Мое темное желание (ЛП)
— Бельгийское пиво, — возразил он.
Я покачала головой.
— Извини, но сегодня ты будешь пить со мной.
— Прекрасно. — Он сжал рот в тонкую линию. — Что следующее в моей карте бинго? Поездка в Aldi и передозировка фентанила?
— Aldi — это дерьмо.
— Полагаю, "это" не произносится?
Несмотря на мой ужас перед его строгим образом жизни, я обнаружила, что смеюсь.
— О, и ты, кстати, платишь.
Он выглядел готовым к рвоте, его высокие скулы были бледными и острыми. Мое сердце подскочило к горлу.
Я была уверена, что он откажется.
После нескольких минут молчания он отодвинул сашими.
— Ладно. Мы будем есть пиццу.
— Я рада, что ты прозрел.
Он поднял палец.
— При одном условии.
Мое сердце заколотилось.
— При каком…?
Пожалуйста, скажи что-нибудь грязное, что я все равно хочу сделать.
— Никаких отвратительных начинок
— Только ананас.
— Особенно не ананас.
— Ты всегда так жестко ведешь переговоры?
— Нет. — Он погрузил руки в огромную чашу для мытья. — Обычно я не веду переговоров. Я просто беру то, что хочу.
— А что не так с ананасом?
— Ничего. — Он провел полотенцем по ладони. — Просто пицца не является его естественной средой обитания.
— А что же тогда?
— Мусорный бак.
Грубо.
— Ну, мне это нравится, и ты собираешься меня приспособить.
Эта идея, казалось, ужаснула его.
— Почему?
— Потому что ты хочешь, чтобы я приспособилась к твоим двенадцати дюймам.
— Это не двенадцать дюймов.
— Но чертовски близко.
— Ты анатомически создана для того, чтобы толкать двенадцатифунтового человека, — заметил он.
— Ты анатомически создан, чтобы съесть бромелиевый цветок.
Он покачал головой.
— Это ужасно.
— Добро пожаловать в мир ухаживаний, Закари.
— У меня возникает соблазн сделать резкий разворот. — Зак нажал кнопку на приборной панели. — Натали. Закажи нам большую пиццу с ананасами.
— И сыра побольше, — прошептала я, привстав на край сиденья и забыв о необходимости соблюдать дистанцию.
В его челюсти дернулся мускул. Его нога оттолкнулась, отбросив мой стул на полфута назад.
Я надулась.
Он вздохнул, но добавил:
— И дополнительный сыр.
— Мистер Сан? — Натали вздохнула. — Вам… нужна помощь?
— Очевидно, — проворчал он. — За это я тебе и плачу.
— Я имею в виду, вы… вы в порядке?
Ага. Это было настолько невероятно.
— Отнюдь нет. — Он бесстрастно посмотрел на меня и вздохнул. — Кто я есть, Натали, так это киска.
На следующий день я потащила Зака на обед в консерваторию.
Мне всегда хотелось там поесть, но я решила, что ему нужно немного времени, чтобы отдохнуть после всего этого инцидента с ожогом и прикосновением Эйлин.
Мы ели поке-боулы. Салат вместо риса и дополнительный огурец для него. Прогресс.
На следующий день мы погрызли бранзино на балконе.
На этот раз он позволил мне накормить его жареным картофелем. Он хмурился и все время жаловался на жир.
Но перед самым окончанием трапезы я заметила, как он проглотил еще одну картофелину.
А на следующий день я приготовила нам обоим бань ми тхит нуонг, полив сэндвичи дополнительным домашним айоли. Я даже засунула в них паштет, когда он не смотрел.
Я бросила салфетку на свою пустую тарелку и откинулась на спинку кресла.
— Какое твое любимое произведение искусства?
— У меня его нет.
— Серьезно? — Я бумерангом взлетела вверх. — Ты собираешь столько произведений искусства, и ни одно не является твоим любимым?
— Нет. Не все нужно сравнивать с чем-то другим.
— Но… — Я нахмурилась. — У каждого есть любимое произведение искусства.
— Даже у тебя?
— Да. — Телефон-омар.
У отца была копия, которую я выпрашивала. Вера продала его на аукционе через несколько недель после его смерти.
Зак сделал паузу, откусывая кусочек.
— Автор Дали?
Меня сводило с ума, насколько крошечными и размеренными были его укусы.
Тридцать два жевательных кусочка.
На мой кивок он изогнул бровь.
— Это, должно быть, твоим любимым.
— И что это значит?
Он не ответил мне, обхватив губами сэндвич.
Когда обеденный перерыв закончился, я еще раз проверила его тарелку. Он не оставил ни крошки.
Каждое утро я по полчаса бродила по территории, открывая все окна в поместье, чтобы впустить солнце. Так мистер Сан впервые в жизни почувствовал тепло.
Я отказывалась есть в тишине, постоянно рассказывая ему о своей жизни.
О матери, которой никогда не было. Об отце, который был, но я никогда не могла насытиться. Одиночество.
Сеул. Фехтование. Олимпийские мечты.
Как я скучала по прежней жизни. По той, в Азии, вдали от моих злых сводных сестер и мачехи.
Он сидел и слушал все это. Как будто ему приходилось терпеть человеческое общение.
Иногда, когда я смеялась, он отшатывался.
Закари Сан был почти человеком.
Чтобы исправить его, мне нужно было сделать его настоящим.
37
ФЭРРОУ
В ночь перед своим днем рождения я решила переночевать у Зака дома.
Похоже, я пристрастилась к маленьким поблажкам в его многочисленных гостевых комнатах. Раскинувшийся твердый матрас. Плюшевые подушки. Большой туалетный столик. Аромат свежих цветов и декоративных свечей доносился из каждого угла.
Шеф-повар следил за состоянием холодильника, и в последнее время в нем почему-то были продукты, которые я любила есть.
Зак предпочел меня самому себе, то прячась от меня, то спонтанно разыскивая.
Впервые за почти два года у меня был долгий, беспрерывный сон. Не было Веры, которая кричала бы на меня, чтобы я помыла посуду. Ни Табби и Регины, которые ныли, чтобы я приготовила завтрак.
Просто… покой.
Я проснулась в восхитительной тишине, моргая открытыми глазами.
Тебе двадцать три.
Поздравляю. Ты прожила еще один год.
К большому огорчению твоей так называемой семьи.
Я позволила себе двадцать три секунды, чтобы оплакать свою фехтовальную карьеру. У Валентины Веццали к этому возрасту было две олимпийские медали.
Каждый день мои биологические часы тикали. Возможно, это не имело значения. Появиться на соревнованиях было бы бессовестно.
Затем я щелкнула переносицей, пока не почувствовала запах, а потом две минуты убеждала себя, что мимо пронесся запах папиных фирменных блинчиков с конфетти.
Я скучала по ним.
Я скучала по нему.
И наконец, без всякой логической причины, я потянулась к своему телефону на тумбочке и проверила сообщения.
Разочарование защекотало мои слезные протоки, когда я открыла последние сообщения с папой и не обнаружила новых. Каждое утро в день рождения он оставлял мне длинное сообщение, полное утверждений.
К полудню я приходила в общежитие с корзиной, полной вкусностей.
Я перечитала его последние сообщения, хотя они уже были вписаны в мой мозг несмываемым маркером.
Папа:
Помнишь мисс Лангер?
Фэрроу:
Мою учительницу в первом классе?
Папа:
Это она.
Папа:
Она наконец-то вышла замуж. Я был на ее свадьбе вчера вечером.
Папа:
Их клятвы были идеальны. Даже торт был многоярусный.
Фэрроу:
Фу. Выбеливаю глаза.
Фэрроу:
Шутки про отца — самые ужасные.
Папа:
Мы немного поговорили о тебе.
Папа:
(Ладно, я хвастался тобой, а она вежливо слушала).
Папа:
Я так горжусь тобой, малышка. Не могу дождаться, когда увижу, как ты надерёшь задницу на соревнованиях в эти выходные.
Фэрроу:
На этот раз выбери место впереди.:(
Папа:
Обещаю.
Фэрроу:
Люблю тебя.
Папа:
Люблю тебя еще больше.