Фрилансер. Сверх (СИ)
— Ничего! — воскликнул самому себе в ответ. — Но она же должна попытаться? Хотя бы попробовать? И она попробует… И получит обвинение в насилии. В превышении полномочий, в применении незаконных методов допроса. И молоденькие наивные девочки и мальчики снова соберутся у Сената, чтобы показать всем, как они хотят жить в республике, а дрянная королева — глупый и опасный пережиток прошлого. Понимаете, почему эта трансляция в прямом эфире?
— У нас совсем недавно был гражданский конфликт, пусть и с иной тематикой, — снова продолжил я после паузы. — И лично ваш покорный слуга махал кулаками на улице Южного Форта. Как и герои этой прославленной крепости, мы тогда выстояли, но погибло много хороших ребят, с обеих сторон! — последнюю фразу интонационно выделил, не время поднимать ещё и национальную тему. — И я не хочу, чтобы в стране вновь вспыхнуло. Ибо те, кто выпускает мальчиков и девочек скакать у Сената, и те, что даёт королеве по рукам, мешая ей выполнять свою работу, стоять на страже простых людей… Это одни и те же люди, уважаемые сеньоры зрители! Протестуны против монархии, укоряющие королеву, на самом деле выступают за ещё большее расширение прав моральных уродов — хапуг во власти, и протестуют против единственного механизма, который в теории может навести порядок в этой бардачине. Но это ещё не конец включения, у нас осталось ещё одно интервью. Не переключайтесь. Сеньоры… — кивнул своим.
Итак, в допросную ввели последнего на сегодняшний день подследственного. Собственно министра… Пардон, главу службы миграционного контроля, но это министерский ранг.
Посадили. Я выдержал секунд двадцать и дал жестом знать — всё, работаем по плану, выходите. Все послушались. Даже парни Макса — им пришлось продублировать приказ отдельно.
Вальяжно, стараясь выглядеть удручённым, но храбрящимся, подошёл к сеньору, придвинул стул и сел напротив. Жест в пространство, условленный знак. Голос Жан-Поля в ответ в ухе:
— Да-да, видно хорошо, ты в эфире. Звук отличный.
Супер. Кивать в ответ не надо.
— Ну хорошо, ты победил, — произнёс я для собеседника. — У меня не получится прижучить вашу контору.
Тяжёлый взгляд в ответ. Сеньор глава размышлял. Не старый, не более сорока, может сорок пять. Погоны полковника гражданской службы — не путать с военной, в армии ему и взвод не доверят. Но хватка чувствовалась. Зубр! Бизон! Думал, в чём подстава. Я б тоже так себя вёл, и боялся бы того же, особенно, понимая, кто против меня играет. Молчание затянулось, продолжаю:
— Я могу тут к чертям всё разнести! А вас всех, гнид, к стенке, и иглы в затылок. Я МОГУ!!! — прорычал я, выдавливая из себя рёв. — И главное, у меня на это лицензия. Индульгенция. Разрешение от монарха. На ваш отстрел.
— И. о. монарха, — поправил он, это первые его слова. — Но да, всё верно. Она победила, и теперь она — легитимный глава государства, так что приставки и дополнения не существенны.
— Вот-вот. Победила. — Откинулся на спинку стула. — И знаешь, принято решение о конфискации всей собственности участников мятежа. И утилизации всех их семей, кто старше тринадцати лет. Кроме Ирэн Сантос — её жизнь была выкуплена, договорняк наших специальных служб, а мы чтим договорённости. Мы все такие крутые на коне, город кишит НАШИМИ войсками. Вставшими под наши знамёна добровольцами, которых позвали МЫ. Но при этом если я трону вас… Через полгода-год начнутся необратимые последствия. Те кланы, кто не участвовал в мятеже, поднимут голову, и будут настроены крайне решительно против правящей династии. И соберут под уже свои знамёна всех недовольных монархией, а их немало. Не говоря о разных нациках, которых мы мочили этой весной. И огромный бюрократический аппарат королевства мгновенно встанет на их сторону — просто потому, что я нарушу главный принцип его существования, уничтожу вас без ОБОСНУЯ. Любого можно уничтожить, посадить, выгнать, но только в рамках определённой процедуры, правила которой все знают, которые нерушимы. Мятежники совершили глупость — вышли за рамки оных правил, и теперь мы их грохнем в рамках ими же созданного внепроцедурного беспредела. Но вот вы открыто ни на чью сторону не вставали, страну не предавали, против королевы или её дочери не выступали — вас не за что кошмарить по-жёсткому. Вы всего лишь… Брали взятки! Да, от того, за что вы их взяли, пострадали десятки тысяч, убиты тысячи, но в рамках процедуры вы НЕ ДЕЛАЛИ ничего эдакого, архизлостного, вроде измены Родине. А значит и к стенке вас нельзя.
Криво ему улыбнулся, сам внутри чувствуя бессилие — так надо, иначе он не поверит. Я не должен КАЗАТЬСЯ, я должен БЫТЬ, в данном случае бессильным и разочаровавшимся, опустившим руки.
— При этом перспективы всех ваших дел — туманные. Кого-то, конечно, сольёте, кто-то посидит, но не очень долго. Но в остальном вы все, через, скажем, года три, будете цвести и пахнуть. В отличие от убитых людей в городе, которых не вернёшь. Вот я и говорю, признаю, я проиграл! Замахнулся на то, что простому пацану оказалось не под силу!
— А я тебе зачем? — одними кончиками губ улыбнулся собеседник. — Мне зачем всё это говоришь? — Окинул ладонью вокруг.
— Да вот думаю грохнуть тебя, — снова совершенно искренне произнёс я. — Хотя бы тебя одного. Ничего не решу, но на душе станет легче — хоть немного мир от дерьма избавлю.
Понимающую покровительственную улыбку с его губ сдуло ветром. Ибо он снова почувствовал, что не вру. Но к его достоинству, сеньор министр не растерялся, не впал в панику, а продолжил, холодно мысля, выстраивать защиту через риторику:
— Тебе станет легче от моей смерти?
— Нет, — качнул я головой. — Но мне всего двадцать. И те исполнились на днях, пара недель как. Я — юноша, обуреваемый гормонами. И как юноше, мне надо совершить что-то эдакое, чтобы просто в зеркало смотреться потом без боли и кривой ухмылки.
— Понимаю, — хмыкнул он. Боится, да. Всё же боится. Тоже его чувствую. Но, сука такая, держится! Достойный противник, я очень сильно его зауважал. — Но только ты правильно сказал, моя смерть ничего не даст. Кроме сиюминутного облегчения.
— Да ладно! — усмехнулся я. — А вдруг? Королевам, как я понял, нужен личный цепной цербер. Делающий грязную работу. Кланы выступят единым фронтом, если я грохну ВСЕХ. Но если одного тебя — твой последователь… Кто займёт твоё место, он будет в курсе, что и с ним так может быть. И будет осторожнее. Так что может как раз это — выход?
— И даже это ничего это не решит, — покачал он головой. — Сейчас ты на коне, сейчас вы победили — тебе многое сойдёт с рук. Как ты сказал, лицензия. Завтра такой лицензии королеве, кто там будет тогда королевой, никто не даст. Просто кто-то захочет убрать тебя, и оной королеве выкатят пусть мягкий, но ультиматум о твоём отлёте в район Миранды или Тритона. Ты не думай, я боюсь умирать, и готов уговаривать тебя пощадить жизнь… Но всё же лучше будет достучаться до тебя без унижений и подхалимажа — Хуан, ты ведь Хуан? — Мой кивок. — Это ничего не даст.
Поверил. Поплыл. Углубляем эффект растерянности юнца, чтобы сеньор снова поуламывал, приводя аргументы. Они, Повелители Вселенной, это любят.
— Не понимаю, как так получилось, что власть королевы! Монарха! — с энергией начал причитать я. — Потомка той, кто стоял во главе этого глобального проекта, я имею в виду имперского проекта освоения планеты с последующей независимостью. Власть потомка человека, вставшего у истоков Независимости! Чьей семье планета и была изначально передана, для кого и предназначена… Как так могло случиться, что пра-пра-сколько там раз-правнучка ХОЗЯЙКИ Венеры потеряла всё, и ничего не может на собственной планете? В собственном наследственном уделе? Ответь мне, раз уж мы заговорили о разочарованиях.
— Нас пишут?
Пожал плечами.
— Конечно. Но на самом деле у меня фиаско. Я потерпел поражение. Не знаю, будет ли смысл выкладывать всё это в сеть, или ограничиться тихим позором. Потом решу.
Сеньор кивнул — объяснение устроило, правдивое.