Молчание Гамельна (СИ)
— Моя взрослая девочка. Со взвинченными нервами, — мама усмехнулась и отломила кусок мякиша, вылепляя из него фигурку. — А говорят, это беременных вечно штормит… Так и будут растить ребенка две истерички.
Леона стиснула пальцы на домашних штанах. Почему все вечно наслаивалось одно на другое? Исчезнувший Рудольф добавлял лишней головной боли. Ну не мог же он струсить! Не после всего.
— Не звонил?..
Элизабет вздохнула и сжала мякиш в ладони.
— Подумай лучше о себе. Хочешь, я свяжусь с Нельсоном? Пусть решит поискать какую-нибудь редкую книгу для себя. Он ведь маньяк до чтения.
У Леоны закружилась голова от перспектив. Но она же не сможет! Не сможет просто смотреть и говорить.
— Не надо… не сейчас. Пожалуйста.
Элизабет пожала плечами и запихнула мякиш в рот.
— Тогда и ты не звони Руди.
* * *— Лео! Тут тебя…
— Пусть… подождет… — Леона тащила тяжеленную стопку книг, не различая ничего.
— Эй-эй, куда столько набрала? — Гриденс, книжный босс, добродушно посмеивался.
Сам привез целый грузовик, забитый коробками, и строит из себя ангела во плоти! Впрочем, недавно от отправил в школу-пансионат два таких грузовика, поэтому жаловаться не приходилось.
— Сколько… смогла… столько… и взяла.
Леона хотела смахнуть пот, но лишней парой конечностей еще не обзавелась. Кое-как доволокла книги до нужного стеллажа, чуть не рухнув сверху, и стала быстро расставлять по полкам: перед покупателями нужно держать лицо. Она выровняла корешки и только после этого развернулась, поправляя рабочий фартук.
— Извините за ожида…
Возле стойки стоял Рудольф. С щетиной и одетый словно на скорую руку — на рубашке внизу отпечаталось пятно от апельсина, штанам явно не хватало ремня. Он сжимал потрепанный портфель как последнее, что у него осталось.
— Если вам нужна консультация, обратитесь лучше к парню за кассой. Я на разгрузке.
Леона вздернула нос — и отправилась за новой стопкой у черного входа.
— Лео! — Рудольф кинулся за ней, но на полпути был остановлен Гриденсом. Только тот клал руку на плечо так, что правонарушители буквально цепенели. Голос Рудольфа стал отчаяннее: — Лео! Дай мне пять минут.
— Нет.
— Три! Две!
— Одну, — Леона поморщилась, не зная, как испытывала когда-то к этому человеку восхищение. К этому жалкому человеку, который пришел к дочери любимой женщины вместо того, чтобы рвануть к ней самой. — Мистер Грегори, можно выйти на минуту?
Грегори нахмурился, но железную хватку разжал, и Рудольф выдохнул, потирая плечо.
— Время засечь? — Грегори многозначительно покосился на настенные часы.
— Будьте добры.
На улице Рудольф вытащил из кармана смятую пачку сигарет, повертел и стал вытаскивать-убирать сигарету.
— Лео, я запутался.
— Распутывайтесь в другом месте. Мне мямленье нафиг не сдалось.
Рудольф дернул ладонью: пачка полетела вниз, и одинокая сигарета осталась в пальцах. Он смотрел на Леону без злости и испуга — с тоской.
— Ты злишься, Лео? Знаю, что поступил как мудак. Я готов объясниться. И хочу вернуться!
— А хочет ли мама, чтобы вы возвращались?
Рудольф округлил глаза, словно не представлял себе такого исхода. Самоуверенный индюк. На коленях пускай бы еще приполз. С цветами. И землю целовал.
— Мама не кукла. И не примерная домохозяйка. То, что она ждет от вас ребенка, не делает ее комнатной собачкой, которую можно задобрить косточкой, а потом отогнать сапогом.
— Я и не думал… Лео, я даже не думал о таком! — Рудольф едва не кричал на всю улицу.
— Ага, а как вам слово поперек сказали и за красивой картинкой показали грубый чертеж — вы сразу в кусты.
— Лео, ты все не так… Лео! Я смотрел новости! — Рудольф что, серьезно пытался ее таким удивить? Пора обратно. — Шестилетней давности.
Леона застыла как вкопанная и медленно-медленно повернула голову. Рудольф стал собранным и решительным, напоминая сейчас того, кто договаривался об интервью со звездами — и договаривался к обоюдному удовольствию.
— И что насмотрели?..
— Собственную слепоту, — Рудольф признавался спокойно: говорил правду. — Никогда не задумывался, почему ты стала хулиганкой. Почему Бетти замечает твои успехи и неудачи. Почему она словно видит меня насквозь, даже если мы говорим по телефону и я пытаюсь убедительно врать. А еще — почему я выбрал ее из тысячи женщин.
— Тогда сразу из миллиона.
— Из миллиарда, — Рудольф растер сигарету в пальцах, и вниз посыпался пепел. Серо-горький. — Прости, что засомневался — и в тебе, и в Бетти.
— Это лишнее. — Леона дернула плечом. Казалось, разрыв манжеты был в какой-то другой жизни. Слишком много событий навалились одномоментно. И склеить-состыковать получалось с трудом. — Руди… ничего не делайте наполовину. Если любите — так любите. Доверяете — так всецело.
— Хорошо, Лео, хорошо! И спасибо, — Рудольф еще и руку ей поцеловать умудрился! Нахал.
— Вы еще долго тут торчать собираетесь? У меня работа, вообще-то. А потом встреча с подругой. Но убью, если узнаю, что мама плакала.
— А если от счастья?
— Все равно убью.
Рудольф улыбнулся — немного криво: оснований воспринимать слова Леоны всерьез у него было в достатке. И понесся по улице, неверяще счастливый, как Эби-Дороти, когда однажды получила по математике «хорошо», хотя даже в начальной школе пользовалась калькулятором. Потом оказалось — учитель перепутал листы. Но неподдельная радость Эби-Дороти захватила тогда всех. Где-то там, в другой жизни.
— Минута успешно превратилась в десять, — книжный босс и волонтеры прилипли к телевизору, — но прощаю. Тут такое по новостям!
— В Клиссолд-парке обнаружены вещи пропавших девочек. В обрыве найдены бусы и платье, на котором есть пятна крови и следы белого порошка. А в мусорке неподалеку обнаружили несколько пустых блистеров из-под снотворного, — девушка-репортер эмоционально освещала работу поисковиков. — Только что водолазы вытащили из пруда сандали и изрисованный блокнот! Тела пока не обнаружены. Поиски продолжаются.
Леона стиснула кулаки — спокойствие, только спокойствие. Она уже сделала это: как смогла сымитировала смерть двоих подростков. Теперь оставалось лишь ждать.
* * *Вечером у Эби-Дороти Леона по большой части отсыпалась. Подруга успешно занималась своими делами, не теребила, не кантовала. Куда-то уходила, возвращалась. Потом подсела к Леоне на кровать, вещая о каком-то суперважном семейном обеде: «Даже знаменитость пригласят!». Эби-Дороти страдала как фифа: а что надеть, а как себя вести. Леоне бы ее проблемы.
— О, точно, тебе отец просил передать. Он всегда так важные поручения оформляет. «Бдите за моей дочерью», ха-ха. Прикинь, если так и окажется?
Эби-Дороти протянула Леоне посеребренный конверт со сложными вензелями. Дорогая плотная бумага, запах крепкого бренди. В конверте была записка. Чрезвычайно короткая — и дорогая: «Надеюсь, я не ошибся».
— Таинственно как, — Эби-Дороти нагло заглянула в текст и снова принялась донимать расспросами про имидж.
Есть же беспечные люди. А сама Леона будто лучше была! Шесть лет жила, не особо парясь о судьбе других. Год вовсе с Гамельном провела. И тут чухнулась догонять ушедший поезд. По дороге наломав дров и поломав судьбы. «Недостойные матери» наверняка задыхались сейчас в бессильном отчаянии. И мечтали крутануть время назад. Некого винить, некого винить, некого винить… кроме себя.
Кто бы ей сказал-подтвердил: «Ты все сделала правильно». Кто бы сказал…
Конверт Леона бережно убрала в сумку, спрятав между комиксами.
* * *— Лео, девочка моя, не задерживайся сегодня допоздна, — у Элизабет голос звучал урчащим довольством. — А лучше отпросись пораньше.
— Мам, я же не в школе, — Леона, зажав телефон между плечом и ухом, сортировала выпуски журналов по годам и тематикам. Женщина, напоминающая учительницу, приволокла два объемных пакета. Сказала, муж собирал вплоть до развода, многие не распакованы, ей некогда разбираться. А им есть когда, ага. — Смена закончится — и приду.