«Мир не делится на два». Мемуары банкиров

Чжоу знал о моей семье удивительно много. Он также задавал вопросы относительно Т.В. Сунга и Х.Х. Кунга — высокопоставленных китайских банкиров, которые были также родственниками и влиятельными сторонниками Чан Кайши, и казался удивленным, что я не знал их, не поняв, в частности, что я принадлежу к следующему за ними поколению. Однако когда он говорил о них или даже упомянул о своем старом противнике, генералиссимусе Чане, я не слышал горечи в его голосе.
Фактически тема Тайваня возникла в разговоре только в связи с его впечатляющим экономическим ростом. Чжоу согласился с тем, что экономический рост Тайваня действительно производит впечатление. Однако он походя отметил, что Чан Кайши создал свободный порт «типа Гонконга», импортируя сырье, производя дешевые товары и эксплуатируя рабочую силу, а затем получая прибыль на экспорте готовой продукции. Хотя это приносило результаты Чан Кайши и его клике, сказал он, «это не было хорошо для рабочих, которые не получили от этого никаких преимуществ».
Чжоу положительно отозвался о визите Никсона и о ставших теперь возможными более широких контактах с Соединенными Штатами. Он приписал этот результат «решительности» председателя Мао. Будучи одним из немногих высокопоставленных членов партии, которые не пострадали от террора Мао во время культурной революции, Чжоу Эньлай соблюдал осторожность в отношении каждого слова и жеста, с тем чтобы никогда не поднимать себя на уровень выше уровня председателя. Мы говорили о Генри Киссинджере, и Джеми Пуси позже сказал мне, что Нэнси Танг, переводя для Чжоу, называла Генри «доктором», что было, вероятно, его прозвищем в узком кругу китайского руководства.
Чжоу был больше всего заинтересован обсуждением международной экономической и валютной ситуации. Он задавал мне вопросы относительно слабости американского доллара, который по существу девальвировался на 20 % на протяжении предшествующих двух лет, о высоком проценте инфляции в Соединенных Штатах и неустойчивости курсов обмена иностранных валют. Он упомянул о принесшей разрушительные результаты девальвации, которую Китай пережил сразу после Второй мировой войны, и о галопирующей инфляции в Германии после Первой мировой войны, о чем он помнил со своих студенческих лет в Париже и Берлине в начале 1920-х годов. Он спросил, не могло ли что-либо подобное произойти и в Соединенных Штатах. Чжоу отметил, что его беседы как с Никсоном, так и с Киссинджером убедили его в том, что ни один из них «не был ни особенно заинтересованным, ни особенно знающим в вопросах экономики».
Премьер, казалось, был серьезно озабочен тем, что наши экономические проблемы могли повлиять на Китай, и попросил меня разъяснить вопросы, связанные с международной финансовой системой, что было непростой задачей с учетом позднего часа и отсутствия какой-либо подготовки! Я сказал ему, что попытаюсь, однако это может потребовать времени. Хотя я был уверен, что мои коллеги ужаснулись тому, что им придется прослушать полуночную лекцию, Чжоу кивнул головой, чтобы я продолжал.
Я начал с рассказа о Бреттон-Вудских соглашениях, плане Маршалла, резком росте мировой торговли в 1950-х и 1960-х годах и перешел к теме появления рынка евродолларов. Рассказал о начале инфляционной спирали в США в начале 1960-х годов, что явилось результатом катастрофически неудачной бюджетной и налоговой политики администрации Джонсона под названием «И пушки, и масло». Сказал, что эта политика вызвала дефицит платежного баланса, что, в свою очередь, привело к решению Никсона отказаться от золотого стандарта и в 1971 году пойти на введение контроля за заработной платой и ценами. Я завершил свой обзор экономических горизонтов почти через час, высказав мысль, что проблемы для доллара объясняются не фундаментальными экономическими бедами, а неправильной экономической политикой США. И высказал мнение, что доллар вновь станет сильным, если мы будем следовать более разумной экономической политике.
Чжоу внимательно слушал мой рассказ в отличие от нескольких моих коллег, которые едва справлялись с тем, чтобы держать глаза открытыми. Когда я закончил, он задал вопросы по поводу некоторых моментов, которых я коснулся в связи с торговлей и валютами. Чжоу согласился, что торговля могла быть полезной для роста и развития Китая, однако не признал необходимости введения изменений в централизованно управляемой экономике его страны с целью стимулирования зарубежных инвестиций и участия иностранных компаний.
 
Больше всего его, казалось, волновал вопрос о потенциально дестабилизирующем эффекте внешней торговли на китайскую валюту — юань. Подобно Алексею Косыгину, занимавшему аналогичный пост в Советском Союзе, Чжоу не знал, что делать с суровой реальностью неконвертируемости валюты и, вероятно, не понимал тех огромных ограничений, которые этот факт накладывал на возможности Китая в торговле с остальным миром. Пожалуй, в отношении этих вопросов китайцы были еще более наивными, чем русские. Чжоу придерживался мнения, что одной из самых сильных сторон юаня было то, что он не являлся международной валютой и «именно поэтому», сказал он, «юань является очень сильным, его поддерживает экономическая мощь нашей страны».
Встреча завершилась вскоре после часа ночи, Чжоу Эньлай любезно проводил нас до двери и распрощался с каждым из нас.
* * *
На протяжении последующих пятнадцати лет я побывал в Китае еще пять раз и несколько раз встречался с преемниками Мао и Чжоу. Эти поездки дали мне возможность наблюдать за эволюцией положения Китая в мире.
Моя вторая поездка в начале января 1977 года состоялась менее чем через год после смерти Мао и Чжоу, в тот момент, когда едва начался отход от радикализма последних лет Мао. Получившая печальную известность «банда четырех» была посажена в тюрьму в конце 1976 года, и председателем Коммунистической партии только что стал не снискавший успехов Хуа Гофэн.
Я вновь приехал по приглашению НИИД, на этот раз в качестве председателя Совета по внешней политике (СВП), с которым китайцы хотели установить более тесные связи. Принял приглашение на условии, что у меня также будет возможность обсудить вопросы деятельности банка с китайскими официальными лицами. Развитие отношений между НИИД и СВП было важной задачей, однако я был еще более заинтересован в том, чтобы подвигнуть китайцев к тому, чтобы они расширили возможности для работы «Чейза». После исторического визита Никсона прошло уже пять лет, однако полномасштабные дипломатические отношения между Соединенными Штатами и Китаем все еще не были восстановлены. Каждую страну отвлекали внутриполитические дела — в Китае это была смерть Мао, а в США — продолжительный уотергейтский кризис. В результате корреспондентские отношения между «Чейзом» и Банком Китая развивались медленно.
Имея это в виду, перед отъездом на Дальний Восток я посетил Вашингтон, чтобы узнать об отношении пришедшей к власти администрации Картера к нормализации отношений с Китаем. Я встретился с Сайрусом Вэнсом, который должен был приступить к исполнению обязанностей государственного секретаря, и Збигневом Бжезинским, который должен был стать советником президента по национальной безопасности. У меня также состоялась короткая встреча с Джимми Картером. Все они указали, что разрешение остающихся разногласий с КНР занимает важное место в перечне их приоритетов и позволили мне рассказать об этом высшим руководителям, с которыми я рассчитывал встретиться в Пекине.
Я поднял этот вопрос с вице-премьером Ли Саньяном и с Хуан Хуа, который к этому моменту стал министром иностранных дел. К моему огорчению, их ответ был крайне прохладным. Они настаивали, что главным препятствием для нормализации было продолжение поддержки нашей страной «преступного режима» на Тайване. До тех пор, пока мы не изменим нашу политику, ничего сделать будет нельзя. Я нашел, что большинство высших руководителей, с которыми я встречался, были почти столь же подозрительными к Соединенным Штатам, как и к Советскому Союзу, который они всегда называли «белый медведь». Хотя они были любезны по отношению ко мне, все просьбы о расширении деятельности «Чейза» натолкнулись на твердый отказ. В общем и целом это была весьма неудачная поездка.