Маленькая хозяйка большой кухни (СИ)

Он лёг, и я на секунду застыла, глядя, как играют мышцы на теле почти обнажённого мужчины. И снова от души пожалела его. Потому что молодому человеку очень неприятно переживать подобную болезнь. Получается, у него нет даже дамы сердца, не говоря уже о любовнице… Не удивительно, что тётушка волнуется.
Зачерпнув из фарфорового горшочка немного масла карите, я размягчила его в ладони, обильно смочив кусочек ткани, сложенный в несколько раз.
- Получается, воспаление то появляется, то проходит? – уточнила я.
- Да, - глухо ответил герцог.
Глухо – потому что он лежал, уткнувшись в подушку.
- Какое-то странное проклятие. Не находите? – я встала коленями на край кровати и начала осторожно протирать кожу де Морвиля масляной тканью – даже не протирать, а прикладывать лёгкими касаниями. – Какой-то сбой в колдовстве. Логичнее было бы, чтобы болезнь усиливалась.
- Думаете, колдовство подчиняется логике? – герцог вынырнул из подушки и лёг на неё щекой, наблюдая за мной.
Я перешла к плечу, а затем и к руке, всё так же осторожно касаясь тканью струпьев. Больше всего я боялась причинить своему пациенту боль, и даже задержала дыхание от усердия.
- Фанни, - позвал де Морвиль, и я не сразу вспомнила, что это моё имя. – Я очень благодарен за помощь, но вам не надо этим заниматься. Я справлюсь сам. Кожные болезни всегда вызывают только брезгливость.
Когда до меня дошёл смысл сказанного, у меня загорелись уши, но я постаралась сказать как можно спокойнее:
- Прекратите болтать вздор, милорд. Я воспользовалась тканью вовсе не из-за брезгливости. Это чтобы не ранить кожу. Чувствительная кожа, да ещё в таком болезненном состоянии, как у вас, нуждается не в энергичном массаже пальцами и ладонями, а в деликатном увлажнении. А упрекая в брезгливости, вы наносите мне оскорбление. Врачу непозволительно относиться к больным с брезгливостью…
- Но вы ведь не врач, - де Морвиль смотрел на меня снизу вверх, и этот взгляд и смущал меня, и радовал.
- Если я взялась за ваше лечение, - сказала я строго, стараясь не поддаваться ни смущению, ни странной радости, - то я уже врач. Всё, прекратите разговаривать. Вам надо расслабиться и попытаться заснуть.
Он сразу же закрыл глаза и замолчал, а я с облегчением выдохнула, потому что теперь смогла сосредоточиться именно на лечении, а не на взглядах. Я смазывала маслом и ранки, и чистую кожу, и не жалела снадобья. Пусть шёлковые простыни будут испорчены, это ничто по сравнению со здоровьем. А если мои методы подействуют…
Когда со спиной и руками было покончено, нужно было смазать кожу на груди и животе, и я тихонько спросила:
- Как ощущения, милорд?
Вдруг он уже спит? Тогда лучше его не беспокоить.
Но он не спал и произнёс, не открывая глаз:
- Мне можно говорить?
Кажется, я зря упомянула про его чувство юмора. Сегодня у нас будет вечер шуток!
- Можете таинственно помолчать, - сказала я притворно-сердито. – Но тогда я не пойму, действует масло или нет. И перевернитесь на спину, раз уж не спите.
- Приятное чувство, - сказал он, переворачиваясь. – Согревает и в то же время освежает.
- Постарайтесь не расчёсывать болячки, - посоветовала я, обрабатывая язвочки на груди. – Я вижу у вас царапины… Не надо так. Если будет зуд, возьмите на тряпочку немного масла карите и осторожно втирайте. Или позовите меня, я вотру.
С грудью и животом я провозилась дольше, чем со спиной. И не потому, что тут было больше язвочек, а потому что руки у меня дрожали. Вообще, правильно, что мужчин должны лечить мужчины, а женщины… Так меньше волнений…
Я прикусила губу, раздумывая, надо ли попросить герцога приспустить штаны, но тут обнаружила, что он спит крепко, как младенец.
На его ногах я болячек не обнаружила, поэтому не стала мазать там маслом. Укрыла простынёй, загасила светильник, опустила штору, собрала свои снадобья в корзинку и на цыпочках вышла из спальни. Я закрыла дверь и только тогда вспомнила, что можно было заглянуть в сундучок.
Вернуться?..
Шорох в темноте заставил меня вздрогнуть, а от стены бесшумно отделилась тёмная тень. От неожиданности я шарахнулась, прижимая корзинку к груди, но почти сразу разглядела, что это была Гертруда.
 
Вот только её сейчас не хватало…
- Ты что себе позволяешь, негодяйка?! – начала она бешеным шёпотом. – Тебе было сказано: держись от милорда подальше, а то…
- А то – что? – перебила я её.
Судя по всему, ожидалось нападение, и я потихоньку отступила к лестнице, чтобы не разбудить герцога.
– Драться полезешь? – я укоризненно поцокала языком. - Фу, Труди, драться некрасиво. Ты же благовоспитанная барышня. Или ты невоспитанная барышня? Или уже не барышня?
Подначивать её было опасно, но я не сдержалась. Ещё саднила оставленная ею царапина, и я уже пыталась объясниться с горничной по-хорошему, но ничего не получилось. Так что совесть моя чиста, и больше я не обязана проявлять кротость и смирение.
- Ах ты!.. – зашипела Труди, но я опять её перебила.
- И не надо мне рассказывать, что у тебя с милордом дружба между подушек, - продолжала я. – Всё это лишь у тебя в мечтах. Только не о том ты мечтаешь, милочка.
- Я тебя!.. – она угрожающе надвинулась на меня, и я уже приготовилась дать свирепый отпор, но тут появилась ещё одна тень.
- Немедленно прекратите! – госпожа Пай-Эстен чуть не скатилась по ступенькам и встала между нами. – Вы что тут устроили?
Ну вот, теперь я была одна против двух врагов. Теперь если позову на помощь, что это, вроде бы, и не будет трусостью.
- Тётя! – шёпотом заверещала горничная. – Эта мерзавка соблазнила его светлость! Я следила за ней и всё видела! Она зашла к нему и пробыла там…
- Замолчи и иди к себе, Труди. Немедленно, - на это раз её перебила госпожа Пай-Эстен.
Труди раскрыла рот, да и я, признаться, была удивлена.
- Но, тётя… - сделала Труди ещё одну попытку.
- К себе, - для верности экономка указала племяннице дорогу – большим пальцем через плечо. – И чтобы больше я тебя возле хозяйских спален ночью не видела.
- Но, тётя!.. – Труди оправилась от изумления и возмутилась. – Ты позволишь этой…
- Хватит, - экономка сказала это негромко, но таким тоном, что Труди тут же замолчала.
Я и сама немного опешила от такого неожиданного заступничества, и теперь просто наблюдала, что произойдёт дальше.
– Мне прекрасно известно, что обещала тебе хозяйка, - продолжала экономка. – Признай уже, что проиграла, и радуйся.
- Чему тут радоваться? – спросила Труди, зло сверкнув глазами.
- Тому, что не согрешила, - парировала госпожа Пай-Эстен, и холодно посмотрела на меня, а потом опять повернулась к племяннице. – Честный труд девушке больше к лицу. Спокойной ночи.
Труди бросила на меня убийственный взгляд, развернулась и пошла по лестнице наверх.
Горничная скрылась в темноте, потом негромко стукнула дверь, и экономка высокомерно кивнула мне:
- Вы тоже идите спать, мисс Браунс. Наверное, выоченьутомились.
- Вы всё не так поняли, госпожа Пай-Эстен, - прорезался у меня голос.
- Да, конечно, - тут же согласилась она, скривив губы в усмешке. – Приятных вам снов, мисс.
Она хотела уйти, но я окликнула её:
- Вы ведь давно служите в этом доме?
Госпожа Пай-Эстен повернулась на каблуках, встала передо мной лицом к лицу и сказала с ещё большим высокомерием:
- Я служу миледи д`Абето уже четверть века, к вашему сведению.
- И хорошо знаете милорда?
- Он рос на моих глазах, мисс Браунс. Всё? – она насмешливо склонила голову к плечу. – Вы закончили расспросы? Я могу идти?
Конечно же, это была насмешка. Моего разрешения не требовалось. Экономка снова повернулась ко мне спиной и пошла по ступеням вниз.
- Тогда как вы могли не заметить, что милорд давно и мучительно болен? – выпалила я ей вслед. – Как получилось, что он вынужден один бороться со своей болезнью?
- Болен? – экономка оглянулась, помедлила, а потом взбежала по ступеням ко мне. – Что за глупости. С чего вы взяли?