Слово силы: Боль (СИ)

В какой-то момент кроваво-красная пелена застилает разум с концами. Человек внутри трусливо поднял лапки, вновь сбегая в свою комнатку, где прятался до этого, а власть над телом целиком и полностью достается зверю.
Я-человек перестал воспринимать мир таким, каким он есть. Я-зверь вырвался на свободу, и противник передо мной был слаще всего того, что удавалась испытать до этого! Боль? Что боль? Незначительная помеха, нестоящая внимания!
Сложно сказать, в какой момент всё изменилось. Затухание картинки перед глазами, слабость и недовольство проигрышем. Тело, вдруг, потеряло всю свою прыть и на очередной выпад ответа не последовало. Когти Рикса распороли мне бочину, глубоко вгрызаясь в кости. Следом удар плечом, сила которого буквально вламывает грудную клетку внутрь и в мыслях только пузырящаяся на губах кровь. Дальше перед глазами мелькают картинки, смысл которых совсем не откладывается в памяти. Единственное, что плотно там располагается, так это боль. Колющая, режущая, ноющая. Все её спектры волнами рвут тело, а сознание двоится и только путает. Реальность? Где? Непонятно. До слуха доносится сумбур разговорной речи. Смысла, правда, уловить не получается. Запах крови и дерьма смешался, неприятной какофонией дополняя происходящее. И, когда уже казалось, что конца этому не будет, всё внезапно изменилось.
Осознавать себя лежащим на топчане, в своей камере, было странно. А после, словно лавину прорвало, и все мысли, чувства и переживания ворвались в сознание, сметая любые барьеры и самоконтроль. Казалось бы, я уже принял факт своего «попадания», но именно сейчас всё это понимание проросло и дало всходы. Ужас? Пожалуй. И он только усиливался, когда в голове вспыхивали картинки всего пережитого. Пытки, совсем юные парни и девушки вокруг, которые уже не совсем люди. Да и я тоже, мать его, уже нихрена человек! И, как апогей всего этого, местный садист, в чьих руках все наши жизни. По желанию которого, по одному лишь щелчку пальцев, может всё закончиться.
Триггер под названием «Мастер» сработал и в этот раз. Ужас и паника как-то неуловимо быстро сменились на злость и ненависть. Снова эмоциональные качели, чья естественность под большущим вопросом. Но это помогало. Вот и сейчас вспышку злости погасить удалось куда легче, нежели ужас до этого. Тут только и потребовалось, что прикрыть глаза, сделать глубокий вдох и замереть так на несколько десятков секунд, полностью отдаваясь этому состоянию. Медленный выдох и с воздухом, уходит всё напряжение. Эмоции утихают, а их место занимает холодная отрешённость.
Теперь, когда удалось взять под контроль собственный разум, можно и пораскинуть мозгами.
В камере я находился один. Дверь закрыта и символ на ней всё так же светится своим неприятным светом. Кроме всего прочего, всё моё тело сейчас покрыто бинтами, от которых несет чем-то неприятно травяным. Забинтовано всё и даже пальцы по отдельности. Голова вот только свободна, так что осматриваться могу без стеснений.
Попытка приподняться далась непросто. Но далась, что уже хорошо. Помнится, там на арене, кромсали мы с Риксом друг друга не на жизнь, а на смерть. Хм, а я ведь помню всё, до малейшей детали! Как интересно.
Стоя посреди камеры, потихоньку двигал конечностями, пытаясь поймать болевые ощущения. Их не было. Да, присутствовала слабость, ломота, но на этом всё. И тут одно из двух: либо изменения внутри меня коснулись и регенерации, либо в отключке я провалялся куда как дольше, нежели отложилось в сознании.
Что ж, посмотрим.
Проблема с бинтами решилась просто. Казалось бы, забинтованные в круг пальцы это тот еще геморрой, но не в моем случае. С легкой опаской и даже толикой отвращения, постарался выпустить когти. Очень необычное чувство, когда первые фаланга пальцев будто бы уплотняются и начинают жечься. После черные сантиметровые когти пропарывают белую ткань и показываются на глаза. Дальше без особого пиетета разрезаю ткань от кистей до плеч и следом прохожусь по всему телу. Тряпки падают на пол, а у меня появляется возможность рассмотреть тело.
 
— Жертва концлагеря, — пробормотал я.
Ну, что можно сказать? Шрамы остались. Очень много шрамов. Кривые белые полосы уродовали тело сплошными рубцами. Живого места на коже практически не было. Те шрамы, что остались после накачивания меня сывороткой теперь и вовсе не бросались в глаза. А еще кожа почему-то казалась слишком бледной. То ли так сказывается скудное освещение, то ли виноваты сами шрамы, но факт остается фактом. Худой, до дистрофии и бледный, словно та поганка. И только черные когти слишком сильно выделяются на фоне всего этого.
— А убрать? — снова произнес в слух.
Получилось с первого раза. Сначала то же самое чувство, когда первая фаланга уплотняется, а после когти втягиваются внутрь пальца, постепенно истончаясь. Несколько секунд, пока цвет уже ногтя приобретает нормальный оттенок и никаких неприятных ощущений.
Поднеся руку ближе к лицу, решил, как следует, рассмотреть процесс. Начали!
Первое мгновение, когда увеличивается плотность фаланг, ознаменовывается покраснением их кожного покрова. Причем заметно так. Дальше идет лавинообразное наращивание роговых пластинок ногтя, с последующим удлинением и заострением. Последний этап это смена цвета на антрацитово-черный, без каких-либо вкраплений. Словно монолитный кусок какого-то металла. Причем острота когтей, как мне кажется, с естественностью ничего общего не имеет. Присев на корточки мне даже особых усилий не потребовалось, чтобы оставить в камне глубокие борозды. Однако.
Возвращался на топчан я со смешанными чувствами. В текущих реалиях ценность подобных изменений переоценить сложно. Но это ведь не всё? Помнится, Мастер и морду моего лица рассматривал с любопытством, тогда как я ничего такого не ощущал.
Ладони заскользили по подбородку и щекам. Здесь никаких изменений не ощущалось. Языком пробежался по зубам и тут же остановился на клыках. Рукой приподнял верхнюю губу, потрогал десны. Ощутимое уплотнение той области, откуда растут клыки. К тому же, сами они тоже изменились. Из плоских, стали более округлыми к корням, тогда как к острой части слега удлинялись и заострялись, подобно кольям. Длиной они доходили до нижней десны, но не упирались в неё, так что прикус остался относительно человеческий. Ладно, смотрим дальше.
Оставив клыки в покое, пошел от подбородка, к желвакам. Изменения были и здесь. Более плотные мышцы прощупывались без должных усилий. Дальше к ушам, чтобы найти очередные отличия. Верхние кончики заострялись, а сами раковины более плотно прижимались к голове. Дальше. Подушечками пальцев провел по скулам, ощущая уже не кожу, а что-то похожее на чешую. Жесткая, но гладкая. Ячейки совсем небольшие, но границы между ними ощущаются хорошо.
— Неведома зверушка, мать его, — пробормотал я.
Веки, брови, нос никаким изменениям не подверглись. По крайней мере ничего такого я не почувствовал. А вот когда стал поднимать ладонь выше, на лоб, сразу наткнулся на очередные сюрпризы.
Где-то в двух сантиметрах от бровей, кожа, как и в случае со скулами, начинала грубеть, чтобы дальше преобразоваться в чешую. К тому же имелись там и небольшие костяные наросты. Длиной сантиметра в три, на лбу они располагались вертикально. Дальше кожа вновь принимала свой нормальный вид и по всей остальной поверхности черепа имелась лишь лысина. Причем полностью гладкая, без какого-либо намека на волосяной покров.
— Зеркало бы мне не помешало, — выдохнул я, опуская руки. — Ладно, десерт.
Переходя к ощупыванию шеи, всё пытался унять ту злобу, что поднималась волнами. Ошейник. На меня нацепили гребаный ошейник! И это не просто выбешивало, это заставляло руки дрожать. Здесь даже не столько само понимание такого понятия, как рабство, здесь что-то другое, более глубокое и первобытное. И это заставляло ко всем своим чувствам относиться с настороженностью. Сейчас очень сложно понять, что из всех этих эмоций по-настоящему моё, а что завязано на все эти изменения. К тому же, там на арене, Мастер явно что-то сделал с моим сознанием. Не знаю уж, разовая то была акция, или у меня теперь постоянно крышу сносить будет, но галочку я поставлю. Обязательно поставлю. А потом, когда придет время, а оно обязательно придет, по счетам я предъявлю всем.