В гостях у Рема или разведчик из будущего (СИ)

Митинг уже начался, и по периметру митингующей толпы людей стояли старые знакомцы в серых мундирах с эмблемами на рукаве в виде поднятой и сжатой в кулак руки. Они сразу заметили штурмовиков и стали перекликаться между собой, оповещая друг друга.
Не прошло и пары минут, как со всех концов площади начали стекаться боевики Рот Фронта, на ходу приводя в готовность своё оборонительное оружие. У обеих группировок цель была ясна: одним нужно было сорвать митинг, другим — его защитить, кто кого победит, тот и сильнее. И неважно, что это не принесёт никаких дивидендов в будущем, важно показать, кто сейчас сможет ударить жёстче и эффективнее, за кем сила.
Всё это здорово напоминало Шириновскому девяностые годы в России, когда организованные банды, появившиеся буквально ниоткуда, терроризировали население, навязывая свои принципы и целеустановки большинству. Точно так же, как и здесь, банды воевали друг с другом силами своих боевиков и наёмных убийц за раздел сфер влияния.
Но там были экономические мотивы, тогда делили деньги, а здесь делили власть. А, как известно, в борьбе за власть все средства хороши, и никто не будет считать потери. И если за деньги убивали редко, предпочитая их вымогать или тупо отбирать, то в борьбе за власть не щадили никогда и никого. И это легко объяснить.
Всё дело в том, что сами по себе банды состоят из трусливых людей, готовых продать друг друга за копейки. Да, они жестоки, часто безумны, но до определённого предела, и иногда даже упрямы. А другое дело люди, которые идут умирать за идею или за свою веру в неё. Эти бесстрашны и готовы идти до конца, подчас отдавая свои жизни ни за что ни про что и не получая за это ничего, кроме пресловутых двух метров под землёй, и тем не менее желающие бороться и идти до конца. Таких всегда и во все времена было достаточно с обеих сторон.
Шириновский, стоя в толпе своих единомышленников поневоле, держался из последних моральных сил, стараясь не показывать, как ему страшно. Была бы его воля, он бежал бы отсюда без оглядки, но приказ есть приказ, да и бежать уже поздно.
Ещё на базе он попытался «отмазаться» от сомнительной чести быть в числе первых в драке, но упреждающая ухмылка обертруппфюрера Маркуса ясно дала ему понять, что, если он откажется, то не видать ему ни продвижения, ни штабной должности. Пришлось идти и заранее продумывать, каким образом избежать очередных черепно-мозговых травм, да и любых других тоже.
В конце концов, какая ему будет разница от того, стукнут ли его по голове дубинкой или ударят ножом в живот? Последствия и того, и другого будут весьма печальны для него. Так что сейчас он стоял, сцепив зубы, и дрожал мелкой дрожью.
— Ты чего дрожишь? — спросил его Шольц. — От страха, что ли?
— Нет, не от страха, а от предвкушения того, как я буду бить по этим пустым головам дубинкой. Я просто уже хапнул адреналина и теперь готов бежать вперёд и молотить всех подряд.
— А, ну до этого недолго осталось ждать. Вон, смотри, они уже собираются, вот сейчас пойдёт потеха! Ты, главное, к себе близко никого не подпускай, знай маши дубинкой направо и налево. Бей по рукам и шее, по голове не стоит, а то потом всё равно полиция приедет и будет разбираться, кто кого, зачем и почему. Они же тоже люди подневольные и заметут всех, кто непосредственно участвовал в убийстве. Одно дело побить, ну максимум сломать кому-нибудь руку или рёбра, а другое дело отправить на встречу с апостолом Павлом. Это уже будет совсем другой расклад, за это тюрьма.
— Да, однозначно тюрьма, я знаю.
— Ну тогда давай настраиваться на битву. В этом деле самое главное сохранить холодную голову.
— Всё, хорош меня учить, я больше тебя дрался, только менее удачно.
— Ну вот потому я тебя и учу, — не отставал Шольц, — слушай меня, я плохого не посоветую.
— Угу, посмотрим.
— Посмотрим.
Они стали рядом друг с другом, зажав во вспотевших руках дубинки. Напротив них собирались такие же немцы или почти немцы, так как по европейским лицам трудно было понять, есть ли среди них, скажем, евреи или поляки. Одним словом, идеи разные, а страна одна на всех.
 
В это время наступило время переговоров и вперёд выступил обертруппфюрер Маркус.
— Кто у вас за старшего? — обратился он к коммунистам.
Те переглянулись, и из их группы вышел вперёд небольшого роста человек в рабочей кепке, но в одежде, которую скорее носят совсем не рабочие.
— Я! Что вам надо? Уходите, мы вас не звали!
Многообещающие физиономии боевиков Рот Фронта тут же стали ухмыляться, поддерживая своего старшего. А за спиной человека в кепке оратор кричал в рупор, вещая про мировой капитализм и порабощение рабочих жестокими эксплуататорами.
— Мы пришли, чтобы прекратить ваш митинг, так как он незаконный.
— С какого это перепугу он незаконный?
— Мы решили, что он незаконный.
— Кто это вы, национал-фашисты?
— Мы национал-социалисты, а не фашисты, вы не по адресу. Предупреждаю сразу, если вы не завершите свой митинг через пять минут, мы примем меры к его разгону.
— Вы не полиция, чтобы так заявлять! Если вы попробуете нас разогнать, мы окажем вам противодействие, и ещё неизвестно, чем всё это закончится для вас.
— Противодействие? Что ж, давно мы с вами не цеплялись кулаками, а языками и подавно.
Шириновский стоял неподалёку от Маркуса и всё слышал. Он невольно оглянулся вокруг, оценивая силы штурмовиков. Всего их оказалось сто восемь человек, главным у них являлся Маркус. С той стороны боевиков было больше, но ненамного.
— А давайте я речь скажу на их митинге?
— Ты? — Маркус с удивлением обернулся на Шириновского. Не менее недоумённый взгляд на него бросил и человек в кепке.
— Ну, если они не побоятся пускать нас на свой митинг, я им разворошу весь муравейник своей речью.
— Да они тебя и близко не подпустят, а если ты сможешь что-то сказать, мигом скинут с трибуны вверх тормашками.
— Обязательно скинем, — подтвердил и человек в кепке.
— Ага! Уже испугались, красные муравьи. А я ведь ещё ничего не сказал!
Человек в кепке фыркнул, Маркус улыбнулся, а Шириновский уже входил в запал:
— Вы, коммунисты, всё равно проиграете. Пройдёт буквально четыре года, и вас всех раскатают по стенке тонким слоем, а кого и отсентябрят. Вы же любите вспоминать Великую французскую революцию, вот и вспомните сентябрь 1792 года.
— Сейчас мы сами тебя отсентябрим, сволочь фашисткая! Ты кто такой вообще⁈
— О, пошли угрозы! Какие вы после этого коммунисты, вы интернационалисты и социалисты? Да вы шваль подзаборная! Никакого плюрализма мнений. Подонки, вот вы кто! Обыкновенные подонки! Мразь, предатели, узурпаторы, скоты! Однозначно! — выставив на человека в кепке палец, вдруг заорал Шириновский, чем немало удивил всех присутствующих.
— А ну заткнись, сука!
— Я тебя сейчас сам заткну! — взмахнул Шириновский дубинкой и пошёл на человека в кепке. — Что с ними разговаривать, бей их!
— Стой! — крикнул Маркус, но скорее по инерции, ведь он сюда и сам пришёл не разговоры разговаривать, а драться. Просто сейчас необходимо было соблюсти хотя бы минимальные негласные правила приличия. Но было уже поздно, да и всё, что он хотел сказать, он уже сказал, остальное просто затягивание времени.
— В строй, ребята, идём единым фронтом. Бей их!
Коммунисты, сообразив, что всё уже началось, отбежали назад и тоже стали смыкать ряды. Позади них шумел митинг, правда, оцепление стояло далеко от него, и охрана надеялась справиться сама.
— Вперёд, вперёд! — размахивая дубинкой, закричал Шириновский и в первых рядах бросился на коммунистов, раздавая дубинкой удары направо и налево. И первым же из них снёс кепку со старшего от коммунистов. Тот, на удивление, оказался лысым и, схватившись за голову, бросился спасаться бегством. Удар пришёлся по касательной, так что череп у него не треснул, но ссадина на голове будет знатной. Будет отмечен, как Мишка Меченый.
Коммунисты сначала смешались, но быстро очухались, сомкнули ряды и бросились в драку. В воздух взмыл рёв осатаневших от злобы и ярости людей. Боевики с обеих сторон, схватившись за подручные материалы, начали мутузить друг друга. Схлестнувшись в рукопашную, они молотили друг друга кастетами, дубинками и кулаками. Ещё немного, и дело дойдёт до поножовщины, и уж тогда держись!