Ретт Батлер
– Мне не нравится это. Я хочу работать в театре.
– Потому что в этом вы видите славу? – циничные глаза смеялись над девушкой, которая все больше и больше злилась.
– Нет, потому что я хочу написать пьесу.
– Боже. И вы – одна из многих.
– Нет, я – исключение. Просто хочу воспользоваться шансом поработать в настоящем театре. Вот и все. – Кэт чувствовала, что у нее ничего не получается. Она понимала, что проиграла в этом поединке. Юноша уже ненавидел ее. Кэт видела это по его глазам.
Он долго стоял, наблюдая за девушкой, затем сделал шаг в ее направлении.
– Вы что-нибудь смыслите в свете?
– Немного. – Это была ложь, но Кэт уже отчаялась и почувствовала в этом вопросе последний шанс.
– А точнее? – глаза его сверлили Кэт.
– Очень мало.
– Другими словами ничего, – он вздохнул и безнадежно сник, – ну хорошо, мы научим. Если вы – не полная тупица, я займусь вашим обучением сам. И затем неожиданно, резким движением он протянул ей руку.
– Я – режиссер сцены. Меня зовут Стив. – Кэт кивнула, не до конца понимая, что он говорит. – Господи, да расслабьтесь же вы! Дам я вам работу.
– Мне? Работу по свету?
– Нет, вы будете помогать мне. Что-то вроде помощника режиссера. Работа вам понравится.
Она счастливо улыбалась Стиву, и он показался ей очень симпатичным. – Большое спасибо.
– Не стоит. Просто вы – первая, кто обратился по поводу работы. Если вы окажетесь дрянью, я просто выгоню вас. Вот и все дела.
– Я буду стараться, обещаю вам.
– Хорошо. Одной головной болью меньше. Приходите завтра с утра. Я скажу, чем вы будете заниматься. Сейчас нет времени. – При этих словах Стив взглянул на часы.
– До завтра. Мы начинаем репетиции в конце недели. Они будут ежедневные, без выходных.
– Без выходных? – Кэт попыталась скрыть, насколько она шокирована этим.
– У вас дети? – девушка отрицательно покачала головой. – Вот и хорошо. Не о чем беспокоиться. Если бы у нас не было цели поставить спектакль, нам бы не нужно было работать семь дней в неделю. Правильно?
– Правильно. – Казалось, ничто не может смутить Стива.
– Да, кстати, забыл сказать, что платить мы вам не будем. Вы должны быть счастливы тем, что у вас есть работа. Мы получим зарплату из театральной кассы, когда заработаем ее.
Но это Кэт не волновало. Главной проблемой теперь было то, как ей удастся убегать из дома каждый день, чтобы отец не знал, куда она уходит. Надо что-то придумать.
– Приходите завтра. Хорошо? – Кэт послушно кивнула. – Если не придете, отдам работу кому-нибудь другому.
– Спасибо.
– Добро пожаловать, – юноша явно смеялся над девушкой, но взгляд его уже казался мягче. – Должен сказать, что я начинал так же, как и вы. Сначала я хотел стать актером. Но потом это прошло.
– А сейчас?
– Хочу стать директором, – он захохотал.
Кэт постаралась как можно любезнее улыбнуться собеседнику.
– Если вы будете добры ко мне, я отдам свою пьесу прямо вам.
– Забудьте об этой чепухе. Бросьте. До завтра. – И затем, слушая стук каблучков девушки, направлявшейся к двери, Стив окликнул ее – Как вы сказали вас зовут?
– Кэт.
– Понятно, – он махнул, отвернулся и быстро прошел через весь зал к сцене.
Некоторое мгновение Кэт смотрела на его удаляющуюся спину, а затем опрометью выскочила на солнечный свет с чувством большого облегчения. Наконец-то свершилось, и она получила самостоятельную работу в театре.
ГЛАВА 46
Ретт сразу же заметил белый прямоугольник бумаги, лежащий на столике в прихожей. «Телеграмма… А что, если от Скарлетт… и она окончательно решила не приезжать», – молнией пронеслось у него в голове. Он взял листок в руки и, не разворачивая его, прошел дальше в дом.
Часы на камине монотонно тикали, когда Ретт зашел в гостиную, сел, задумчиво глядя через окно в парк. Время перевалило за полдень, и свет медленно угасал. По улице за окном тянулась к югу вдоль Пятой Авеню вереница машин. Был час пик, снег покрыл дороги. Автомобили едва двигались, обмениваясь сердитыми сигналами. Эти сигналы глухо отдавались в доме Батлеров. Ретт не слышал их, углубившись в свои мысли.
Он устал от постоянного ожидания, бессмысленной погони за Скарлетт и в то же время знал, что она ему необходима. Ретт поймал себя на мысли, что осматривает комнату, причудливые вещицы, предметы искусства, со вкусом выставленные на книжных полках вместе с обтянутыми кожей томами. Он все это покупал и украшал дом, представляя, как здесь будет хозяйничать Скарлетт, как однажды в этих роскошных комнатах раздастся ее голос, смех…
Пока вместо нее здесь управляется Кэтти, милая девочка, она так прелестно играет роль хозяйки и ей это нравится, хотя Барт, конечно, прав: на нее свалилось слишком много забот. И это сказывается на ней: иногда она бывает то излишне возбуждена, то подавлена. Барт что-то намекает про ее слабую психику, надо поговорить со Скарлетт… «Скарлетт, опять она…».
Ретт оттягивал время, не хотел сразу читать свой приговор. Ему почему-то казалось, что там окончательный отказ, и тогда разрыв, а что дальше… Если это так, то уж лучше ожидание: жить с надеждой не так страшно, как без нее.
«Скарлетт, Скарлетт, ведь ты же тогда, как будто поняла меня, наконец-то может быть, впервые в жизни поняла, но почему же не простила? – Ретт тряхнул головой, отгоняя от себя тоскливые мысли, – я не намерен просить прощения. Я еще никогда и никому в жизни не причинял зла, и меня не за что прощать или не прощать». Он бы никогда и никому в жизни не признался, что с ним произошло после той дикой катастрофы. Он выжил и стал прежним… почти прежним. Но что все это для нею значило? Он страдал не меньше, чем она, если не больше… Да он готов был до конца своих дней отсиживаться в опустевшей заброшенной хижине и никого не видеть, если бы не вылечился. А ему говорят… виноват, поезжай проси прощения.
Ретт сидел в тихой, отделанной деревом гостиной, глядя на чашку с уже остывшим кофе, который ему час назад принес дворецкий, когда услышал звук открывающейся входной двери и торопливые голоса, сначала дворецкого, а потом ясный голосок Кэтти.
Она вбежала в гостиную, на ходу стягивая свое яркое красное пальто и остановилась, удивленно всматриваясь в хмурое напряженное лицо, отца, в белеющий у него в руках белый лист телеграммы. В ту же секунду сердце ее тоскливо сжалось: неужели он не рад, что приезжает мама. Ведь она видела, что он ждет ее и тоскует. Что же еще случилось?
– Папа, ты знаешь? Ты прочитал телеграмму?
– Да-да, – Ретт поспешно развернул бумагу и. толком еще не поняв, что там написано, услышал взволнованный голос дочери:
– Мама приезжает. Ты что, не рад?
Он откинулся в кресле, посидел так мгновение, чтобы не показывать дочери охватившей его слабости. Но она каким-то, одной ей свойственным чутьем, поняла его состояние и, подбежав к нему, опустилась на колени перед креслом.
– Боже мой, папа, какие вы с мамой глупые! И почему вы так мучаете друг друга?
Ретт оторопело посмотрел на свою дочь, а потом неуверенно засмеялся.
– Кэтти, малышка, когда же ты успела стать мудрой?
Девушка с облегчением взглянула на него и тоже рассмеялась в ответ:
– С вами можно с ума сойти, а не то, что помудреть…
– Не надо, Кэтти, теперь мы постараемся хорошо себя вести…
Ретт поехал на вокзал встречать Скарлетт один. Он знал, что когда увидит ее, то поймет по глазам, с чем она приехала. Накануне он успокоил Кэтти и пообещал ей, в шутку, конечно, что у них все будет хорошо, но сам до конца так и не был в этом уверен. Ведь он знал Скарлетт, как никто. И то, что она приезжает, еще ничего не означает.
Снег залетал в открытое окно машины, но он попросил водителя не закрывать его. Надо немного остудить лихорадочное возбуждение, в котором он находился все последние часы перед приездом Скарлетт.
…Он стоял на перроне и смотрел на приближающиеся огни поезда. Состав медленно втягивался под навесную крышу платформы, в окнах вагонов мелькали лица пассажиров, высматривающих на платформе своих близких.