Вперед в прошлое. Возвращение пираньи — 2

Сходил в ванную, принял контрастный душ — горячий-холодный-горячий-холодный и почувствовал себя заново родившимся. Переоделся в адмиральскую форму и вновь стал своим человеком в Южной Америке. Подумав, перенес минералку на стол в гостиной и расположился там, включив телевизор. До прихода Белль было еще достаточно много времени, так что он включил телевизор, поискал какой-нибудь англоязычный канал, но с ходу не нашел. А местные давали ему только картинку с непонятным текстом — нефтяные вышки неподалеку от побережья, панорама городских улиц, какой-то явно приключенческий фильм, но не импортный, а здешний: все, и свои, и чужие, гонявшиеся друг за другом вскачь и палившие что есть мочи, были одеты поместному. Правда, понять, где свои, где чужие, он так и не смог.
Стук в дверь, показавшийся Мазуру уже знакомым, раздался в семь пятнадцать. Ну так и есть — перед дверью стояла Белль, в аккуратном синем мундире с адъютантским аксельбантом и еще какими-то нашивками, в лихо сдвинутой направо пилотке с эмблемой ВМФ. Некоторым красивым девушкам военная форма категорически не идет почему-то. С Белль обстояло как раз наоборот.
Мазур пропустил ее в номер, посмотрел пытливо — нет, ее лицо было улыбчивым, даже безмятежным. Значит, расстались вчера вполне мирно, так что никаких угрызений совести он испытывать не должен.
— Я специально приехала немножко раньше, — сказала Белль с чуть заметной лукавинкой в глазах. — Нужно было узнать, как вы себя чувствуете.
— По-моему, прекрасно, — сказал Мазур, указывая ей на кресло и наливая минералки. — Зря беспокоились...
— Qien sabe? — сказала Белль. — Мне раньше как- то не приходилось выпивать с русскими, и я не знала, как на вас воздействует спиртное. Но, кажется, вы и в самом деле себя прекрасно чувствуете... впрочем, это, я успела понять, нравы всех моряков... Наши тоже любят выпить и умеют выпить... правда, некоторые при этом ведут себя... несколько раскованно.
— Признаться по секрету, наши тоже, — сказал Мазур. — Белль... Надеюсь, я вчера не сделал и не сказал ничего такого... чтобы выпасть из образа истинного кабальеро?
— О, что вы! — Она лучезарно улыбнулась. — Вы до самого конца оставались кабальеро во всех смыслах. А это не с каждым случается. Правда, я не поняла многое из того, что вы говорили, слова-то я понимала, а смысл оставался туманен...
— И что же я такое говорил? — спросил Мазур.
— С какого-то момента вы определенно замкнулись, — улыбнулась Белль. — Положительное впечатление, вы просто замкнулись, чтобы случайно не выдать каких-нибудь тайн. Так и повторили несколько раз, подняв указательный палец: — «О работе ни слова». Но я и не собиралась изведывать у вас никаких тайн...
— Выведывать, — машинально поправил Мазур. — А что я вообще говорил?
— Вы несколько раз повторяли одно и то же, — сказала Белль. — С пьяными людьми это бывает, я знаю на себе, когда перебралась на вечеринке по случаю получения офицерских погон. Вообще-то и сейчас следовало бы, как у вас говорят, умыть...
— Обмыть, — машинально поправил Мазур.
И только теперь обратил внимание на ее погоны: там, кроме двух поперечных полосок — красовалась уже не одна золотистая пятиконечная звездочка, а две. Лейтенант-коммандер, то есть капитан-лейтенант по-нашему. Ну да, военная бюрократия не дремлет. Адъютант адмирала должен находиться в звании не меньше, чем лейтенант-коммандера. Не зря адъютант президента, несмотря на свои тридцать четыре года, носит звание коммодора, то есть капитана первого ранга, а сухопутный и военно-воздушный – полковники.
- Поздравляю, Белль, - сказал Мазур, указав глазами на ее погон. – Так ты и меня скоро обгонишь.
— У нас в военном флоте никогда не было женщин- адмиралов, — грустно сказала Белль. — Боюсь, и мне нарушить традицию не придется... А вот в сухопутных силах есть сразу три женщины-генерала...
— Ну, любые традиции не вечны, — сказал Мазур. — Обмыть, действительно, следовало бы, но, боюсь, день у нас будет насыщенный... Так что же я все- таки говорил?
 
— Вы несколько раз повторили: «Но ведь все было не зря!» Иногда обращались ко мне словно с вопросом. Я вам поддакивала, — ее глаза смеялись. — Не дискутировать же было с вами в таком виде, к тому же я не представляла, о чем идет речь... Еще вы повторяли: «Они все — у Лунного Бегемота». И снова обращались ко мне за подтверждением. Я старательно подтверждала... — Она спросила с любопытством: — А кто такой лунный бегемот? Никогда о нем не слышала. И почему они все должны быть у лунного бегемота? Вы говорили с таким видом, словно очень на это надеялись. И кто это — все? Если это не секрет, конечно...
— Никакой не секрет, — сказал Мазур. —- Просто рассказывать об этом было бы слишком долго. Будет достаточно времени, расскажу... И это все?
— Нет, — сказала Белль. — Попозже, когда вы уже были очень хорошим, вы взяли гитару и сказали, что хотите петь романсеро. Я охотно согласилась — интересно было послушать русские романсеро. Правда, вы пели только одну песню, зато несколько раз.
— Несколько — это сколько? — спросил Мазур с некоторым смущением.
— Четыре, — сказала Белль.
Хорош, подумал он.
— Я даже запомнила мотив.
— Ну-ка, ну-ка... — сказал Мазур.
Он уже убедился, что музыкальный слух у нее отличный. Белль старательно насвистела мотив так, что Мазур сразу его узнал. Взял так и стоявшую у стола гитару, убедился, что струны не расстроены после вчерашнего окаянства, взял пару аккордов:
Лишь только бой угас,
звучит другой приказ,
и почтальон сойдет с ума,
разыскивая нас.
Нас ждет огонь смертельный,
но все ж бессилен он,
сомненья прочь, уходит в ночь отдельный
десятый наш десантный батальон...
— Вот эта самая — сказала Белль. — Судя по тому, как яростно вы пели, это какое-то военное романсеро?
— Угадала, — сказал Мазур. — Тебе не понравилось?
— Мотив, конечно, бравурный... Только мне хотелось бы когда-нибудь послушать и русское романсеро о любви... Они ведь у вас есть?
— Конечно, — сказал Мазур. — Как только будет свободная минутка, обязательно спою. Что ты смотришь как-то странно?
— Сеньор адмирал... Вы не будете осерчать на меня за то, что я сделала?
— Заранее обещаю, что не буду, — сказал Мазур.
Пока он валялся в отключке, она могла сделать одну-единственную предосудительною вещь: порыться в его секретных бумагах. Вот только ни единой секретной бумажки у него в номере не было.
Потупившись, Белль поведала:
— Когда вы... устали, я помогла вам лечь. Поставила вам минералку и накрыла покрывалом, потом... Потом достала из шкафа запасной комплект белья и застелила себе на этом вот диване. Будильник на телефоне поставила на шесть утра и тихонечко ускользнула. Поехала переодеться в мундир.
— Зачем? — спросил Мазур.
Белль улыбалась:
— Это Южная Америка, сеньор адмирал. Мне не хотелось вас компрометировать. Видите ли, если девушка приезжает к мужчине вечером, а потом уходит задолго до полуночи, о мужчине начинают сплетничать всякие разности. Мне не хотелось, чтобы о вас сплетничали. Конечно, так вела бы себя путанилья, которую вы не хотели оставлять на ночь, все было бы в порядке. Но здесь знают, что не путанилья, еще когда я оформляла вам номер, показывала удостоверение и спецпропуск...
— Ну, спасибо, Белль... — покачал головой Мазур. — Ты и в самом деле верный адъютант... — он спросил озабоченно: — А для твоей репутации ущерба не будет? Вот уж чего мне не хотелось бы. Я в прошлый приезд слышал о ваших жестких правилах: девица из благородного семейства не должна оказываться в спальне офицера. Вот наоборот — никакого компромата. Наоборот, освящено многовековой литературной традицией: романсеро, плутовские романы, пьесы для театра...
Белль засмеялась;
— Ну, это было двадцать лет назад. И потом, родители у меня не бедные, но понятие «благородное семейство» к ним никак не относится — дедушка был бакалейщиком в Барралоче. — Она улыбнулась не без грусти. — Знаете, получилось занятно. Младшая ветвь Рейнвальдов, бедная, когда сюда перекинулась... нет, перебралась, здесь разделилась на старшую и младшую. Владельцы шахт, генералы и сенаторы, так получилось, были как раз из старшей. А дедушка и его потомки остались младшей, небогатой. Это старшая вошла в высшее общество, а моя младшая так и осталась не особенно богатой, не аристократами... К тому же женщинам-военным прощают некоторую раскованность, эта традиция еще с прошлого века сохраняется...