Гиперборейские тайны Руси

 
 
Земля отдохнула, раздоры забыв;
 
Джемшиду и зверь покорился, и див.
 
И славной людей одарил он судьбой;
 
Державный престол озарил он собой.
 
 
 
…Забыв о заботах, не помня кручин,
 
Под говор струны, за ковшами вина,
 
Вся знать пировала, веселья полна.
 
И люди тот праздник святой сберегли,
 
 
 
Как память о древних владыках земли.
 
Три века так жизнь беспечально текла,
 
Не знали в ту пору ни смерти, ни зла…
 
 
(Перевод Ц.Б. Бану-Лахути)
 
Другое название Страны загробного Блаженства и Счастья, перекочевавшее в средневековую, а затем и в современную культуру, – Элизиум, или Елисейские Поля. На фундаменте этих архаичных представлений в конечном счете сформировалось и христианское понятие рая. Другими словами, подлинные истоки этого фундаментального представления находятся на Русском Севере. Но вначале был северный остров, поименованный в древнеиндийской мифологии Шветадвипа. «Рамаяна» – великий индийский эпос, переполненный полярными реминисценциями, так описывает блаженный край, где живут люди, не ведающие ни бед, ни забот: «Здесь находится великий Белый Остров (Шветадвипа) вблизи Млечного (Ледовитого) океана (Кширода), где обитают великие, могучие люди, прекрасные, как лунный свет. Они стройны и плечисты, наделены великой как физической, так и духовной силой, и голос их подобен грому». «Махабхарата» в книге «Нараяния» также подробнейшим образом описывает светозарную Страну Счастья – Шветадвипу (Белый Остров) «на севере Молочного моря», – где живут «Люди светлые, сияющие подобно месяцу».
В русском народном мировоззрении данная мифологема «страны всеобщего счастья и индивидуального блаженства» известна как апокрифические Макарейские (Макарийские) острова (что, собственно, является греческим эквивалентом Островов Блаженных: makarios означает «блаженный», «счастливый»):
 
 
На Макарийских островах,
 
Куда не смотрят наши страны,
 
Куда не входят смерть и страх
 
И не доходят великаны, —
 
 
 
На Макарийских островах
 
Живут без горя человеки,
 
Там в изумрудных берегах
 
Текут пурпуровые реки.
 
 
 
Там камни ценные цветут,
 
Там всё в цветеньи вечно-юном,
 
Там птицы райские живут —
 
Волшебный Сирин с Гамаюном…
 
 
Константин БАЛЬМОНТ
 
Другой мифопоэтический коррелят Золотого века в его привязке к Русскому Северу и блаженным утраченным землям содержится в знаменитой старообрядческой северорусской легенде о Счастливой стране Беловодье, которую традиция изначально помещала в районе (акватории) Ледовитого океана. Уже в полуапокрифическом «Мазуринском летописце» указывается, что легендарные русские князья Словен и Рус, правившие задолго до Рюрика, «обладали северными землями по всему Поморью: <…> и до реки великой Оби, и до устья Беловодной воды, и эта вода бела, как молоко…» «Молочный оттенок» в древнерусских записях имело все, что относилось к Ледовитому океану, который и сам нередко именовался Молочным.
«Калевала» также постоянно упоминает о каком-то мифическом острове, к которому постоянно стремятся герои карело-финского эпоса. Да и одно из наименований северной страны, где развертываются основные действия, – Сариола (синоним Похъёлы) – образовано от финского слова saari, что означает «остров». Как и у эллинов, в представлении финно-угорских народов это – страна света, счастья и благоденствия, произведенная на свет уже упоминавшейся выше космотворящей ласточкой. И еще здесь царит полная свобода сексуальных отношений. Здесь живет самая красивая девушка на всем белом свете, к которой попеременно сватаются Солнце красное, Месяц ясный и Сын звезды. Носителем сексуальной необузданности и неисчерпаемой мужской потенции выступает карело-финский добрый молодец и рубаха-парень Лемминкяйнен (у него есть прозвище Сарелайнен, что значит Островитянин), готовый в любое время и в любой обстановке каждой невинной девушке, как он сам выражался, «дать в подол ребенка»:
 
 
 
Тысячу невест познал он,
 
целых сотню вдов утешил.
 
Не сыскать и двух в десятке,
 
даже в сотне – трех красавиц,
 
чтоб с девицей не сошелся,
 
с вдовушкою не обнялся.
 
 
(Перевод Э. Киуру и А. Мишина)
 
Именно этот «островной сюжет» дал основание одному из интерпретаторов русского фольклора – Николаю Ивановичу Барсову (1839–1903), более известному как духовному писателю, – увидеть в острове Буяне символ свободной любви. Кстати, мне лично представляется не случайным, что еще одно прозвище Лемминкяйнена – Ахти созвучно имени карело-финского морского божества Ахто.
Подобно русскому «чудному острову», мифологема «счастливого острова – северной страны света» стала знаковым понятием финской культуры. У национального поэта-романтика Алексиса Киви (1834–1872) есть программное стихотворение на данную тему, которое называется «Дальний лес». На русский язык оно до сих пор не переводилось, и по моей просьбе финская журналистка Кристина Лехмус сделала его подстрочный перевод (за что приношу ей искреннюю благодарность):
 
 
С маковки горы дитя спешило,
 
к матушке своей прибежало,
 
с глазами, сверкающими от радости, говоря:
 
«Небесный свет увидел я!
 
 
 
Стоя на скале родного поля,
 
на северо-восток смотрел я:
 
там увидел синеющий вересняк,
 
прекраснейший сосняк.
 
 
 
Возвышалась гора над соснами,
 
светило солнце над сим холмом.
 
И на золотую вершину его
 
вела золотисто-песчаная дорога.
 
 
 
…Там вдали, где на краю света
 
синеет Дальний лес,
 
там – очаг богатырей,
 
там – родина святых мужей.
 
 
Стихотворение Алексиса Киви перекликается с известным русским памятником XIV века «Посланием Василия Новгородского ко владыке Тверскому Феодору о земном рае», где рассказывается, как две лодки из Новгорода долго носило ветром по Студеному морю, пока не прибило к высокой горе:
«И видеша на горе той <…> свет быстъ в месте том самосиянен, яко не мощи человеку исповедати; и пребыша долго на месте том, а солнце не видеша, но свет бысть многочастный, светлуяся паче солнца, а на горах тех ликования много слышахут, и веселия гласы вещающа».
Кормчий велел одному из спутников взобраться по мачте на скалу (высокий берег?), что тот и проделал, и, увидев нечто необыкновенное наверху, с радостным возгласом исчез за каменным гребнем. То же произошло и со вторым посыльным. Тогда привязали третьего веревкой за ногу и стащили вниз после того, как он обозрел сияние за береговым кряжем. К несчастью, третий моряк оказался мертвым, и новгородцы в страхе и панике спешно покинули загадочный остров.