В объятиях мечты
Я показал лучший результат, профессор Дазорорт аплодировал. Есть вероятность, что у меня талант к редчайшему из искусств – к некромантии. Завтра иду к ректору».
«Дорогая сестра!
Сегодня я отправил тебе письмо. Я рассказываю о своих успехах, пишу – все хорошо. Ты никогда не узнаешь, что это ложь, потому что… Соули, милая, тебе нельзя знать правду. Иначе опять слезы в три ручья и десятки обнадеживающих писем. Я люблю твои письма, но ты ошибаешься, когда называешь меня самым лучшим».
«Соули, все плохо.
Сегодня даориец с дружками подкараулил на выходе из корпуса. Знаю, разбитая губа и сломанное ребро не повод для грусти, но… противно. Просто противно.
Зато у меня все-таки есть шансы поступить в аспирантуру. По универсальной магии больше «уда» не набираю, но ректор в восторге от моей некромантии. Мне удалось создать новый тип подчиняющего зелья. Приеду на каникулы – продолжу исследования дома».
Следующая запись была сделана по дороге в академию. Об этом свидетельствовал очень нестройный почерк и несколько клякс.
«Дорогая сестра, ну вот нам снова пришлось расстаться.
Знаешь, теперь я действительно верю, что смогу поступить. Я справлюсь. Я со всем справлюсь!
Я не стал тебе рассказывать, но теперь у меня есть неоспоримое преимущество, помощник, о котором даже мечтать не мог.
И с даорийцем (правда, ты о нем знать не знаешь) справлюсь. Хотя, если честно, надеюсь, что в нем проснется совесть и после поступления в аспирантуру он от меня отвяжется. Урод.
Кстати, не забудь – ты обещала держать за меня кулаки. Ты будешь моим талисманом, Соули».
Про кулаки я помнила, словно это было вчера. Ведь действительно обещала и действительно держала, весь экзаменационный день.
Новая запись была выполнена еще более корявым почерком, но причина заключалась не в дорожной тряске – в похмельном синдроме.
«Соули, сестричка, это невероятно! Мы с даорийцем заключили мир! Эта благородная сволочь все-таки признала мой талант!
Мы напились как последние гоблины. Кажется, высокородный урод самолично тащил мой труп в комнату. Удивительно, правда?»
Да, удивительно. Тем более Райлен тоже ту гулянку упоминал. Еще говорил, что именно в тот день увидел мой портрет и… влюбился.
Я не заметила, когда начали дрожать руки, и боль в висках осознала не сразу. Между лопаток холодной змеей заскользил страх. Не знаю почему, но новая запись, которая занимала добрых две страницы, вызывала желание захлопнуть дневник и убежать. Возможно, я бы так и сделала, но…
«Сестричка, кажется, я совершил невероятную глупость…
Помнишь, я рассказывал о даорийце? О герцогском сынке Райлене?
Ладно, пустой вопрос. Не помнишь и помнить не можешь. Надеюсь, судьба будет милостива и ты даже не узнаешь о его существовании, потому что этот… Он урод, понимаешь, Соули? Урод!
После оглашения списков мы устроили пьянку, я перебрал на радостях. Даориец дотащил мое бесчувственное тело до комнаты, а на следующий день ввалился ко мне, указал на твой портрет и потребовал ответа – кто она? Я сказал.
Потом даориец стал спрашивать подробности, и я снова говорил, потому что не видел повода скрывать. К тому же счастье затуманило разум, мне хотелось обнять весь мир и в особенности тебя – мою хранительницу, мой талисман.
Райлен ушел в задумчивости, а через неделю я обнаружил, что письма – те самые, которые ты писала с момента моего поступления в академию и которые я, как последний дурак, всегда возил с собой, пропали. Я нашел их через три дня, в ящике стола – Райлен пытался скрыть кражу, он наверняка думает, будто я даже не заметил исчезновения.
Но это, дорогая Соули, мелочи. Самое страшное случилось вчера.
Ты знаешь, что такое вторжение в сознание? Нет, не знаешь. И я сделаю все, чтобы никогда не испытала подобного.
Райлен выловил меня после лекций и попросил «показать». Я его послал. Не потому, что процесс вторжения сродни пытке каленым железом, просто… мне хватило расспросов, украденных писем и дубликата твоего фотографического портрета, который это урод сделал без ведома и спроса. Я послал его и ушел. Я был уверен – на этом разговор окончен. Я ошибся.
Даориец вернулся вечером, в компании Брука и Вукса. Пока эти двое держали, урод насильно влез в мое сознание. Я сопротивлялся как мог, но сумел закрыть только часть воспоминаний, которые касались моих разработок в области некромантии. Остальное тварь даорийская разглядела.
Он видел твой первый взрослый бал – помнишь, я тогда отпросился из академии и приехал, чтобы ты не дрожала так сильно? Видел, как ты под руководством отца объезжаешь Искру. Как кружишься по лугу в венке из ромашек. Как смеешься, слушая байки Милана. Как плачешь над тельцем угодившего под колеса телеги щенка.
Он видел все, что видел я.
Вчера, отойдя от болевого шока, я молился Всевышнему. Я просил оградить и защитить тебя от этого монстра. Всевышний оказался глух. Даориец не отступится – я прочел это в его глазах. Райлен намерен забрать тебя, солнце.
Боюсь, мне придется снова обратиться к Цулику. Вместе мы что-нибудь придумаем.
Прости, дорогая Соули, но с сегодняшнего дня я вынужден прервать нашу переписку. Знаю, ты не поймешь и обидишься, но иначе нельзя. Райлен из рода Даоров и так знает о тебе слишком много, я не хочу подливать масла в огонь его одержимости.
Надеюсь, вы никогда не встретитесь, но, если несчастье все-таки случится, знай – он не так благороден, как кажется. Не веришь? Спроси Милана».
Зеркало я все-таки выронила, дневник тоже.
Богиня, но ведь это… это просто не может быть правдой. Райлен не такой. Он не способен. Он…
Мир перед глазами поплыл, сердце отчего-то замедлилось или вовсе стучать перестало? К горлу подкатил ком, а глаза… нет, слезы не бывают настолько горючими, жгучими… Или бывают?
Богиня, милая моя покровительница, неужели это со мной?
Я зажмурилась в надежде прогнать дурноту. Вдохнула поглубже, выдохнула.
– Линар ошибается! – сказала и вздрогнула, не узнав собственный голос.
Нет, нет и нет! Это невозможно. Это ошибка. Это… недоразумение.
Недоразумение, и ничего больше!
– Соули, я дурак, да? – Милан сидел на нарах подле меня с покаянно опущенной головой. И даже дышать боялся.
Если бы этот разговор случился вчера, я бы не раздумывая сказала «да!». И еще пару забористых слов, слышанных от господина Вакирса, добавила. А так…
– Соули… – позвал Милан убито. – Соули, не молчи…
Головы брат так и не поднял, поэтому проступившие слезы вытерла не таясь.
– Соули, ну я же не думал, что все настолько серьезно. Я же… Понимаешь, я решил, что это изощренная игра, не больше.
Я опять промолчала. Просто в горле стоял ком, да и… не хотелось говорить. Ничего не хотелось. Зато Милан подумал, что жду пояснений и продолжил:
– Просто ты жизни совсем не видела. Ты даже вообразить не можешь, на что способны опьяненные желанием мужчины. Особенно те, за которыми могущественная родня и богатые земли. Эти золотые мальчики… – Брат явно сдерживался, но скрыть презрение не смог. – Они таких, как мы, вообще за людей не считают. Обычно.
В памяти мгновенно всплыли записи Линара, в которых единственный в нашем роду маг признавался – издевались, били.
– А девушки для них… – прошептал Милан, но тут же осекся и выдавил: – Извини. Я… Да, я помню. Ты – исключение.
Может, я и впрямь исключение, но сердце как тисками сдавило. Пришлось проглотить проклятый ком, сказать:
– Райлен. Что ты о нем знаешь?
В следующее мгновение меня грубо ухватили за подбородок и заставили смотреть в глаза.
– Ты плакала? – выдохнул Милан.