Другие грабли (СИ)
— Конечно, — сказал я. — Виктор в него сейчас финальные штрихи вносит. Придает, так сказать, лоску.
Ее лицо чуть-чуть просветлело, видимо, Виктор у нее был на хорошем счету и в румынских кроссовках она его ни разу не видела.
— Ладно, посмотрим, — сказала она. — А сейчас вы куда направляетесь?
— Туда, — сказал я, указывая рукой вдоль коридора.
— Неправильно, — сказала она. — Сейчас мы с вами пойдем в учительскую, возьмем там плакаты, отнесем их в актовый зал, и вы их там развесите. Под моим чутким руководством.
— Яволь, — сказал я и заработал еще один строгий осуждающий взгляд.
Чувствую, мы с Надеждой Анатольевной ни фига не сработаемся.
Глава 5
В учительской мы застали Ирину, и, судя по всему, она как раз прикидывала, не стоит ли ей ретироваться через окно. Но не успела, грымза сняла ее практически с подоконника.
— Закройте окно, Ирина Сергеевна, — сказала она. — Сквозняк же, а у нас тут бумаги… И пыль налетит.
— Конечно, — Ирина повернула ручку.
— Очень удачно, что вы еще не ушли. Поможете нам с Василием…
— Ивановичем, — подсказал я.
Завуч вручила мне стопку каких-то плакатов, а также коробку с гвоздями и молоток и велела идти в актовый зал и подождать там дальнейших инструкций.
— Я бы с удовольствием, — сказал я. — Но понятия не имею, где актовый зал.
— У нашей школы типовая планировка, — отрезала Надежда Анатольевна и посмотрела на меня с чекистским прищуром. Типа, а не шпион ли ты, мил человек, если таких элементарных вещей не знаешь.
Но то, что было типовым в восемьдесят девятом, в две тысячи девятнадцатом стало уже глубокой архаикой. Не везде, конечно, но все-таки.
— И тем не менее, — сказал я.
— Тогда просто подождите за дверью, — отрезала она весьма недоброжелательным тоном.
Я вышел за дверь и услышал, как она начала что-то выговаривать Ирине начальственным тоном. Тем самым, который она использовала для общения… наверное, вообще со всеми. Я не стал подслушивать и отошел к противоположной стене коридора, но, насколько я успел понять, речь шла о неуставной длине юбки и «о чем вы вообще думаете, когда надеваете что-то подобное на работу».
У меня был опыт общения с подобными грымзами, и я точно знал, как им можно понравиться или хотя бы наладить нормальные рабочие отношения. Но процесс приручения обычно требовал много усилий, и я решил, что это того не стоит.
В конце концов, мне с ней детей не крестить. Тем более, что она наверняка убежденная коммунистка и церковь обходит десятой дорогой. Хотя это тоже не факт.
Знавал я одну женщину, она и убежденной коммунисткой была, и в пионеры одной из первых вступила, на самой заре организации, и все это не помешало ей до конца жизни святые мощи между страницами партбилета хранить.
Потом они закончили, и мы отправились в актовый зал, где я сгрузил плакаты на пол, влез на стремянку и принялся махать молотком. В целом все оказалось не так плохо, как могло бы быть, и даже было немного привычно. Когда ты работаешь в школе, то довольно часто занимаешься всякой фигней, которая в твои прямые рабочие обязанности не входит.
Я стучал молотком, Ирина подавала мне плакаты, и я вешал их на стену, а Надежда Анатольевна следила за тем, чтобы они висели ровно и в полном соответствии с курсом партии, жить которой оставалось всего два года.
Но никаким предчувствием катастрофы в воздухе не пахло. В воздухе пахло последними деньками лета и немного затхлостью, но это наверняка от того, что актовый зал давно не проветривали.
Я повесил последний плакат, слез со стремянки и торжественно вручил молоток Надежде Анатольевне.
— Неплохо справились, — сказала она. — Где, вы говорите, раньше работали?
— То тут, то там понемногу, — сказал я. Трудовую книжку-то я свою не видел, скорее всего, она уже лежала в местном отделе кадров, пусть сама и посмотрит.
Туманный ответ ее, ясное дело, не удовлетворил, и она неприязненно поджала губы.
— Мне не нравится ваше отношение, Василий, — сказала она.
— Иванович.
— Школа — это не балаган, — сказала она. — Это место, где мы закладываем ученикам фундамент их будущей жизни. Сложно переоценить воспитательную роль школы…
— Но тут нет ни одного ученика, — заметил я.
— Тем не менее, вы должны всегда вести себя так, будто они на вас смотрят, — отрезала Надежда Анатольевна. — И блюсти моральный облик советского педагога.
При этом она бросила неодобрительный взгляд еще и на Ирину. Видимо, короткие летние платьица в светлый моральный образ советского педагога тоже не вписывались.
— Ладно, можете идти, — смилостивилась завуч. — Завтра жду на рабочих местах. И переоденьтесь, это вас обоих касается.
Мы с Ириной направились к выходу из школы.
— Это было жестко, — сказал я.
— Все как обычно, — сказала она. — Нам просто не повезло оказаться не в том месте и не в то время.
— Звучит, как история всей моей жизни, — сказал я.
— А в каких еще неподходящих местах вам довелось оказываться?
— Не знаю даже, с чего начать, — сказал я.
И дело ведь не только в местах, недавно выяснилось, что и с временами проблема.
Восемьдесят девятый, надо же. Зачем?
Выпить кофе или лимонада, или же съесть мороженого нам в тот день так и не удалось, потому что на выходе из школы Ирину поджидал неприятный тип, он же — ее молодой человек. Его звали Артем, он был на полголовы ниже меня, но даже чуть пошире в плечах, и крутил на пальце ключи от папиной «волги». Догадаться о том, что это ключи именно от «волги» было совсем несложно, потому что Артем стоял, облокотившись на ее капот.
— Привет, Артем, — сказала Ирина. Мне показалось, что при виде своего молодого человека она немного напряглась.
— Привет, Ира, — сказал он и посмотрел на меня. — А это кто?
А нет, не показалось.
— Артем, не надо.
— А еще ничего и не началось, — сказал он. — Так кто это?
— Просто новый коллега.
— Ясно, — он обошел машину, галантно распахнул перед ней пассажирскую дверь, подождал, пока Ирина сядет, захлопнул ее и посмотрел на меня.
— Коллега, значит? И что ты преподаешь?
— Уроки, — сказал я. — А так еще от ситуации зависит.
— Чего-то ты дерзкий, — сказал он.
— Ты тоже не особо вежливый, — сказал я.
Мы смерили друг друга взглядами, и я едва сдерживался, чтобы не засмеяться. Я в такие игры уже давно не играю, потому что скучно.
— Держись подальше, — сказал он и направился к водительской двери.
— А то что? — спросил я.
Он остановился.
— А то пожалеешь.
— И что заставит меня пожалеть? — я на улице вырос, я так целый день могу.
— Я, — сказал он.
— А заставлялка уже выросла?
Он развернулся и снова подошел ко мне.
— Ты что, нарываешься?
— Нет, просто интересуюсь.
Ирина опустила стекло.
— Артем, хватит. Поехали уже.
— Подожди, — сказал Артем. — Тут товарищ интересуется.
— Поехали, или я пешком пойду.
— Ладно, — сказал Артем. — Живи пока. Но помни, я с тобой еще не закончил.
— Конечно, — сказал я.
Смешной он тип, конечно.
Но смелый. Чтобы вот так на незнакомых людей прыгать определенная храбрость нужна. Даже если незнакомые люди — обычные учителя.
Они уехали, я тоже подошел к своей «восьмерке», прыгнул за руль и стартанул с места с пробуксовкой.
Прямо как я люблю.
* * *Перед тем, как пойти домой, я заскочил в магазин, купил хлеба, яиц, докторской колбасы, макарон и еще всякого по мелочи, и уложился при этом в какие-то смешные по нашим временам деньги. В смысле, по их временам, потому что наше время теперь… Нет, это решительно невозможно, я теперь постоянно в этом вот всем путаюсь.
Надо будет как-нибудь сесть и собственную терминологию разработать, чтобы хотя бы мысли в порядок привести.
Распихав купленные продукты по полкам, я отправился в гостиную, уселся на диван и открыл бутылочку «всякого по мелочи».