В гостях у Рема или разведчик из будущего (СИ)

Партийная верхушка во главе с Герингом и Гитлером начала вести шикарную жизнь, в отличие от рядовых штурмовиков, которым только уреза́ли зарплаты. Росло недовольство, что отрицательно сказывалось на дисциплине. И это в отношении тех людей, о которых было сказано, что они «новые формирования, служившие не государству, а идее, новой социорелигиозной доктрине спасения…»
Руководитель СА Франц Пфеффер фон Саломон (или Заломон) явно сдавал позиции и упускал контроль за своими подразделениями, а они ещё не сильно превосходили боевиков из Союза красных фронтовиков. Внутренние противоречия росли и благодаря появлению СС и их активному руководителю Генриху Гиммлеру.
Шириновский зашёл в курилку, здесь его и нашёл его старший начальник.
— Эй, Август! — окликнул его обертруппфюрер Маркус.
— Да!
— Ты на митинг идёшь?
— На какой митинг?
— На наш митинг. Выступать будет Грегор Штрассер, а после мы пойдём бить коммунистов. Будет весело, твой взвод должен идти весь, а ты и не знаешь.
— Ну, теперь знаю.
— Строиться! — тут же последовала команда, что касалась всех.
Шатающиеся по двору казармы, курящие в курилке или занимающиеся разными делами штурмовики сразу напряглись. Команду повторили, и все потянулись строиться на плац. Шириновский крикнул и своим трём калекам.
Дальше всё произошло весьма обыденно. Всем собраться, всем ничего не бояться, всем идти на митинг национал-социалистической рабочей партии для его охраны. Ну, все и пошли, как раз и Шольц появился. Пристроившись к нему сбоку, Шириновский начал нужный ему разговор про ситро и тому подобную хрень:
— Слышь, Альберт, а ты где потерялся?
— Где? П… получал от отца.
— Да ладно, ты же уже взрослый и войну прошёл, а всё от отца звиздюлей получаешь?
— За то и получил, что войну прошёл, а полиции попался. Позор семьи я, оказывается. Отец у меня заслуженный фельдфебель, он такого от меня не ожидал.
— Угу, теперь понятно, а я к тебе с идеей одной. Ты из штурмовиков ещё не собираешься выходить, или уже всё?
— Всё пока повисло в воздухе, Август. Сам понимаешь, привод в полицию плохо сказывается на репутации. Я получил в челюсть, пока очухался, уже шупо подскочили и повязали меня. Поздно сопротивляться. Но зато я одному коммунисту так врезал, что у того аж глаза под лоб закатились.
— Гм. Понятно, я так и думал. И что будешь делать дальше?
Шольц помедлил с ответом, старательно разглядывая камни мостовой:
— Деньги нужны, чтобы замять вопрос. До этого договорились на небольшую сумму, а сейчас придётся платить вдвое больше, если не втрое.
— Ага, а у меня есть небольшая идея, как раздобыть денег на это как раз.
— Ограбить кого-то из коммунистов?
— Нет.
— Избить людей Штрассера?
— Нет.
— Тогда ясно, но убивать я пока никого не готов.
Шириновский, честно говоря, не ожидал такой кровожадности от Шольца, хоть и подозревал, что тот готов на многое.
— Гм, Шольц, ты с чего это такой? Этого я и не думал предлагать, хотя слышал, что ищут среди нас готовых на убийство людей.
— Ну, и я слышал, поэтому и спросил сразу же. Так что ты хотел мне предложить?
— Ты как-то говорил, что у тебя кто-то из родственников торгует то ли пивом, то ли кафешку имеет?
— Сестра младшая замужем за владельцем небольшого кафе, но они продают не пиво, а всякое-разное, обеды и ужины.
— Ясно, да всё равно. Короче, ты слышал о газированном напитке кока-кола или швепс?
— Слышал что-то и газировку пил от Швепса.
— Ага, вот я и предлагаю сделать новую газировку. Это на самом деле легко, можно соду с уксусом смешать, и газ пойдёт в напиток. А напиток сделать просто: вишня или яблочный сок, сахар, углекислый газ, бутылка, закупорка, прилавок.
Тут, внезапно для себя, Шириновский вспомнил об истории создания «Фанты», где изначально был в составе не апельсиновый сок и не его искусственный аналог, а обыкновенный яблочный сок.
— Как тебе идея? Сок, сахар, вода, газирование и продажа детям и взрослым в кафе, как продаётся пиво, и налог на алкоголь платить не нужно! Денег можно заработать целый вагон и ещё на маленькую тележку хватит.
 
— Не знаю, не знаю, и вообще ты меня удивляешь, Август. Откуда тебе в голову это пришло, и с чего ты взял, что его будут пить?
— С того и взял, что слышал про подобное, и вообще у меня в голове всё перевернулось, и я сейчас многие идеи вижу, о которых и не знал никогда.
— Да, крепко тебе шандарахнули по башке.
— Ага, девятнадцать наших на первое мая убили и ещё пятьдесят ранили, могли и меня, тогда бы получилось все двадцать. Отделался только разбитой башкой, и вот теперь в ней появляются разные идеи.
— Это я знаю, Август. Ладно, я скажу сестре, а та скажет своему мужу. Может, и попытаются сделать что-нибудь подобное, если получится. А ты чего хочешь с того?
— Так процент с выручки.
— Процент? Процент ты получишь, если будешь им помогать, в чём я сомневаюсь. Это нужно сироп сначала сделать, потом всё соединить, разлить, упаковать и продать. Я скажу, но не надейся особенно, туфта всё это. Одно могу сказать, я тебе должен, и если что-то выгорит, ты получишь деньги, немного и не процент, но там будет ясно, сколько.
— Угу.
Сказать, что Шириновский был разочарован, значит не сказать ничего. А ведь когда-то он был весьма и весьма продвинут в методах зарабатывания денег, но, увы, не в такой банальщине. Масштабы не те, и его, может быть, даже гениальная идея почти сразу разбилась о суровую действительность отсутствия точки приложения. Ну, да, может, ещё не всё потеряно. Мало ли… Оставшись каждый, что называется, при своём, они зашагали дальше. Шли на очередной митинг, и каждый думал о своём.
Тем временем вся Германия бурлила политикой, и митинги постоянно устраивала та или иная партия. Митинги, шествия, пивные путчи, пивные заседания. Взаимные нападки в подконтрольной прессе. Бесконечные драки между идеологическими оппонентами. Причём дрались, иногда даже объединяясь с временными союзниками.
Не заключались союзы только между коммунистами и национал-социалистами. Особняком держались монархисты, не доверяя почти никому, но иногда помогая штурмовикам или, наоборот, сражаясь против них один на один.
Все остальные политические вариации имели место. У каждой партии была своя боевая дружина, у коммунистов порядка семидесяти семи тысяч по всей стране, у монархистов тысяч сто пятьдесят, а у штурмовиков в разные годы по-разному, но в данный момент не меньше семидесяти шести тысяч.
Сейчас они шли на свой митинг, грозивший собрать никак не меньше пары тысяч человек, если не гораздо больше. Возможно, в это же самое время в том же Берлине или в любом другом городе коммунисты собирали такие же многочисленные митинги, и это уже стало в порядке вещей.
Добравшись до какой-то площади с импровизированной трибуной на ней, штурмовики разошлись по её углам, взяв площадь под свою охрану. Сотни людей уже собрались, а со всех сторон подходили новые и новые. Трибуна ещё пустовала, но, как только штурмовые сотни стали оцеплять площадь, беря её под охрану, на трибуну начали подниматься партийные функционеры.
— Смотри! — толкнул Шириновского локтем Шольц. — Грегор Штрассер приехал. Я же тебе говорил, что он будет, и брат вон его тоже, младший. Грегор настоящий штурмовик, его несколько раз арестовывали, а в скольких драках он побывал, и не перечесть. Наш парень!
— Угу, — Шириновский не собирался разделять восторги Шольца по поводу Штрассера. Да у того и лицо не очень располагало к восторгам, а вот его младший брат Отто производил весьма благоприятное впечатление даже своим внешним видом. Сразу было видно, кто в семье голова, а кто руки, то бишь кулаки. Интересно с ними встретиться, но это уже как получится, пока же он просто ждал начала митинга.
  
Глава 18
 
Митинг
 
Народу всё прибывало и прибывало, пока, наконец, свободных мест на площади почти не осталось. Собственно, тогда и начался сам митинг. С первых слов оратора, резко заволновалась, как океан, толпа. Люди стали вертеть головами и внимательно смотреть на находящихся на трибуне.