Похититель секретов (сборник)
Черт! Что он имеет в виду?!
– Что? – переспрашивает Ивлев. Он ошарашен, и не знает, что сказать.
– Просто нет аппетита…
Очень слабый ответ! Но сейчас осуждать его трудно: я тоже не знаю, как себя вести. Поэтому делаю вид, что полностью занят едой и пропустил последнюю фразу мимо ушей.
– А ты, Аллан, почему киснешь? – Марк принялся за очередную устрицу. – Я же сказал: все будет в порядке…
Он выдавил в раковину ломтик лимона, капнул луково-уксусным соусом, слегка поперчил, откусил кусочек намазанного маслом черного тоста, съел дрожащий кусочек нежной плоти, запил вином, на миг закрыл глаза, наслаждаясь вкусовой гаммой.
– Мы друзья, а не враги. Произошло недоразумение, которое прямо сейчас разъяснится. И мы с удовлетворением продолжим ужин. А если нервы наших молодых друзей так быстро не восстановятся, то мы с удовольствием полакомимся их блюдами. Не так ли, Дмитрий?
Сердце на миг остановилось, по спине пробежал холодок. Он назвал мое настоящее имя!
Я оглянулся.
– К кому вы обращаетесь, Марк? Дмитрий – это официант? Разве он русский?
Марк Уоллес доел своих устриц и плотоядно посмотрел на тарелку Маккоя.
– Ты не против, Аллан?
Американец покачал головой. Гранит его лица оплыл и покрылся трещинами.
– У меня тоже нет аппетита…
Честно говоря, и я с трудом проглотил последнюю устрицу. Поезд, в котором мы ехали, сошел с ясных рельсов утвержденного плана и теперь мчится в неизвестном направлении. Похоже, Уоллесу известно об операции «Л». Но откуда?! Этого не может быть!
Уоллес внимательно осмотрел всю компанию.
– Давайте сделаем перерыв и продегустируем настойки. Я все объясню, и мы вновь вернемся за стол. Так будет лучше.
Я кивнул.
– Принимается. Не знаю, о чем вы говорите, Марк, но я заинтригован. Если не возражаете, мы вначале зайдем в одно место.
Туалет напоминает музей. Филиал Эрмитажа или Лувра. Мраморная статуя голой женщины у входа, мраморные стены и пол, обилие зеркал, дубовый потолок.
Над писсуаром – скульптурная голова греческого героя, изо рта течет голубая дезинфицирующая жидкость, попадая именно туда, куда надо. Приятные запахи, тихая музыка. Идиллию нарушает мой напарник.
Ивлев бросается в кабинку, его рвет. Бгы-ы-ы… Гры-ы-ы… Страх – вот как это называется. Плохо, капитан, двойка! Над согнутой спиной Виктора – подсвеченная изнутри голова Медузы Горгоны. Мягкий свет струится из глазниц и открытого рта, волосы стоят дыбом, образуя пугающий ореол.
Из внутреннего кармана я извлекаю маленький черный пенальчик. Точно такой есть у рычащего над унитазом капитана Ивлева. Внутри игла на резиновой рукоятке – для удобства удержания. Острие иглы смазано препаратом «LX». Легкий укол – и человек теряет волю, ему можно приказать что угодно. Например: прыгни из окна! Или: выходи из ресторана и иди налево, к машине! Все будет исполнено в точности. И хотя действует «LX» всего семь-восемь минут, этого обычно оказывается вполне достаточно.
Я с сомнением смотрю на спецсредство. Вряд ли Ивлев в состоянии уколоть Маккоя, у него дрожат руки и скорей он поцарапает сам себя… Да и вообще, при том обороте, который принимает дело, пускать в ход «LX» вряд ли целесообразно. Похоже, операция «Л» проваливается…. Если они все знают, то неизвестно чем обернется дело. Может быть, это нас выведут через черный ход и запихают в машину… Маккой – здоровенный лоб, видно, он крепкий орешек…
Дверь распахивается, и в филиал Эрмитажа врывается Алан Маккой. Настолько стремительно, что я не успеваю принять боевую стойку. Но он забегает в свободную кабинку и перегибается пополам. Гр-р-р… Ры-ы-ы…
Да-а-а… Вот дела! Молодежь из «поколения пепси» слабее старой гвардии, и эта закономерность интернациональна…
Сунув пенальчик в карман, я принимаюсь рассматривать висящие на стенах черно-белые фотографии томных красавиц начала двадцатого века. Девушки не затянуты по моде того времени в длинные платья с тугими корсетами – они обнажены! Некоторые по пояс – бесстыдно демонстрируя голые груди, некоторые позируют во весь рост – в чулочках, с зонтиком, с тросточкой… У всех скромно затемнены лобки. Никаких современных распахнутых ракурсов – по сегодняшним меркам снимки вполне невинны… Но контраст голого тела со старинной ретушью, целомудренными взглядами моделей и прическами «ретро» создает ауру крутой порнографии! И те, кто размещал здесь эти фотки, именно на такой эффект и рассчитывали!
Ивлев отблевался первым. Хорошо, что он практически не ел здешних деликатесов, а избавился от заурядного посольского завтрака. Хотя для него это никакого значения не имеет – только для эстетики и справедливости. Он бледен и растрепан. Стараясь не смотреть на меня, подходит к раковине. Фотоэлемент включает воду, из крана бьет тугая, подсвеченная красным светом и напоминающая лазерный луч струя.
Виктор умывается. Красные брызги летят в стороны, избавляясь от багровой окраски и превращаясь в обычные капли воды. Потом ту же процедуру проделывает Маккой. Затем втроем, как лучшие друзья, мы возвращаемся в дегустационный зал.
На одном из кожаных диванов сидит Марк Уоллес. Он, как всегда, улыбается.
– Как вам девчонки на фотографиях? Правда, забавно? А в женском туалете прямо из раковины торчит здоровенный медный фаллос, причем очень тщательно выполненный: каждая складочка, каждая морщинка!
– А что вы делали в женском туалете?!
– Подружка завела показать, – смеется Уоллес. Как удается такому весельчаку выполнять мало связанные с весельем обязанности резидента крупнейшей разведслужбы мира, остается для меня большой загадкой. – Не беспокойтесь, кроме нас там никого не было!
– Что ж, тогда я спокоен за вашу нравственность!
Маккой смотрит на меня и криво улыбается.
Вокруг начищенные до блеска медные самогонные аппараты и множество бутылей, бутылок и бутылочек со шнапсом, настоянном на ягодах и фруктах: смородине, клубнике, груше, яблоках, сливах…
– Что вам налить, Дмитрий? – Уоллес встает, берет с антикварного резного столика чистую рюмку и гладит рукой огромную колбу с розовым содержимым и краником внизу. – Рекомендую шнапс на клубнике. Мне он нравится больше всего остального…
– Не возражаю. Но почему вы называете меня Дмитрием? Произошло какое-то недоразумение…
– Да, это так, – американский резидент протягивает мне рюмку. Я внимательно следил за его руками и уверен, что он ничего не подмешал в напиток. – Выпьем за то, чтобы оно рассеялось.
Уоллес перестает улыбаться. Сейчас он похож на бульдога, но отнюдь не добродушного. Черты лица жестко закаменели, глаза превратились в зрачки пистолетных стволов. Это истинный облик американского резидента.
– Итак, чертежи вашей ракеты похитили арабы. Но реализовать космические технологии оказались, естественно, не в состоянии – это не их конек. И тогда они за три миллиона долларов предложили материалы нашему правительству. Вам ведь известно про проект «Марс»?
– Известно, – не чувствуя вкуса, я отхлебнул из рюмки. Откровенность Уоллеса поражала до глубины души.
– Подлинность документов поручили проверить мне, и я выбрал самый простой и быстрый способ… Человек, выступающий посредником, а он работал на арабов и совсем немного на нас…
Ай да Ирена! Ну и сука… Впрочем, еще великий теоретик и практик шпионажа Орест Пинто отмечал, что женщины в разведке деградируют гораздо сильнее, чем мужчины. Потому что сопутствующие шпионажу ложь, предательство и беспорядочный секс для женской натуры более губительны.
– …показал документы вам, а мой молодой друг Аллан, надежно замаскировавшись, наблюдал за процессом со стороны.
Маккой опять криво улыбнулся.
Я бы на твоем месте, братец, не скалился! Вспомни лучше, как подглядывал из средневекового панциря и, тяжело дыша, занимался мастурбацией! Хотя нет, руки под доспех никак не втиснешь… Тогда вспомни, как блевал, не выдержав напряжения от предстоящей опасности! Вспомнил? Вот то-то!
Сейчас он выглядел гораздо бодрее, чем несколько минут назад в туалете. И Ивлев ожил, бледность с лица исчезла, он заинтересованно слушал. Видно, ребята поняли, что обстановка разряжается и нам не придется драться друг с другом.