Лирик против вермахта (СИ)

— Там обоз, кажется, — Мишка сделал несколько шагов, уже готовясь побежать, как остановился. Ему вроде бы что-то послышалось. Даже несмотря на дождь, звуки в лесу далеко разносились. — Подожди-ка… Что это еще за фрукты?
Парень сделал еще несколько шагов, и у толстенной березы замер. Совсем близко, шагах в пятнадцати, виднелись две стоящие повозки и темные фигуры рядом.
— Чего они там? По нужде, похоже, остановились, — Мишка присел на корточки и высунулся из-за дерева. И все равно видимость была не очень. — Еще в телегах люди…
Плюнув на осторожность, он плюхнулся на брюхо и пополз вперед. Листва на деревьях еще была, поэтому не должны были заметить.
— Мать-то вашу, — прошептал он, едва смог разобрать повязки на плечах мужчин с винтовками. — Полицаи… Б…ь, и немец вдобавок… Какого же вы хера тут забыли? Заблудились что ли?
Очень было похоже на это. Те двое, что стояли, оправились и начали совещаться, при этом широко маша руками — то в одну сторону, то в другую сторону. С ближайшей телеги им тоже что-то подсказывали.
— Сколько же вас, уродов-то? Двое слезли… Немец вроде бы один. Рожа толстая, лоснящаяся, за заготовку продовольствия поди отвечает… Интендант… В первой телег, кажется, трое или двое. Хрен поймешь, накрылись дерюгами, одни бошки торчат. А вот во второй совсем не понятно. Может один, а может и двое.
Итого, получалось от шести до девяти человек с немцев во главе. Кажется мало, даже отделения нет, но им «за глаза» хватит. До основного отряда версты три — четыре по буеракам, не докричаться. Только гонца посылать, а кто же даст на это время?
— А у нас, бойцов с гулькин нос, — лихорадочно соображал он, осторожно отползая назад. Нечего было больше там валяться. Нужно к своим бежать, что есть мочи. — Наш доктор — не боец. Одно название только.
На доктора, и правда, надежды особой не было. Сердечник и астматик в одном флаконе.Чуть напряжется, уже задыхается. Еще в телегах было четверо лежачих: двое — тяжелые, а двое могут из винтовки и стрельнуть. Вдобавок, он и Лена, санинструктор. Собственно, вот и все его воинство.
— Задница! Чего же делать? Бежать? — перебирал он варианты, пока бегом возвращался к своим. — Не-ет, уже не успеем. Они ведь на встречу едут. Максимум через десять минут встретимся… Может загнать телеги в какой-нибудь овраг?
Быстро огляделся по сторонам, и чертыхнулся. Словно нарочно здесь лес светлел. Скоро болота начинались и деревья тут толком не росли. Никаких укромных мест и в помине не было.
— Черт…Черт… — забубнил Мишка, чувствуя, как утекают драгоценные секунды. Еще немного, и вообще, будет поздно. — Черт… Хоть самим нападай…
Не знай почему [может от большой доли выделившегося адреналина, а может от неопытности], но за эту мысль он ухватился обеими руками.
— Спрячемся за деревьями, как в бременских музыкантах. А в нужный момент со всех сторон пальнем по разу в небо и заорем погромче, они и наделают навалят кирпичей в штаны.
Именно с этой бредовой идей Мишка и выскочил к дороге, сразу же бросившись к доктору. Тот, видимо только что отхлебнувший горячительного из своей фляжки, уже пребывал в весьма благодушном состоянии. Сидел разомлевший, разглядывая золотую листву вокруг и что-то нашептывая про себя.
— Полицаи, вашу мать! Быстро телеги с дороги! — рявкнул он на него. Бедный доктор чуть с облучка не свалился от неожиданности. Чудом только усидел, успев ухватиться за борт. — Полицаи рядом! Две повозки в паре верст от сюда! Пару заворотов и появятся.
Если доктор растерялся, то девушка даже глазом не моргнула. Только взгляд отчаянный стал, словно она на что-то решалась или может, вообще, с жизнью прощалась. Из-за плеча сразу же стянула винтовку и оттянула затвор.
— Мужики, кто ходячий есть? Засаду этим сукам сделаем. Они же точно здесь никого не ждут. Кто в здравом уме в такую погоду по болоту станет шастать? Значит, можем врасплох застать…
Один из раненных, сдернув плащ, с трудом слез с телеги. Бледный, как смерть, а винтовку держал обеими руками, не вырвать. Такой точно не сдаст назад и руки не поднимает. Зубами свое выгрызет.
 
— Слушайте план! — Мишка с уверенностью глянул на каждого. — Там дорога круто виляет, а с боку от нее высокая круча. Доктор и ты, земляк, туда шагайте и сидите, как мыши. Как услышите мой выстрел, тоже стреляйте, хоть в небо, хоть в землю. Сами не высовывайтесь, чтобы вас не заметили. Пусть думают, что их целая рота партизан окружила.
У бойца с перевязанной головой после этих слов появилось некое подобие улыбки на губах. Поймав взгляд Мишки, ободряюще кивнул. Согласен, значит.
— А мы с Ленкой, с другой стороны спрячемся. Мы худые, за деревьями нам точно никто не разглядит. Только уговор, стрелять только после меня. Пальните и молчите. Ясно?
Через несколько минут обе санитарные повозки уже стояли в орешнике, слегка прикрытые его кустами. На головы лошадей одели мешки, чтобы раньше времени голос не подали.
— Ну, пошли.
Их товарищи — доктор и раненный боец — привстали из-за высокого бугра и махнули руками. Значит, теперь их черед прятаться.
— Лена, не забудь, выстрели только один раз. После сиди, как мышка, и не отсвечивая. Ясно?
Та молча кивнула. Решительного вида, нахмурившаяся с винтовкой выше ее головы, она сейчас очень напоминала французского Гавроша со знаменитой картины.
— С Богом… — Мишка легонько коснулся ее плеч, подталкивая к высокому дереву. Сам свернул к другому, ближе к дороге.
— Миша, что ты такое говоришь? — тут же в ответ раздался возмущенный писк.
Но он даже не обернулся. Сейчас было совсем не до религиозных споров. Веришь — не веришь, а божья помощь совсем бы не помешала.
— С Богом, — снова, но уже одними губами прошептал парень, поднимая винтовку.
Кажется, из-за поворота кто-то показался.
* * *
Курт Ейхман, цугфюрер из Зондеркоманды № 21, уже не один раз проклял своего сослуживца, Баера, тоже цугфюрера из его же отряда. Ведь, именно этот хитрюга уговорил его поменяться на сегодня. Мол, съезди за меня камрад Курт за продуктами в это село, а я потом тебе должен буду. Проветришься, попробуешь свежую сметану и творог, побалуешь немного свою язву. А он, старый дурак, и уши развесил.
— Проклятый дождь! Сколько же можно уже лить? Как с утра зарядил, так и льет, как из ведра! — ворчал цугфюрер, снова и снова пытаясь закутаться в свою шинель. Только холодные дождевые струйки все равно находили свой пути, проникая за шиворот. Оставалось лишь ежиться и морщиться. — Проклятый дождь, проклятая страна… Все здесь не как в нормальных странах… Эти чертовы леса, дороги. Разве в моей Саксонии можно заблудиться в лесу? Никак и никогда! У нас все ровно, аккуратно, все подсчитано и учтено. Везде указатели. А здесь, черт побери⁈ Уже второй час кругами ездим, не можем из леса выбраться…
Найдя взглядом старшего полицая с труднопроизносимым именем «Станислав», немец стал буравить его спину злым взглядом. Можно было бы, конечно, и обругать его, но Курта в такую мерзкую погоду не хотелось ни шевелиться, ни лишний раз рот раскрывать. Вроде бы пригрелся, а начнешь двигаться, еще хуже станет.
— Все зер гут, господин цугфюрер! — старший полицай, крупный детина с неприятным одутловатым лицом, вдруг повернулся, словно почувствовав взгляд. И едва встретившись с глазами немца, тут же расплылся в угодливой улыбке. Как китайский болванчик из лаковой шкатулки немедленно закивал головой и замахал рукой куда-то на север. Явно показывал, что дорога, наконец-то, найдена. — Я говорю, полный зер гут, господин цугфюрер! — снова крикнул полицай, еще энергичнее замахав рукой. — Нам вон туда нужно! Оттуда и домой, господин цугфюрер!
Устав от этого мельтешения, Курт отвернулся. Подняв воротник плаща еще выше, стал «бродить» взглядом по окрестностям. Уснуть все равно не получится.
— Деревья, кусты… Деревья, кусты… Черт, одно и тоже на протяжении трех часов… Деревья, кусты… О, фройлян? –удивился Кур, когда его взгляд случайно остановился на миниатюрной, явно девичьей, фигурке, почти полностью высунувшейся из-за громадной березы. — А что она здесь дела…