И приведут дороги
Альгидрас медленно повернулся ко мне. Что-то в его взгляде заставило меня пожалеть о неосторожном вопросе. Однако ответил он спокойно:
– Остров ушел под воду.
После этих слов мир снова словно покачнулся. Мы посмотрели друг на друга, и, уже зная ответ, я прошептала:
– А что стало с островом кваров?
– Ушел под воду, – на автомате ответил Альгидрас, хотя мог бы этого и не делать, потому что эту фразу из легенды о кварах слышала даже я.
– А почему остров ушел под воду? – спросила я. – Такое часто здесь бывает?
Альгидрас повел плечами так, словно ему стало зябко.
– Я не силен в мореходстве, но в тех морях, которые я знаю, наш остров – первый, не считая кварского. Хотя… я никогда не бывал в тех водах, где был кварский остров. Можно спросить у Януша, он всяко знает об этом больше, – пробормотал Альгидрас так, словно просто размышлял вслух.
– А ты можешь у него спросить? – тут же ухватилась я за эту мысль.
– Попробую, – пообещал он и добавил: – Алвар писал, что Святыня создает место. Потом она уходит, и место гибнет. Но я не знаю, можно ли ему верить.
Наступила тишина. Я раздумывала о том, что только что узнала, и мне казалось, где-то в этих словах есть зацепка. Я прокручивала раз за разом в голове: «Остров ушел под воду… Остров ушел под воду… Оба острова ушли под воду. И кваров, и хванов…» Все это выглядело слишком странным, чтобы быть простым совпадением. Кажется, Альгидрас думал так же, потому что он тоже молчал, покусывая губу и глядя куда-то прямо перед собой. Я опустила взгляд на забытую книгу. Дева, нарисованная века назад, все так же протягивала вперед руки, словно предлагая Святыни людям. Утерянная Дева, которую вот уже несколько сотен лет отчаянно ищут квары, потому что не могут не искать. Это сильнее их. Целыми селениями гибнут люди, попадая в кварские обряды. Сколько тех селений еще будет, прежде чем они смогут ее найти? И смогут ли?
Я посмотрела на Шар в руке Девы.
– А как ты жил в монастыре рядом со Святыней огня?
– Я тогда не был хванцем в полной мере. Я еще не проходил обряд. Шар принял меня уже после учения. А на нашем острове никогда не селились чужие. Это ведь странно. Сам остров был святым. Но все, кто приезжал поклониться Святыне, уезжали очень быстро. Те, что не с людьми, всегда умирали молодыми. Как моя мать. Ни одна из них не была из рода хванов.
– Но это все только предположения, – устало вздохнула я. – Сам говоришь, что в монастыре рассказывали, будто главная Святыня там, а ваш Шар сделан по ее подобию. Может, это правда, и тебе потому и не было там плохо.
– Не-е-ет, – протянул Альгидрас. – Я бы не спорил сейчас с тобой, если бы хотя бы раз в монастыре хоть кто-то упомянул о Деве. Ее будто и не было. Были лишь Огонь и заряженный от него Шар. А в книге о ней сказано. И о Святыне земли тоже.
– Ты нашел Святыню земли? – обрадовалась я.
Альгидрас молча ткнул пальцем в то, на чем стояла нарисованная Дева. Я, признаться, до этого даже не обратила внимания на это пятно, увлекшись разглядыванием самой Девы.
– Ты уверен, что это не просто фон? Ну, типа, нарисовали, чтобы она не в воздухе висела.
Он улыбнулся, провел пальцем по строчке, а потом прочел, превращая вязь в набор звуков, напоминавших журчание ручья.
– Святыня земли – камень, – перевел он. – На рисунке, кроме Девы, лишь один камень. Где он сейчас, я не знаю. Но он есть, иначе не может быть.
– Харим! – воскликнула я.
Альгидрас дернулся так, словно его ужалили, и резко обернулся, точно ожидая, что старый разбойник окажется за нашими спинами.
– Харим жил на вашем острове! Ты же сам говорил.
Альгидрас повернулся к книге, сдвинул ее в сторону и, опершись локтями о лавку, запустил пальцы в волосы.
– О том я тоже думал. Может, на разбойников она не действует? – устало усмехнулся он, признавая провал в своей логической цепочке.
Я тоже усмехнулась, понимая, что правды нам все равно никогда не узнать. В этот момент за нашими спинами что-то стукнуло, и мы оба обернулись. Скрипнула дверь, и на крыльце появилась Добронега. Ее появление заставило меня вскочить на ноги. Я начала лихорадочно соображать, как много она могла увидеть. Нас, стоящих на коленях рядом друг с другом перед скамейкой? Вроде ничего особенного в этом не было, но что-то заставило меня начать нервно оттирать пятно на колене, стараясь не смотреть на приближавшуюся к нам Добронегу. Альгидрас медленно поднялся с земли, тоже отряхнул колени и шагнул навстречу матери Радима. Та подошла к нему, крепко обняла, потрепала по волосам, спросила, как он себя чувствует. Голос Альгидраса звучал совершенно ровно, когда он заверил Добронегу в том, что с ним все прекрасно, раны уже зажили и почти не беспокоят, а я же стояла и не могла поднять на нее глаз. Сразу вспомнился наш разговор, когда Добронега убеждала не травить ему душу, не доводить до беды. Ох, знала бы она! Я настолько увлеклась попытками сохранить спокойствие и не смотреть на Добронегу с Альгидрасом, что, когда обратились ко мне, не сразу сообразила, чего от меня хотят.
– Что? – нервно спросила я.
– Я говорю, что мне надо к Зиму зайти, ему пора повязки сменить, – громко проговорила Добронега, будто разговаривала с глухой.
– Хорошо, – пробормотала я, не понимая, зачем она мне это говорит.
И только увидев, что Альгидрас закрывает книгу и вновь заворачивает ее в плащ, я поняла, что он тоже уходит. Я открыла было рот, чтобы попросить его остаться, и тут до меня дошло, что Добронега именно для этого поставила меня в известность, что ее не будет, – Альгидрас не мог остаться со мной во дворе, поскольку больше не был побратимом. Я нервно усмехнулась. По местным законам я девица на выданье, да к тому же сосватанная. А он теперь что, завидный жених? Мысль неприятно кольнула.
Меж тем Добронега сообщила хванцу, что ей нужно кое-что забрать из дома и можно будет идти. Альгидрас что-то ответил, но я снова прослушала, потому что сердце отчего-то заколотилось, как сумасшедшее. Мне опять стало душно. Я медленно опустилась на скамью и тут же услышала его голос:
– Опять дурно?
Я кивнула, не поднимая головы.
– Мне теперь почти всегда так. Это странно, я чувствую себя лучше, только когда ты рядом.
Альгидрас некоторое время молчал, а потом тихо произнес:
– Наверное, так и должно быть. Верно, Святыня этого хочет.
– Хочет чего? Чтобы ты был рядом?
Альгидрас неловко пожал плечами, и я повторила его же слова:
– Святыня не может хотеть, она же не человек.
– Я не знаю, – вздохнул Альгидрас.
И тут я вспомнила то, о чем хотела поговорить с ним еще с утра. Испугалась, что он вот-вот уйдет и у меня опять не будет возможности задать вопрос.
– Ты помнишь день, когда подошел корабль Будимира и Радима ранили? – быстро спросила я.
– Помню, – ответил он и, отойдя к колодцу, оперся спиной о колодезный столб.
– Помнишь, тогда на берегу ты посмотрел на меня и… испугался? Удивился? – Я не знала, какое слово лучше использовать, поэтому на всякий случай использовала оба.
Альгидрас нахмурился, явно не понимая, о чем речь.
– Я была в платье, в платье с вышивкой.
Его лицо тут же стало непроницаемым, и это лучше всяких слов показало, что он прекрасно помнит тот случай. Сам же он при этом легко пожал плечами и сказал:
– Наверное. Я не заметил.
– Врешь, – сказала я. – Заметил. Ты увидел эту вышивку и испугался. Что это за вышивка?
– О том лучше было бы спросить у Всемилы. Я ее, как ты понимаешь, не вышивал, – четко ответил Альгидрас и скрестил руки на груди.
– Не вышивал, – я повторила его жест, скрестив руки, – зато ты этот узор вырезал. Над дверью в покои Златы.
– С чего ты взяла, что это один узор?
– Я запомнила вышивку, а вчера, когда была в доме Радима, специально посмотрела резьбу. Это ведь заговор, из-за него у Златы теперь будет ребенок, ведь так?
– Ребенок у Златы будет… – Альгидрас сделал эффектную паузу, – из-за Радима. А уж точно не из-за меня.