"Фантастика 2024-40". Компиляция. Книги 1-19 (СИ)

Анджиг сглотнул сухим горлом:
— Не туда ты повел, понимаешь... Я тебе про Трахима, а ты мне про Ярему.
— А не скажи, не скажи... Вот послушай, княжич, что тебе верный шляхтич скажет...
Павлюс замолк, собираясь с мыслями, и снова стало слышно пение шпильмана:
 
 
— Нынче время поостыло,
 
Не перебороть кручину,
 
Чтоб залить любви горнило,
 
Не сбираю я дружину.
 
Все сложнее и все проще,
 
Все ясней и все неясно...
 
Все понятно — это ропщет
 
Сердце, что мечты напрасны!
 
 
— Вот завел волынку, — пробурчал едва слышно пан Корак. — И как не надоест...
— Слушай меня, пан Анджиг, — заговорил наконец пан Пчалка. — Я почему упомянул про бело-голубых? Потому что выборы короля — только с виду честное да справедливое дело. А как противная партия сильнее, и хитрее, и богаче окажется?
— Выборы короля — старинная привилегия шляхты лужичанской, — возразил Далонь-младший.
— Точно! — подтвердил Корак.
— Ну да! — тряхнул чубом Павлюс. — Забава. Любимая игра. Только выигрывает в ней не всегда тот, кто должен.
— Это еще почему?
— Мы ж не дети маленькие, скажу. Дошло бы дело до сбора Посольской Избы, смогли бы наши перебороть электоров из Малых Лужичан, Заливанщина, Хоровского воеводства?
— Да запросто! — взвился соколом пан Гурка.
Но Анджиг осадил его резким окриком:
— Погоди, не встревай! — И продолжил, глядя пану Пчалке прямо в глаза. — Не знаю я, пан Павлюс. Муками Господа клянусь, не знаю! Бабка надвое гадала, как говорится. Наши сильны, но и те не детки малые.
— Верно. Согласен. Теперь дальше глядим. Батюшка твой телом недужен?
— Недужен.
— Не ровен час... Нет, ты пойми меня, пан Анджиг, я ему сто лет жизни желаю и свечку за здравие в полпуда весом поставить готов, но...
— Да чего уж там. Говори.
— Не ровен час хвороба пересилит снадобья лейб-лекаря. Преставится король Юстын. Что тогда?
— Ясно что. Новая элекция, новые сборы Посольской Избы.
— Верно. И уж поверь мне, тогда Белый Орел своего не упустит.
Пан Корак открыл было рот, но тут же захлопнул его под тяжелыми взглядами сотрапезников.
— Знаю, что сказать хочешь, — небрежно бросил пан Пчалка. — Нам нет числа, сломим силы зла? Верно?
Корак неопределенно пожал плечами.
— Не прикидывайся. Хотел ведь?
— Ну, хотел...
— Ага, хотел. В том-то и беда, что есть число. И нашим, золотым, и бело-голубым число есть и давно посчитано. А теперь прикинь, сколько недовольных зьмитроковыми податями? Скольких затронули разговоры про Контрамацию и что ее давно отменить пора?
— Контамацию глупо отменять! — воскликнул Анджиг.
— Ты это Зьмитроку скажи и Твожимиру. А еще пану возному, Станиславу Клеку. То-то они порадуются...
— Батюшка не допустит!
— Верно. И лужичане ему верят. А не станет вдруг короля Юстына? Будет ли вера новому претенденту от Золотого Пардуса? Или вспомнят призабытого малость Януша с его белой курицей? Уж он-то точно от Контрамации отказываться не станет и подати, которых при Витенеже не было, пообещает отменить. А много ли шляхте надо? Подпел, подыграл и готово!
— Что-то я не пойму, к чему ты ведешь? — вмешался пан Корак.
— Ты гляди непонятливый какой! — рассмеялся пан Пчалка. — И ты не понял еще, пан Анджиг?
— Я-то догадываюсь...
— Верно! По наследству нужно корону передавать, по наследству!
— Ну, ты... — Пан Гурка охнул и прикрыл ладонью рот.
Анджиг Далонь затряс головой, хорошо, что еще знамение не сотворил, словно нечисть узрел, не к ночи будь сказано.
— Это немыслимо!
— А раньше много немыслимым казалось из того, что нынче само собой разумеется. Про ту же Контрамацию лет двести назад кто помыслить мог? А про то, что грозинчанин прилужанским подскарбием будет?
— Нет, — Анджиг помотал головой отрицательно. — Нельзя. Против закона. Мой отец жизнь готов положить, чтоб все по закону было...
 
— Так почему бы через Сенат закон не провести? — Пан Пчалка уставился прямо в глаза хорунжего.
Анджиг не выдержал и отвел взгляд, прошептал еле слышно:
— Точно, — а вслух сказал: — Кто же возьмется в Сейме такой закон предложить? Кто не побоится?
— Эй, панове, вы что задумали? — воскликнул пан Корак. — Вы хоть разумеете, к чему королевство толкнуть можете?
— Закрой рот, пан Гурка, — пристукнул кулаком по столу пан Пчалка. — Не твоего ума дело. Выпей лучше еще. — Он щедрой рукой плеснул в чарку пана Гурки так, что вино хлынуло через край, растекаясь по столу кровяной лужицей. — Выпей и помолчи. А ты, пан Анджиг, подумай хорошенько. Как друг тебе советую. В случае чего знай: выговские гусары на твоей стороне.
— Пан полковник...
— А пана полковника и переназначить недолго. Давай-ка выпьем, пан Анджиг!
— За что?
— Чтоб все наши мечты сбывались! Чтоб крепли Великие Прилужаны на зависть всем врагам! — произнес пан Пчалка, наливая вино.
Они поднялись, отодвинув табуреты.
Чокнулись.
— За Великие Прилужаны от Стрыпы до Луги! — воскликнул Анджиг. Тост вполне уместный нынешней осенью в Выгове и даже, можно сказать, обыденный.
— На погибель врагам! — поддержал его Павлюс.
А пан Корак, закусив ус, горестно прошептал:
— Что ж вы творите, панове? Что ж вы творите...
Гусары выпили. Замерли на мгновение.
Из залы донеслись заключительные аккорды шпильмана:
 
 
Неприступная Богиня,
 
Та, что сердце отобрала,
 
Нет обиды и в помине —
 
Мчусь к тебе, подняв забрало.
 
Облик твой Луны прекрасней,
 
Днем светило затмевает...
 
Кто сказал, что я несчастен?
 
Нет. Счастливей не бывает.
 
 
 
Раз в глаза взглянуть и хватит,
 
Раз увидеть и довольно,
 
Чтобы душу мне оставить
 
С панной вольно иль невольно.
 
Не бывает больше счастья,
 
Чем страдать — страданье лечит.
 
Кто сказал, что я несчастен?
 
Вот перчатка! И до встречи...
 
 
— Эх! — Пан Пчалка стряхнул последние капли вина на глинобитный пол, крякнул, вытер усы. — Ты, самое главное, пан Анджиг, нас не забывай, как королем станешь.
— Довольно! — сурово оборвал его пан хорунжий. — Пошутили и будет. Не о том сейчас думать надобно.
— Хорошо сказано! — поддержал его пан Корак. — Добрую шутку я понимаю, это да! А то уж можно подумать, что заговор какой вы затеяли, панове.
— Вот еще сказал! — усмехнулся пан Пчалка. — Мы — и заговор. Да разве гусары могут заговор затевать? На гусарах все Прилужанское королевство держится. Так, пан Анджиг?
— Так! За державу печалиться надо. Врагов рубить всяких. И внешних, и внутренних. А заговоры затевать — это мы оставим курощупам малолужичанским, заливанщанским хитрованам да хоровским купчишкам, которые в Скорняге души не чают.
— Слава Господу! — Пан Гурка истово сотворил знамение. — Ныне, и присно, и во веки веков слава!
— Аминь! — Его товарищи набожно повторили знамение, повернувшись лицами к храму святого Анджига Страстоприимца, покровителя пана хорунжего.
— А что это за шум в зале, панове? — вдруг приподнял бровь пан Пчалка.
Анджиг и Гурка прислушались. И вправду, в зале творилось что-то непотребное. Шпильман Кжесислав сбивчиво увещевал кого-то, срываясь на визг совсем на по-шпильмански. Громыхнул перевернутый табурет.
— А ну-ка, панове, за мной... — Пан хорунжий, подавая пример, откинул занавес, разделяющий эркер и залу.