, но еще и низким пламенем праведного, испепеляющего, кровожадного возбуждения, такого же свирепого, как и мое собственное.
Она ровно говорит:
― Я хочу посмотреть.
Гребаные боги. Эта женщина. Она заставляет мое сердце биться, а кровь пульсировать. Она станет моей смертью.
Мне приходится оторваться от нее, когда один из олухов ― должно быть, Бертайн ― швыряет в меня чугунной сковородой через всю комнату. Я распахиваю дверцу шкафа, чтобы заблокировать ее, и она с грохотом падает на пол. Бертайн бросается на меня, но я ныряю под стол, чтобы увернуться от него, проползаю под ним, а затем хватаю стул, вставая с другой стороны. Замахнувшись им за спинку, я обрушиваю стул на голову Бертайна. Удар пробивает ему череп, и он падает на землю без сознания.
Моя кровь бурлит от восторга при виде его падения.
Искандер наносит удар, но я ловлю его руку и, воспользовавшись моментом, отбрасываю его к плите. Он врезается в нее головой. Макс перепрыгивает через упавшего, чтобы попытаться добраться до Сабины в укромном уголке, но я хватаю моток веревки, оставшейся после того, как ей связали запястья, скручиваю его в быстрое лассо и пускаю в ход. Оно цепляет его за поднятую правую ногу, когда он бежит. Я дергаю достаточно сильно, чтобы свалить его на землю.
Я свищу, чтобы привлечь внимание Мист. Она ржет из дверного проема, вскидывая голову. Я бросаю ей конец веревки. Она подхватывает его зубами, а затем топает назад, волоча по полу сопротивляющегося Макса. Его руки бьются, пытаясь найти, за что ухватиться. Он зовет на помощь.
Мист отступает назад, а затем обрушивает копыта на грудь извивающегося мужчины. Раздается треск ломающейся кости. Тошнотворный хлюпающий звук. Дыхание затихает.
Пчелы неустанно жужжат, заставляя трех оставшихся налетчиков вздрагивать от их укусов, но рой не трогает меня.
Я бросаю быстрый взгляд на Сабину, и в горле у меня клокочет.
Адан, все еще с этим проклятым топором, и Бертайн, истекающий кровью из раны на голове, бросаются на меня одновременно. Пришло время для моего ножа. Я выхватываю его в последний момент, затем одним плавным движением вонзаю прямо в грудь Бертайна. Мужчина отшатывается, выпучив глаза. Кровь стекает по руке, и я тихонько ухмыляюсь, но, когда я пытаюсь вытащить лезвие, чтобы направить его на Адана, у меня не получается.
Проклятое лезвие застряло в его ребрах.
Ругаясь, я снова дергаю его, но оно не освобождается. Бертайн булькает, когда кровь наполняет его рот. Я пытаюсь выкрутить лезвие. Бесполезно.
Когда Адан бросается на меня с топором, я использую запасной план. Я поворачиваю Бертайна как щит в тот момент, когда Адан обрушивает на меня топор. Лезвие топора вонзается в расщелину между плечом и шеей Бертайна, пронзая его до самой грудной клетки.
В ужасе Адан отпускает топор и отступает назад.
Я тоже ослабляю хватку, и тело падает замертво.
Пчелы роятся на лице Адана, образуя красные волдыри, но он не обращает на них внимания, так как его охватывает ужас от случайного убийства.
Это прекрасная возможность ударить по его чертовой смазливой морде. Я наношу хук прямо ему в челюсть, а затем ― поперечный удар в живот. Внимание Адана возвращается ко мне, он пригибается и уворачивается, чтобы избежать следующего удара. Но я предугадываю его намерения благодаря своему обостренному зрению и хватаю его за руку, чтобы нанести джеб в нос, от которого он падает на пол.
Он быстро приходит в себя и снова хватается за топор.
Он замахивается им в сторону моей лодыжки, но я успеваю перепрыгнуть через лезвие. Затем я бью по плоской стороне лезвия, пригвоздив оружие к полу, а вместе с ним и руку Адана. Он стонет от боли, и ему ничего не остается, кроме как выпустить его.