И приведут дороги
Дорога повернула, и Радим скрылся из виду. Злата снова всхлипнула и задернула полог. Добронега тут же на нее прикрикнула:
– Ну, будет уже! Негоже в дорогу плакать.
Злата что-то пробормотала, а я продолжила смотреть на сено, торчавшее из большого тюка, привязанного к заднему борту повозки, и думать о кварах. Должен же быть какой-то смысл в том, что они упорно пытаются пройти по Стремне. Чего они хотят? Они хотят захватить Свирь или просто пройти мимо? Интересно, Стремна – это единственный водный путь вглубь княжеских земель?
– Всемилка, задерни полог, – услышала я голос Добронеги. – Дурно станет, спиной вперед сидишь.
Я послушно сползла на подушку, обхватила колени и уставилась в одну точку. Вот бы спросить… Да только Всемила должна знать такие вещи, так что единственным человеком, к которому я могла бы с этим обратиться, был Альгидрас. Я взглянула на Добронегу и открыла было рот, чтобы спросить, где Олег, но тут же покосилась на Злату и почему-то не решилась.
У городских ворот повозка остановилась, отряд о чем-то переговорил с охраной, и мы вновь двинулись в путь. Не удержавшись, я отодвинула полог и посмотрела назад. Двое стражников у распахнутых ворот зябко кутались в плащи, явно продрогнув от утреннего тумана. Интересно, ворота всегда отпирают так рано или это в честь нашего отъезда? Впрочем, вопреки моим ожиданиям стражники не стали запирать ворота, а так и остались стоять на месте, глядя нам вслед. Я помахала им рукой. Они переглянулись и, после легкой заминки, помахали мне в ответ. Смутившись, я задернула полог и покосилась на Добронегу. Та смотрела на меня с легкой улыбкой. «А что? – подумала я. – Всемила впервые выезжает из города и имеет право вести себя странно». Впрочем, в будущем решила сначала думать, а потом действовать. Если в Свири большую часть времени я была предоставлена самой себе, то в предстоящие три недели мне придется круглосуточно находиться среди других людей, и права на ошибку у меня не будет.
Как только Свирь скрылась из виду за первым же холмом, со стороны головной части отряда послышались разговоры, движение замедлилось, а потом сквозь неплотно задернутый полог я увидела, что мы проезжаем мимо остановившихся лошадей. Шестеро свирских воинов пропустили нашу повозку вперед и пристроились позади, остальная же часть свирского отряда и княжеские воины ехали перед нами. Среди шестерки, ехавшей сзади, Альгидраса не было, и я всерьез засомневалась, что он действительно здесь.
С этими невеселыми мыслями я решила последовать примеру Златы и прилечь. Подушка под щекой была жесткой, пахла сеном и каким-то ядреным маслом. Интересно, Злате не дурно от этого запаха? Словно в ответ на мои мысли Злата произнесла, обращаясь к Добронеге:
– Я думала, хуже будет.
– Ничего, дочка. Потерпи, скоро дома будешь.
– Я уже по Радиму скучаю, – жалобно сказала Златка.
В ответе Добронеги послышалась улыбка:
– Мать вон сколько не видела. Тоже, поди, скучала. Теперь немного по Радиму поскучаешь, ничего.
Злата улыбнулась, и они принялись обсуждать, как тяжело дается молодице отъезд из родного дома. Под их негромкий разговор меня сморил сон – дала знать о себе прошедшая ночь.
Сквозь легкую дрему я услышала голос Добронеги:
– Опять Всемилка здесь уснула.
В ее тоне звучала досада, а еще улыбка.
– Да пускай себе, – ответил ей мужской голос, который показался смутно знакомым.
Я не успела удивиться, откуда в повозке мужчина, как почувствовала, что меня подхватили на руки и стали поднимать. И тут же еще чьи-то руки обвились вокруг меня и потянули обратно. Мне стало даже немножко больно.
– Тихо, тихо, Радимка, куда тащишь? – Я услышала шлепок и ответное сонное бормотание. – Ну, пусти же ее.
Почувствовав, как меня прижимают к широкой теплой груди, я попыталась было открыть глаза, но над ухом раздался низкий мужской голос, напевавший позабытую мелодию, и меня начало снова клонить в сон. Объятия стали крепче, и жесткая борода больно уколола мой висок, а макушки коснулись чьи-то губы.
– Ой, ленту потеряла, – услышала я снова голос Добронеги. – И башмаки ее где теперь искать?
Я все-таки приоткрыла глаза и в неярком свете масляной лампы увидела силуэт Добронеги, отворявшей какую-то дверь. Добронега обернулась, улыбнулась, глядя на меня, и сказала:
– Тихо, тихо, спи.
Заворочавшись, я поняла, что я очень маленькая и меня на руках несет… отец. И мне очень тепло и спокойно. Я вновь завозилась и посмотрела через его плечо на оставленную комнату. Это были нынешние покои Добронеги. Только на ее кровати, уютно свернувшись клубочком, спал мальчишка-подросток. Отец Радима вынес меня в комнату, где стояла печка, и понес дальше, а я все смотрела на пятна света, которые плясали по стенам в такт шагам Добронеги, и думала о том, что мне очень хорошо и что так я путешествую в свою постель не первый раз. В покоях Всемилы – а мы пришли именно туда – стояла другая кровать, чуть больше, чем та, на которой я спала с момента своего попадания в Свирь. Она была расстелена, а рядом, на месте сундука, стояла небольшая деревянная кроватка на ножках-качелях. И перед тем, как уложить меня туда, отец Радима еще раз поцеловал меня, снова уколов бородой.
– Да тише ты, совсем разбудишь, – услышала я голос Добронеги, а потом сильные руки осторожно опустили меня на кровать. Я закрыла глаза, успев еще подумать, что мне непременно нужна моя кукла. Почувствовав, как на руки мне ложится что-то мягкое, я привычно прижала игрушку к себе и уснула.
Из уютного сна меня выдернул мужской хохот. Я подскочила, спросонья не поняв, где нахожусь. Все еще плавая на волнах этого теплого сна-воспоминания, я думала о том, что это очень странно – видеть себя маленьким ребенком и при этом осознавать все как взрослая.
– Вот лешие, – недовольно сказала Добронега. – Яр, ну ты хоть им скажи! – прошипела она нашему вознице.
– Тише вы! У меня девки спят, – сурово произнес тот, впрочем, особой злости в его тоне не было.
– Разбудили, да? – спросила меня Добронега.
– Да ничего. – Я села и посмотрела на Злату, которая тревожно нахмурилась во сне.
Передвинувшись мимо Добронеги к переднему пологу, я мимоходом подумала, что той, наверное, не очень удобно сидеть спиной по ходу движения. Но видимо, она как настоящая мать смирилась с неудобством и уступила нам лучшие места. Отдернув полог, я увидела красный плащ возницы. Мне казалось странным надевать в дорогу парадные одежды, но, наверное, здесь это что-то значило. Встав на колени, я посмотрела вперед поверх плеча нашего возницы. Едущие перед повозкой всадники в синих плащах изо всех сил старались смеяться потише, но это им совсем не удавалось. Один из них сложился пополам, едва не падая с коня, отчего конь под ним тревожно всхрапывал. Двое других, держась за животы, хохотали так, что им не хватало дыхания. Ехавший слева воин Радима оглянулся на повозку, и я перехватила виноватую улыбку. Его лицо было смутно знакомым, но имени я не знала. Я на всякий случай улыбнулась в ответ.
– Вот лешие, – повторила Добронега, впрочем, вполне миролюбиво.
– А это воины князя или княжича? – Задвинув полог, я села рядом с матерью Радима.
Та вытащила из моих волос соломинку, отбросила ее прочь и сказала:
– Да Миролюбовы это сорвиголовы. Князь с ними построже.
– А как Миролюб успел прислать часть своей дружины? – спросила я. – С ним и людей-то столько не было.
– То мне неведомо, – заученно произнесла Добронега, а потом добавила: – Да это, верно, те, которые в Каменице оставались. Ты же видишь, не с ними он приезжал.
– Да я их разглядеть толком с утра не успела, – пробормотала я, понимая, что Всемила должна была знать большинство воинов в лицо. Впрочем, Добронегу такой ответ удовлетворил, и она не стала развивать эту тему, а вместо этого, достав из моих волос очередную соломинку и бросив ее на пол, спросила:
– Снилось-то тебе что? Ты улыбалась.
– Мне снилось, что я уснула в кровати Радима, – осторожно ответила я, следя за ее реакцией. – А отец меня на место отнес.