Эсминцы. Коса смерти
Ведь дело могло закончиться и стрельбой, если они, например, все же напорются на финских пограничников. Потому капитан решил организовать Лебедеву вооруженный эскорт. Чтобы в случае чего, никто не смог бы упрекнуть Малевского в безответственности. В оружейной эсминца нашелся ручной пулемет ДП с запасным диском, который взял сам Полежаев. Березину и Степанову выдали по винтовке, а Лебедеву дали старый револьвер наган образца 1895-го года. Хотя Александр и не считал, что действительно дойдет до стрельбы, но оружие зарядил и привесил в кобуре на ремень. Он провел со своей группой небольшой инструктаж, после чего моторную лодку проверили и заправили, а потом спустили шлюпбалками на воду с левого борта.
Эсминец находился возле самой границы и прикрывал лодку своим корпусом от любопытных взглядов финских пограничников с катера, болтающегося в водах соседней страны примерно в двадцати кабельтовых от эсминца, как раз за довольно узкой в этом месте нейтральной зоной. Все это хорошо было прорисовано на картах, но в реальности морскую границу обозначали лишь редкие красные буйки. Впрочем, штормами их часто срывало и уносило, и пограничникам обеих стран приходилось время от времени выставлять новые, чтобы в первую очередь самим ориентироваться, где проходит граница.
С командиром эсминца условились, что когда моторка отойдет на достаточное расстояние, эсминец продолжит учебные стрельбы в темное время суток. К продолжению артиллерийских учений на корабле все снова было подготовлено. А на берегу матросы уже соорудили новую мишень из белой парусины, которая хорошо виднелась в бинокли даже в сумерках белой ночи. Сделали и нового воздушного змея, чтобы потренироваться стрелять по самолетам в темное время. Хотя, впрочем, настоящей темноты белая ночь не обещала.
Когда время приблизилось к одиннадцати вечера, Лебедев дал команду, и лодка отвалила от эсминца. Сначала они должны были уйти в противоположную сторону от границы, вглубь своей акватории, а потом, когда эсминец начнет стрелять в темноте и отвлекать внимание пограничников, моторная лодка должна обогнуть его по широкой дуге и идти через границу в сторону архипелага Котки.
Минут через пятнадцать, когда моторка отошла достаточно далеко, «Яков Свердлов» запустил машины и начал маневрирование. А потом, выполнив циркуляцию, подсвечивая учебную цель прожектором, стал на ходу палить из орудий в наступающей сероватой ночи. Звуки залпов небольшого главного калибра эсминца напоминали отдаленные раскаты грома, а вспышки от выстрелов походили на красные молнии далекой грозы. Почти плоскодонную лодку бросало даже на небольших волнах, но все же, пока эсминец маневрировал и стрелял, а финские пограничники наблюдали, как бы он не залез на их территорию, границу моторка прошла без проблем.
Лейтенант вел суденышко по карте и компасу, сидя на носу лодки и внимательно вглядываясь по курсу, чтобы не наскочить на камни. Иногда он подносил к глазам бинокль, но больше полагался на собственное зрение. Он должен был замечать камни заранее, чтобы успеть дать правильные команды мотористу Степанову, сидящему на корме и выполнявшему функцию рулевого, поворачивая румпель. Именно камни, торчащие местами из воды, представляли сейчас наибольшую угрозу для лодки. А еще больше нервировали те из них, которые скрывались под водой, но находились слишком близко к водной поверхности. Впрочем, многие из препятствий на карте были обозначены.
Мели Александра не так волновали. Очень маленькая осадка моторки позволяла ей скользить над песчаными банками почти без риска задеть дно. Воды архипелага между Коткой и Гогландом всегда считались опасными для судоходства и представляли собой зону кораблекрушений. Тут часто на скалы выбрасывало корабли. Кто-то из капитанов сажал корабль на мель по недосмотру, а кого-то насаживало на камни штормом. И сейчас предстояло найти две жертвы подобных обстоятельств.
И все бы ничего, вот только мотор лодки работал неуверенно, то и дело чихая и кашляя. Но тем не менее моторка пока шла довольно быстро в сторону острова Хаапасаари. На самом этом острове размещалась как раз застава финских пограничников, но туда лодка и не направлялась. Цель была южнее и западнее, пара выброшенных на необитаемые скалы и разбитых волнами судов. Именно внутри них и были сделаны дядей, а по легенде, иностранными агентами флотской разведки, закладки «ценных разведывательных сведений». Осторожно огибая торчащие из воды камни, моторная лодка подбиралась к разбитым кораблям, ставшим давно уже жертвами кораблекрушения.
Первое разбитое судно лейтенант разглядел без бинокля. Его единственные труба и мачта далеко просматривались даже в этих сумерках. Вблизи корпус казался еще крепким, краска на бортах держалась и не давала морской воде разъедать металл обшивки. Только в некоторых местах наблюдались серьезные очаги и потеки ржавчины. Пока было даже вполне возможно прочитать название Santa Emilia. Вот только широкая и длинная пробоина под ватерлинией откровенно говорила о том, что судно больше не удержится на воде. И если бы не мель и торчащие из воды камни, на которых прочно сидел киль, разбитый корабль давно бы потонул. А так, будучи уже давно мертвым, покинутым командой и заброшенным, этот железный хлам издали все еще казался настоящим транспортным судном, стоящим даже без перекоса на ровном киле.
Когда лодка ткнулась форштевнем в песок возле камней, на которых застряла несчастливая «Святая Эмилия», Лебедев дал указание своей лодочной команде:
– Березин и Степанов со мной. Полежаев, остаешься в лодке. Если что, прикроешь нас огнем пулемета.
– Есть, – ответил мичман и, подняв ручной пулемет из лодки, начал расставлять его сошки на маленьком баке моторки.
Степанов и Березин подхватили свои винтовки и, выпрыгнув из утлой посудины, пошли следом за командиром. Им предстояло забраться на брошенное судно, наверху которого, в ходовой рубке, находился тот самый пакет. Они беспрепятственно проникли внутрь останков корабля через большую пробоину. Когда-то это был каботажный теплоход-сухогруз, чуть больше шестидесяти метров в длину. Единственная его мачта, оснащенная балками судовых подъемных устройств, находилась посередине грузовой палубы между двумя трюмами. А единственная надстройка с трубой была максимально сдвинута к корме. Ходовая рубка, находящаяся перед трубой, сейчас являлась первой целью экспедиции. Со стороны камней они вошли через пробоину прямо в машинное отделение.
Раньше Александру казалось, что охота за металлом и корабельное мародерство – это явления конца двадцатого и начала двадцать первого века. Но оказалось, что и в 1941 году с разбитых кораблей тоже снимали все, что только можно. В машинном отделении сухогруза осталась лишь станина дизеля. Все остальное, включая валы гребных винтов, было демонтировано и вывезено. А по проржавевшему дну плескалась вода.
Но самым неприятным оказалось открытие, что и трап, ведущий наверх, тоже срезан и увезен. Хорошо еще, что в корму корабля были вделаны снаружи обшивки металлические скобы штормтрапа. Сделан такой штормтрап был специально, потому что в прибрежных водах, где ходил каботажник, очень часто попадались рыболовные сети, которые наматывались на гребной винт. И команде приходилось нырять в воду, чтобы пытаться снять накрутившуюся сеть с винта своими силами. Сейчас Лебедеву повезло, что корма не висела высоко, а сидела в воде почти до половины ватерлинии. Но чтобы зацепиться за нижнюю из скоб, нужно было все равно войти в воду почти по пояс. А было совсем не жарко, градусов шесть или семь тепла, да и ветерок дул свежий.
Лебедев мог бы попросить забраться наверх, например, Степанова. Но ему не хотелось, чтобы парень промок и потом заболел. Поэтому он стал раздеваться сам. В конце концов, он же живет уже вторую жизнь, а его подчиненные еще и первую не прожили.
– Я сейчас сам полезу наверх, а вы оставайтесь на карауле, – сказал он краснофлотцам и решительно вошел в воды Финского залива.
«Моржом», спокойно окунающимся в ледяную прорубь в мороз на Крещение, он никогда не был. Едва он полностью разделся и ступил в воду, ноги обожгло холодом, а икроножные мышцы могло начать сводить судорогой, если в такой водичке постоять несколько минут, но Лебедев не стал медлить, а сразу, поднимая брызги вокруг себя, резко кинулся к штормтрапу мертвого судна, зацепился за нижнюю скобу, подтянулся и, на одних руках, перехватывая ржавые перекладины, ловко полез наверх, пока ноги его не обрели опору на проржавевших скобах. Молодое тело позволяло ему подобную эквилибристику. «Может быть, так даже и к лучшему, что я голый полез, уж точно никто не скажет, что пакет сам подложил», – подумал Александр, ступив на палубу ржавого сухогруза. Только вот идти голыми ногами по проржавленному металлу палубы – то еще удовольствие. Он старался ступать очень осторожно, но все-таки слегка порезал стопу правой ноги в паре мест, пока поднялся в рубку.