Пётр Романов. Второй шанс
Поэтому натянув на себя те же вещи, которые надевал на занятия, я лёг на кровать и, заложив руки за голову, принялся разглядывать потолок. Примечательного в нём было то, что он был абсолютно белым. Но если белым меня не слишком можно было удивить, побелку даже крестьяне в домах проводили, то, что он был вдобавок очень ровным, стало для меня очередной загадкой. Теперь я полностью принимал теорию того индуса, про переселение душ, только теперь ещё и понимал, что это далеко не теория. Только вот почему-то переместился я не в утробу матери, чтобы потом жизнь прожить новую, а в себя самого на момент моей гибели, только в другом месте. А судя по тому, как все себя со мной ведут, то жизнь эту я прожил полную, только почему-то не помню её совсем. Вопросов было много, но я знал, что с ответами мне никто не поможет, потому как не следует раскрывать эту тайну ни перед кем. И вести себя нужно так, как и остальные и стараться не выделяться из общей массы. Хотя, как это сделать, если я даже базовых вещей не знаю, было мне пока не понятно.
Я никогда не любил учиться, а, может быть, из Остермана учитель был дерьмовый, сейчас сказать сложно, тем более что теперешнее моё положение резко отлично от того, к которому я привык. Даже в то время, когда меня не считали наследником, я всё равно оставался внуком своего Великого деда, и меня, как минимум, остерегались задевать слишком уж сильно. Другое дело, что почти всем было на меня наплевать. Не обучается царевич даже грамоте, ну и хрен с ним. Трубку начал в одиннадцать лет курить, да чем бы дитя ни тешилось. Впервые женщину в тринадцать попробовал – ну, мужчина растёт. Глупо. Но, тут я сам виноват, никто насильно мне ничего не навязывал. Почему не останавливали – это другой вопрос, и ответ мне вместе со страшной болезнью пришёл. Зато мозги на место встали.
– Романов, ты вообще собираешься в душ идти? – я опустил взгляд от потолка и посмотрел на Карамзина. Он был потный, взъерошенный и раздражённый. Дрался он с конём что ли, а не ездил верхом?
– Я сходил, – ответив, снова посмотрел на потолок.
– А зачем грязную одежду надел? От неё же несёт, не хуже, чем от коня, – он стянул через голову рубаху и бросил её в корзину, стоящую рядом с дверью. В корзине мигнул красноватый огонёк, и рубаха исчезла. Дмитрий подошёл к другому шкафу, такому же, как и тот, который возле моей кровати стоял и выкинул на постель тёмные штаны и странного вида рубахи, одна вообще без рукавов, на тонких лямках, а вторая такая же, как и штаны. После этого стащил те штаны, которые на нём были надеты и отправил их в корзину. Снова вспышка и штаны исчезли. Получается, что шкафы у нас были разные и вся та одежда, на которую я так старательно смотрел, была моей. Мог бы догадаться, конечно, но лучше перестраховаться в таких вопросах.
– А когда нам её вернут? – я раздеваться не спешил. Всё-таки не прикипел пока к этому месту, чтобы вот так походя наготу демонстрировать.
– На корзине же расписание висит, – Карамзин покачал головой. – Ты меня иногда поражаешь, Петруха. Приехал вчера пришибленный, даже на ужин опоздал и вечеринку в честь нового учебного года, и сегодня я тебя еле растолкал. Надеюсь, ты мне расскажешь, что с тобой стряслось, всё же нельзя друга в неведение держать. Ладно, пока ты сидишь пристыженный и обдумываешь своё поведение, я в душ, а то и так уже опаздываем, чёртовы кобылы.
Когда он ушёл, я снял с себя одежду, надел примерно тоже, что выбросил Дмитрий из своего шкафа, и осторожно скинул вещи в корзину, внимательно наблюдая, как они исчезают. Осмотрев корзину, увидел сбоку на ней лист бумаги, где было написано, что всё отданное в прачку бельё, перемещающееся туда стационарными чарами, возвращают в комнату номер двести тридцать каждый вечер в десять часов.
Поставив корзину на место, я уже хотел снова завалиться на кровать, но тут моё внимание привлекла тонкая книжка, прикреплённая прямо к стене. «Устав императорской дворянской школы», – гласило название. Сняв книгу со стены, она снялась удивительно легко, я повертел её в руках. Снова меня поразило то, что я понимал написанное. А ведь буквы сильно отличались от привычных мне. И вроде бы по-русски было написано, но всё равно, как-то не так. Странность заключалась в том, что я понимал написанное, и написать мог также, но только если не думал о том, а какая это буква, а какая та. Пожав плечами, решил, что не стоит со всем этим пытаться разбираться, целее буду. Божий замысел неисповедим. И ежели Господь наделил меня этими умениями, то так тому и быть, аминь. Но вот устав прочесть стоит, сдаётся мне, что в нём я на многие вопросы ответы найду.
Из умывальни вышел Карамзин, молча оделся и кивнул на дверь.
– Ну что, идём? – я бросил устав на кровать и пошёл вслед за Дмитрием.
Некоторое время мы шли молча, а затем Карамзин покосился на меня и спросил.
– Я не знал, что ты верхом умеешь ездить. Где учился?
– Дед учил, – коротко ответил я, хотя лично меня дед Пётр Алексеевич ничему никогда не учил, но что я ещё мог ответить?
– А что в вашем захолустье конюшни есть? Ты мне никогда не рассказывал. Надо было летом в гости к тебе всё же приехать, ты же приглашал, только отец против был, чтобы я куда-то уезжал. Времена неспокойные, а у вас, как он говорил опасно, ни охраны, ни порядка. – Карамзин скептически хмыкнул. – А лошади, конечно, есть. Да и Кострома не такое уж и захолустье, позахолустнее бывает. Я это знаю несмотря на то, что отец про Кострому говорит и про твоего деда. Только вот я поражаюсь, твои родители в Москве уже давно обосновались, дело своё завели, а ты у деда торчишь последние годы. Совсем всё с родоками плохо? Я бы тоже, наверное, сбежал на лето куда-нибудь в глушь, поэтому в этом году точно приму твоё предложение, если ты, конечно, захочешь меня видеть. – Карамзин продолжал тарахтеть, а у меня от его слов уже голова начинала кругом идти. Было такое чувство, что мы с ним давно не разговаривали, и теперь за время нашего пути он захотел всё высказать, что у него на душе скопилось. Я был не против, только вот информацию, которую он мне давал, сбивала с ног не хуже тарана.
– Конечно, приглашу, – вяло ответил я, когда повисла небольшая пауза в нашем разговоре. – Если предать меня только не вздумаешь.
– Ну ты и скажешь, – рассмеялся Дмитрий. – А клан Романовых испокон веков Кострому держит. – Я опешил, пытаясь вникнуть в новое для себя слово. Клан? С каких это пор род дворянский кланом называют? – Я слышал, Бергеры этим летом в клан Романовых вошли. Это круто, они же самые лучшие алхимики, – вот тут я совсем нить разговора потерял, но имена и понятия старался запоминать. – Этак твой дед скоро всю губернию под себя подомнёт. – Я бросил на него быстрый взгляд. Если этот мой дед хоть немного похож на того моего деда, то ему не только губернию, ему страну подгрести под себя возможно, и не только нашу. А Кострома да, изначальная колыбель Романовых, хоть что-то не отличалось от известной мне истории моего рода, или клана, как Карамзин сказал. Надо бы запомнить, чтобы не перепутать ненароком.
– Я не знаю, дед со мной планами не делится, – ответил я нейтрально, чтобы хоть что-то ответить.
– Ну да, отец тоже мне не всё рассказывает, – Карамзин вздохнул. – Наверное, они всё ещё считают нас малыми детьми. – Мы шли уже мимо странного вида арены, чем-то неуловимо напоминающей Колизей. Или же арены древнегреческих атлетов, где они состязались в различных искусствах. Арена была пуста, что не удивительно, потому как на состязание, скорее всего, все собрались бы хотя бы посмотреть. Интересно, кто и с кем тут соревнуется? Это же учебное заведение, как я понимаю.
– Эх, надеюсь, в этом году состязания между факультетами состоятся, посмотреть бы хотя бы на них. – Дмитрий проследил за моим взглядом.
– Да, было бы неплохо, – согласился я, стараясь скрыть удивление в голосе. Это что ж учеников вместо воинов для развлечения на арену выпускают?
– Надеюсь, в этом году проблему с безопасностью решат, а то и из стен школы не выпускают, и развлечения единственного лишили. Нам-то никогда не поучаствовать, жалко… – Дмитрий замолчал, так и недоговорив что хотел. Но сейчас это было не важно, ибо печально знакомый голос и сопровождающий его гогот заставил Карамзина оборваться на полуслове.