Четвертый под подозрением
— Но как тебе удалось найти нужный ключ?
Вместо ответа, она расстегнула на нем пояс, вытащила рубашку. Ее проворные пальцы расстегнули молнию на брюках, скользнули вниз по животу. Она закрыла глаза.
— Ах ты зануда… — прошептала Элизабет. — Вечно говоришь о чем-то скучном…
Он сдался и поцеловал ее.
— Она — моя наставница, — простодушно продолжала она.
— Кто? Что?
— Рейдун, университетская преподавательница… Она моя наставница.
— Вот теперь ты говоришь о чем-то скучном. А кстати, когда я вас видел, мне показалось, что вы с ней всецело растворились друг в друге.
— Она — да.
— Что «да»?
— Она влюблена в меня. — Элизабет потупилась, но сразу же снова вскинула голову. — И здесь ни ты, ни я ничего поделать не можем, верно?
Фрёлик предпочел промолчать.
— Я должна была выслушать ее. Когда ты вошел, она как раз рассказывала мне что-то важное. И вообще, не очень-то красиво с твоей стороны следить за мной!
Он прикусил язык. Он сам не знал, «красиво» он поступил или нет. От ласковых прикосновений ее прохладных пальцев у него закипела кровь. Она опустила голову, заметила его эрекцию и лукаво улыбнулась. Потом снова закрыла глаза; он видел, что тени на веках сбились в комочки.
Потом Элизабет опустилась на одно колено. Он закрыл глаза и судорожно втянул в себя воздух. Провел пальцами по ее волосам. Она посмотрела на него снизу вверх, исподлобья. Он услышал шорох, доносящийся из наушников, и спросил:
— Пойдем в спальню?
— Ты боишься, что здесь нас кто-нибудь увидит?
— Я хочу тебя всю.
Она тихо засмеялась. Он подхватил ее на руки — ему показалось, что она совершенно невесома, — отнес в постель, сорвал с нее трусики и принялся покрывать ее ноги поцелуями. В лучах закатного солнца, освещавших спальню, блеснуло золотое кольцо на большом пальце ноги. Он прижался к ней всем телом. Она любила, когда он так крепко обнимал ее.
Ночью он пошел за ней. В три часа она украдкой выбралась из его квартиры. Он дал ей три минуты форы, а потом тоже спустился на улицу. В голове все смешалось. Одна часть его подсознания готова была мурлыкать от удовольствия при воспоминании о том, как Элизабет брала у него все, что хотела, столько же отдавая взамен. Другая часть затаилась в засаде, терзаемая подозрениями и ревностью. Он боялся, что все представление было обманом. Вот почему он вышел ночью под холодный осенний дождь, вот что заставляло его тащиться по улице в сотне метров за ней, прячась в тени и разговаривая с собой. «Ты хочешь выследить ее, потому что она с самого начала задумала пробраться к тебе в квартиру. Она украла ключ! Украла чертов ключ! И преспокойно влезла к тебе в дом, как будто всю жизнь жила там. Она говорит загадками, ничего не рассказывает о себе. Чем она занимается? Она уклоняется от ответа, даже когда задаешь ей вопрос в лоб. Она умаляет смысл своих отношений с преподавательницей и постоянно выдумывает какие-то отговорки. Она все время лжет!»
Элизабет шла впереди широким, пружинистым шагом. Вдруг в кармане завибрировал мобильник. Он достал его и, не выходя из тени, посмотрел на дисплей. Эсэмэска! От нее!
«Привет, Франк! Спасибо за чудесный вечер. Спокойной ночи. Целую. Элизабет».
Фрёлик остановился. Посмотрел ей вслед. Она успела далеко уйти. Издали она казалась такой хрупкой, такой чистой и беззащитной. «Что ты задумал? Следишь за женщиной, которая подарила тебе лучшую ночь в жизни! Ты ведь знаешь, где она живет. Она возвращается к себе домой».
Фрёлик стоял под моросящим дождем, сжимая в руке мобильник. Неожиданно он успокоился. Ему стало хорошо. Он вскинул голову. Элизабет уже скрылась за поворотом. Он побежал по Рюэнбергвейен. В конце улицы мелькнула ее фигурка. Мимо проехало такси — свободное. Машина догоняла Элизабет. Когда она повернулась, услышав шум мотора, Фрёлик метнулся в тень. Такси замедлило ход, но не остановилось, так как она не махнула рукой. Фрёлик вздохнул с облегчением. Она сказала ему правду. Ей в самом деле захотелось пройтись пешком. Она не стремилась как можно скорее попасть домой.
Когда впереди показался ее жилой комплекс, он замер от неожиданности. Еще больше он изумился, когда прочел список жильцов на панели домофона. Нет, он не просто изумился. Он испытал шок, прочитав:
«Элизабет и Юнни Фаремо».
Глава 3
Болезнь перешла в новую фазу.
Первый день: высокая температура.
Второй день: высокая температура.
Третий день, с 7:30 до 12:00: температуры нет, прогноз благоприятный.
12:03: эсэмэска: «Приходи!»
12:03: температура стремительно растет!
12:06: звонок на мобильник. На дисплее ее номер.
Когда она позвонила, он стоял в очереди в столовой. Отвечать не стал. Телефон вибрировал у него в руке. Соседи удивленно косились на него. Он делал вид, будто ничего не замечает. Его прошиб пот. Стиснув кулаки, он отвернулся.
Остаток дня прошел как в тумане.
На четвертый день он первым делом вошел в базу учета преступлений и вбил туда имя и фамилию: Юнни Фаремо. Трижды сидел за нанесение тяжких телесных повреждений, один раз — за вооруженное ограбление, один раз — за незаконное проникновение в чужую машину и кражу. Всего провел за решеткой три года из положенных пяти. Сидел в тюрьмах Ила, Сарпсборг и Мюсен.
Спина у него взмокла от пота. От слабости он плохо соображал, но все же успел распечатать страничку. Потом вбил в поисковую строку еще одно имя: Элизабет Фаремо. На нее в базе ничего не было. Репутация у нее оказалась незапятнанной.
Но если Элизабет замужем за Юнни Фаремо, она могла взять его фамилию. Может быть, она зарегистрирована под другой фамилией?
Фрёлика затошнило. Он отчетливо видел перед собой ее лицо. Нет, не лицо, только фигуру. Он видел собственную руку, которая гладила ее ноги. Ее тело на кровати. Он зажмурился, в ужасе спрашивая себя: «В какой я попал капкан?»
Открылась дверь, и вошел Иттерьерде. Верхняя губа у него оттопыривалась, потому что между губой и десной была заложена порция снюса — жевательного табака, отчего Иттерьерде стал похож на огромного кролика с деформированными зубами и заросшим подбородком. Зато голова у него была гладко выбрита.
— Ну, здорово! — сказал Иттерьерде.
Фрёлик лишь кивнул в ответ. Сейчас он был не в том настроении, чтобы разговаривать, и уж совершенно не в настроении выносить плоские шутки коллеги. Тот обожал перевирать анекдоты и хвастать своими якобы многочисленными победами над женщинами.
Кабинет заполнил резкий запах мужского одеколона. От Иттерьерде всегда несло мятной жвачкой.
— Ничего себе!
Он поднял голову. Иттерьерде стоял перед принтером и держал в руках распечатку досье Юнни Фаремо. Фрёлик почувствовал, что снова вспотел — на сей раз всем телом. Он поморгал. Глаза были сухими, абсолютно сухими. Ему показалось, что его сейчас вырвет.
— Знакомая личность, — протянул Иттерьерде.
— Ты о ком?
— Да о Юнни Фаремо. Что он еще натворил?
Фрёлик кашлянул и ответил:
— Я пока просто пробиваю несколько имен по базе. Ну давай, выкладывай!
— Что выкладывать?
— Что тебе известно о Юнни Фаремо. Я почти ничего о нем не помню, кроме того, что он здоровенный качок, который не снимает бейсболки и темных очков…
— Он главарь банды. Всего их трое. Специализируются на вооруженных ограблениях, налетах. Косят под десантников, любят автоматические пистолеты, балаклавы, армейские комбинезоны. Помню, лет пять-шесть назад они взяли машину инкассаторов. Кажется, по пути из Эстфолла в Осло. С Юнни Фаремо шутки плохи. Он из тех, кто сначала бьет и только потом задает вопросы. Мне пришлось как-то пару раз врезать ему по физиономии, так что могу считать, что мне повезло… Я входил в группу захвата, которая брала его после налета на инкассаторов.
— За то дело он давно уже отсидел. Что тебе еще о нем известно? — Иттерьерде повернулся к Фрёлику, а тот монотонно продолжал: — Я знаю, что он живет в довольно шикарном районе. На Экеберге.