Истинная для волка (СИ)
— Зачем? — синекожий хмурил свои белоснежные брови и всё больше и больше ярился.
В глазах начали мелькать белёсые молнии, вокруг его тела принялись вихриться маленькие искорки, а руки сжались в мощные кулаки.
— Генофонд освежать, достижениями обмениваться, — принялся перечислять виновник заварушки. — Ты только представь, как будет интересно!
— А ты не подумал, что у людей от твоих шалостей вся жизнь может испортиться? Сколько семей разрушатся ради обмена достижениями!
— Ну и что, новые заведут, — отмахнулся чёрный, сам при этом ещё не нашедший свою пару.
Почему-то Рената это отчётливо понимала. Как и знала, что у синекожего не только есть супруга, но и дети. Потому он и относился к этому делу куда более ответственно. Откуда сие знание — непонятно!
— Ну, уж нет, быстро меняй настройки своих уродцев! И пусть местный язык сразу знают, а то пропадут ни за что.
Угрюмо зыркнув из-под тяжёлых надбровных дуг, демиург принялся исправлять.
«Кажется, синенький куда круче чёрного, раз тому пришлось подчиниться, — размышляла Рената глядя, как тот выписывает силовые загогулины. — Ага, вот почему тот же Алик не провалился в этот мир — он ведь женат. А мне «повезло», как всегда».
— Всё, теперь осталось скопировать остров и разместить во всех мирах, — чёрный устало вытер пот с выпуклого лба.
— Только тождественных по основным характеристикам! — дотошно уточнил синий. — И да, основное условие — острова должны находиться далеко от основных территорий проживания.
— Тогда какой смысл их вообще делать? — чёрный не на шутку расстроился. — Ведь на них никто не сможет попасть!
— О том и речь, — синий многозначительно подвигал белыми бровями, тряхнул волосами и был таков.
Чёрный же, недовольно бурча под нос, принялся выполнять сказанное. Ворчал он о несправедливости мироздания, о том, что некоторые попросту завидуют его креативности и ставят палки в колёса, а ещё о любви к экстриму, которую не каждому дано понять.
А ещё, пока никого нет, он ввёл небольшое дополнение: попаданцы при соприкосновении с тем или иным исполином, окажутся не на аналогичном острове другого мира, а в произвольной точке. Кому куда Судьба укажет. Ну а что, иначе какой смысл этой затеи? Будет несчастный попаданец бродить из одного мира в другой на одном и том же клочке земли. Бессмысленно и вечно.
— Эй, немощная, ты вставать будешь? — картинка с угрюмым чернокожим демиургом расплылась.
Попаданка почувствовала, как её хлопают по щекам. Весьма чувствительно!
Кое-как проморгавшись, Рената обнаружила, что её полностью вымыли, даже волосы, вытерли, натянули глухое платье, шаровары и ещё Бог знает что.
— Эмм, с-спасибо, — выдала она паре женщин весьма сурового вида.
Их лица явственно говорили, что они не рады ей. Впрочем, чему здесь удивляться? Появилась новая соперница: красивая, с ухоженной, необветренной кожей и тонкими изящными пальчиками, не ведавшими тяжёлого физического труда. Что она вообще знает о жизни? Привыкшие к постоянной работе, кочевницы подумали о ней самое худшее, даже не зная всех событий, предшествовавших её появлению здесь. Мужская рубаха на голое тело лишь подтвердило подозрения: блудница.
Несмотря на откровенную неприязнь, ей помогли встать, вывели из юрты и препроводили до жилища Батыр-хана.
Тот возлежал на ярком цветастом ковре, опираясь рукой о подушку, и жевал мясо. Учитывая, что у Ренаты во рту, кроме утренней корочки пирога, ничего не было, она сглотнула. Живот отозвался гулкой пустотой.
— Наконец-то! — ворчливо буркнул он, продолжая возлежать.
А Ренате даже присесть не дал! Едва она попыталась приземлиться, как он возмущённо рыкнул:
— Кто тебе разрешил?!
— Хорошо, — Рената с трудом вернулась в вертикальное положение, — но надолго меня не хватит.
— Конечно, после ночи блуда с северянином ноги не держат, — он брезгливо поморщился. — Ладно, садись, что с тебя взять?
Рената хмыкнула про себя, мол, уж лучше ты будешь меня презирать, чем совращать, и снова села. На еду, выставленную на низком круглом столике, находившимся в центре юрты, она старалась не смотреть. Как и на самого Батыр-хана. Посему разглядывала окрестности.
В принципе вид юрты был ей знаком — отец частенько водил семью в тематический ресторан своего закадычного друга, чтившего традиции своих предков. Тот же реечный каркас, обёрнутый войлоком, всяческое оружие и щиты на стенах, кованые сундуки по периметру, богатая посуда, одежда, роскошные меха и прочее, и прочее. Конечно, по сравнению с рестораном, тут было всё гораздо новее, в большем количестве и качестве.
Пусть Рената и держалась, но во рту сам собой возник вкус пряного бешбармака, который они обычно ели в ресторане. А ещё плов, баурсаки, кыстыбаи, чак-чак и прочее, и прочее…
То, что её здесь кормить не будут, она прекрасно понимала, ведь как никто другой, помнила, что до относительно недавних времён у кочевников с этим было строго: мужчины отдельно, женщины отдельно. Так что и нечего тут урчать желудку — это не северянин, который её вчера с рук кормил.
От воспоминания той неги, что совсем недавно обволакивала её, она вздрогнула. Ей казалось, что волк слишком настырный? О, она очень надеялась, что и сейчас он проявит свою воистину нечеловеческую настойчивость и спасёт её. Но… кто она ему? Девушка на одну ночь. Хорошо, если бы её не похитили, возможно, он бы попытался возобновить горизонтальные отношения… до того момента, как пришлось бы отчалить в Архельдор, или как он там свою родину называл.
Так что спасение утопающих — дело рук самих утопающих!
— Ты вчера спела песню, — вновь начал терзать он бедную попаданку своими проблемами. — В ней говорилось о судьбе моего брата — Айтбая. Он — шаман, который мог оборачиваться орлом и летать где хочет.
Ренату замутило. Нет, против птиц она ничего не имела, просто тот факт, что она умудрилась что-то спеть, не особо участвуя в процессе создания произведения, её сильно тревожило. До тошноты. А если вспомнить свежее видение в банной юрте, где ей пригрезился процесс создания истуканов острова Пасхи, то и вовсе вставал вопрос о её нормальности.
Хотя… если уж в этом мире люди оборачиваются в волков, орлов и Бог знает какую ещё шушеру, перемещается с помощью ветра, а нормальные с виду опята оказываются сущим ядом, то чему удивляться? Правда, она этому миру не принадлежит, но ест-пьёт местное, дышит этим подозрительно вкусным воздухом, говорит опять же на здешнем языке. Даже невинности лишилась с этим… ну ладно, не блохастым, шерсть у него чистая. Зубастым — во! Что за извращение такое — кусать свою даму во время секса?
— Я ничего не помню, — честно ответила Рената и взглянула в его раскосые глаза.
Властные. Суровые. Холодные.
— Там в вышине орёл парит, литая сталь его разит наконечника стрелы, и звук поющей тетивы ласкает пальцы и манит, — принялся он цитировать намертво засевшие в голову строки.
— Птичку жалко, — покивала со скорбным видом попаданка.
От запаха жареного мяса у неё даже голова закружилась.
— Ты издеваешься? — вспылил Батыр-хан.
— Нет, — Рената вновь честно уставилась ему в глаза. — Но если я не поем, то мой мозг не заработает. Увы, такова физиология.
Глава кочевников ещё больше сузил и без того далеко не распахнутые глаза.
— Я не настаиваю разделить с вами трапезу, вполне могу поесть где-нибудь ещё, но без этого никак.
Делать нечего, ибо пытки могли лишь усугубить положение. Всё же она далеко не воин, чтобы с достоинством терпеть лишения. Тьфу, неженка!
Вести её в другую юрту — время терять. Посему он таки снизошёл до того, чтобы позвать одну из жён, дабы та положила гостье на тарелку еды и подала ей. На отдельном небольшом столике, который он использовал, когда ел лёжа. Вынужденно, во время болезни, но такое случалось.
Ренате было всё равно. Не пустили за основной стол? Ну и ладно. Она, говоря начистоту, и опорожниться с ним на одном гектаре не захотела бы, но увы и ах.