Чужая война (СИ)
Пришлось тащить весь центр на себе. Сначала это показалось даже просто: испуганные «лунные» падали ещё до того, как их касалось моё оружие. Ноа Кейтлетт реванш в этот раз решила не брать и присутствовала на поле брани лишь заочно. Казалось бы, что всё идёт идеально, но потом появился ОН.
Уж не знаю, чем его в детстве кормила мама, возможно, обогащённым ураном или стронцием, но в любом случае размеры этого «лунного» потрясали. Это были два центнера чистой мускулатуры, равномерно распределённые по телу ростом где-то три метра и примерно такой же ширины. Форма на нём оставалась исключительно ради цензуры, а в здоровенных лапищах он держал нечто, похожее на заточенный корабельный якорь. С шеи здоровяка свисала деревянная табличка, гласящая, что передо мной некто прапорщик Любов.
«Почему, интересно, не Добров или, на худой конец, Счастьев? Было бы иронично: добро с такими-то кулачищами…»
Я было начал думать, что мне с этим всем делать, но гигант, явно мысливший куда более практично, перешёл в нападение. Громоподобно взревев, он взмахнул оружием, не щадя ни своих, ни чужих, а затем с разворота ударил меня, собираясь, наверное, разрубить.
В эту секунду я не осознавал, что мне ничего не будет. Моя фантазия бурно рисовала сцены того, что может случиться, если человека перерубить пополам. Вряд ли Рейланд Рор умел размножаться делением, а даже если и так, то двое меня всего на одну армию ― это всё равно был перебор, поэтому, чтобы не укорачиваться, пришлось уворачиваться.
Мне почему-то казалось, что после этого монстр откроется для контратаки или что-то в этом роде. Куда там! Он махал своей оглоблей, как кухонный комбайн, при этом страшно пуча глаза и брызжа слюной.
Гун-Гун было бросился помочь отразить очередной удар своим фонарём, но добился лишь его укорочения примерно наполовину и лишь благодаря везению сам остался с нами. Ещё пара сантиметров ― и его имя пришлось бы произносить раздельно.
Не рискуя повторять этот опыт, я просто отпрыгивал каждый раз, когда гигант собирался нанести удар, благо, каждое движение он начинал примерно с одного и того же медленного взмаха. Кажется, прапорщика Любова прыгающий блохой вражеский командующий только раззадорил. С каждой секундой он ускорялся и ускорялся, особо не заботясь о том, кого он крушит.
До сих пор ему попадались в основном мои солдаты, но, похоже, разницы, кому наносить добро в особо тяжёлой форме, для здоровяка не было. Этим стоило воспользоваться.
В очередной раз увернувшись от якоря, я неожиданно рванул вперёд, сближаясь с противником, без особой надежды пырнул его мечом и вместо того, чтобы отступать в сторону своих, кузнечиком попрыгал к «лунным».
― Здоровеньки, булы! — крикнул я, стараясь держать в поле зрения теперь не только здоровяка, но и простых солдат противника.
Те, к счастью, в основном просто разбегались и не пытались помочь своему «союзнику». Так продолжалось метров десять, может, пятнадцать. Затем мне попалась шеренга «лунных» в полностью чёрной униформе и с высокими войлочными шапками, недрогнувшая при одном моём появлении и стоявшая с мрачной решимостью на лицах. Не сразу, но я догадался, что это те самые гренадёры, о которых говорил Ноктим перед боем.
Вообще держались они странно, словно футболисты перед пенальти, желающие закрыть свои ворота несмотря ни на что. Я всегда был парнем любопытным, поэтому повёл своего нового друга к ним: себя показать и их познакомить.
Когда до встречи со смертоносным якорем оставалось всего пара метров, гренадёры, наконец, сдались и ринулись в рассыпную. Тут-то и стало понятно, что именно они скрывали. Три, новеньких, блестящих орудия, вокруг которых заканчивала суетиться прислуга. И направлены они, надо сказать, были точно на меня. В одну из пушек как раз закатывали здоровенное ядро.
― Мужики, не, ну это уже перебор! — только увидев его, я, не забывая всё комментировать вслух, упал как подкошенный.
Только падение меня и спасло. Раздалась команда «пли!», что-то трижды грохотнуло над головой; со свистом рассекая воздух пронёсся якорь, а затем послышались три смачных звука, будто кто-то хорошенько ударил металлической палкой по здоровенной туше.
Осторожно открыв один глаз, я убедился, что ещё жив, никто больше не ревёт, и, несмотря на пороховой дым, вообще вокруг довольно уютно. Гигант же в позе зародыша валялся в паре метров позади, обняв свою оглоблю. Рядом с ним лежало три пушечных ядра.
Артиллеристы, явно не на это рассчитывавшие, замерли от удивления, вытаращившись на сцену.
― Спасибо, мужики, выручили так выручили, не желаете вступить в наши ряды? — ехидно поинтересовался я, попутно безуспешно пытаясь нашарить свою саблю в траве.
По их взглядам стало понятно, что за моей спиной что-то сильно не так. Причина их растерянности как раз, стоная и рыча, пыталась встать обратно на ноги.
― Тебе три ядра, что ли, мало? — возмутился я. — Имей уважение! Эти штуки стены толщиной в десять метров крошат!
Ответа я не дождался. Прапорщик Любов явно был из тех, кто предпочитает действие любым словам. Здоровяк нашел, наконец, опору в виде своего оружия и медленно поднялся. Смерив долгим взглядом сначала своих «братьев по оружию», которые с криками разбежались кто куда, а потом меня, который бежать уже устал, он отбросил свою оглоблю в сторону и зловеще похрустел кулаками.
«Кажется, полумеры закончились». По моей спине пробежал холодок. Быть перерубленным пополам ― это куда ни шло, хотя тоже не из приятного, но превращенным в отбивную этими лапищами…
А ведь это чудище могло при желании ими меня буквально на клочки порвать! Икнув, я начал пятиться, пока не упёрся в дуло одной из пушек. Будь она заряжена… впрочем, похоже, прапорщика Любова так просто было не взять. Он нёс добро, невзирая ни на какие преграды или сопротивление.
Я, смутно понимая, что сейчас меня будут бить и, к сожалению, не ногами, затравленно огляделся. Мой меч остался где-то позади, граф Сайрас с остальной армией слегка отстали и помочь мне уже не успевали. Впрочем, «лунные» тоже держали дистанцию, явно натерпевшись от своего «союзника».
Из оружия оставался висевший без дела на поясе пистоль, о котором я и думать забыл. Да и какой от него прок, если это чудище даже пушки не взял.
Именно в этот момент мне на глаза попались стоявшие особняком бочонки.
«Себя подорвать, что ли? Превращаться в отбивную будет куда мучительнее», — а затем до меня дошло. — «Порох к пушкам!»
Не имея ничего лучше, я приступил к созданию первой в этом мире космической программы. Шаг раз: аккуратно передвинуться, так, чтобы загородить собой порох. Вряд ли прапорщик Любов обладал достаточным уровнем интеллекта, чтобы осознать ловушку, но перестраховаться стоило. Шаг два: встать в провокационную стойку. Опять же, ввиду ограниченности оппонента, шаг по сути излишний. Шаг три: победить!
Самым сложным оказалось не убежать раньше времени, а дождаться, пока здоровяк возьмёт разгон, сблизится со мной, и лишь в последний момент увернуться от огромных лапищ.
Далее только техника: полагаясь на рефлексы, перекатиться, развернуться, выстрелить. Так и отправился в свой первый полёт нести добро и побои инопланетным цивилизациям прапорщик-астронавт Любов.
Свой успех я лицезреть не смог — мне в голову прилетело камнем и отправило в «аут».
«Сон исцеляет душу»
— Вчера тумана тут не было!
Моему возмущению не было предела: мало того, что ущелье «Мёртвый ветер» воняло, как слишком часто используемый сортир, полностью соответствуя своему названию, так ещё и оказалось затянуто противной желтоватой дымкой.
— Не ной, могло быть и хуже, — раздражённо сказала Ноа.
— Куда хуже то? — удивился я.
— Это ты у нас фантазёр, вот и расскажи «куда», — предложила Кейтлетт.
— Не буду!
— Какая категоричность, ты ― и не хочешь помахать языком. С чего бы это вдруг?
— Оно, эм, обычно сбывается, — признался я растерянно. — Потом.