Генезис

– Есть, – хмыкнул я и снова развалился на нарах.
Жаль, Юрки нет, в рейсе, поболтать не с кем. Экипаж борта, с которым я летаю, в другой землянке проживал.
А вообще мне сменили должность, я теперь не летчик, а заместитель начальника штаба полка по разведке. Сомневаюсь, что такая должность раньше была, видимо, для меня придумали. Тем более я действительно разведкой занимаюсь. Вздохнув, в столовую сходить все же нужно, прогулялся, там меня покормили, как раз и экипаж борта, с которым летаю, там встретил. А потом рутина. Снова вылетели на разведку и благополучно вернулись, разминувшись с истребителями «ночниками», но попав под огонь зениток в одном месте. Ладно хоть все мимо. А после посадки, сдав парашюты, когда мы направились к столовой, Турбин уже укатил в штаб, сегодня ночью мы закончили охватывать всю линию фронта, меня перехватил посыльный и отправил в штаб полка. Тут и командир обнаружился:
– Товарищ подполковник, лейтенант Некрасов по вашему приказу прибыл.
– Это что такое? – спросил он, высыпав из конверта мои бывшие награды на стол.
– Я могу ошибиться, но кажется, ордена и медали.
– Не дерзи, лейтенант. Почему ты награды отправил на адрес своей матери?
– Я подумывал их выкинуть, но решил все же отправить родственникам, хоть какая-то память обо мне будет, – честно ответил я.
– Выкинуть? – вздохнул комполка, оперевшись кулаками на столешницу.
Присутствующие в землянке комиссар и начальник штаба только зло выдохнули, с возмущением взглянув на меня. Именно комиссар и спросил:
– Лейтенант, почему? Ведь это доказательство твоих заслуг перед родиной. Преступление отказываться от них.
– Преступление отбирать их… Знаете, я долго думал насчет них. Да, государство наградило меня ими, но так же легко и лишило, ясно показывая, как относится к ним. С безразличием относится. Как это так? Захотели – наградили, захотели – отобрали? Я еще понимаю, звание – это отобрать можно, но награды? Не представители трибуна награждали меня, не им и отбирать награды. А они отобрали. Я этого не приемлю и мысленно отказался от них, так же, как государство от меня. Так будет справедливо.
– Это твоя работа, – повернулся комполка к комиссару: – Ты у нас целитель человеческих душ, вот и разбирайся.
– Идем, лейтенант, прогуляемся. Ты успел поужинать? – спросил он, выводя меня из землянки наружу.
– Нет, товарищ батальонный комиссар.
Мы неторопливо шли в сторону столовой. Я нес на плече сидор спаснабора, не успел в землянку закинуть. Шлемофон на голове, комбинезона не было, в форме летал. Комиссар явно собирался с мыслями, после чего сказал:
– Знаешь, поразмыслив, я начал понимать твою позицию. Именно понимать, хотя я и не согласен с ней. Ты сейчас как еж, выставил иголки и отталкиваешь всех.
– Поговорить за жизнь не удастся, – пожал я плечами. – Я не потому ершусь, что обиделся или что-то подобное. Вот еще, я взрослый человек, чтобы обиды держать. Да, того сержанта, что погиб, когда нас расстреливали, вот его жаль, но он отмщен. Нет, вся эта ситуация, что создается мной искусственно, проводится не для этого.
– Заинтриговал, – сказал комиссар.
– Вы, я смотрю, образованный человек. Кем были на гражданке? Если не секрет. Так я разберусь, что стоит говорить.
– Заведующим я был. Заведующим городской библиотеки. В партии с двадцать третьего года.
– Понятно. Может, слышали такую фразу? Незаменимых у нас нет. Кто ее сказал?
Мы прошли в столовую и сели отдельно, где одна из официанток начала носить нам пищу. Мне ужин, а комиссару завтрак, тот явно недавно встал. Мы приступили к приему пищи. Комиссар все обдумывал сказанную фразу и, когда мы поели, все же признался:
– Я не знаю, кто это сказал.
– Товарищ Сталин, на съезде, в тридцать четвертом году, имея в виду чиновников-вельмож, – допивая чай, ответил я. – Именно руководствуясь этой цитатой, я и решил вести свою политику. Называется это: как вы ко мне, так и я к вам. Тем более раз незаменимых у вас нет, пусть меня заменят. Вот и показываю, я без вас обойдусь, а вы без меня? Для меня это такой психолого-социологический эксперимент. Я не планирую дожить до конца этой войны. Повезет, если вообще доживу хотя бы до Нового года. Немцы о ведении нами ночной разведки знают, когда-нибудь подловят, раз на раз не приходится. Поэтому я считаю, что успею провести этот эксперимент. Посмотреть хочу, как поведет себя начальство. Я видел, вы слушали оба раза, когда я описывал свои приключения, давая понять, какие эмоции испытывал, так что должны меня понять. Расстрелять решили, я в бега подался. Трибунал был, наплевал на службу и делал только то, что приказывали. Простым красноармейцем действительно весело мне было. Отказались кормить в столовой, да плевать, купил припасы и отдельно ем. Надавить решили, воюю из-под палки. То есть я теперь всегда буду отвечать. С трибуналом вон сработало, мигом и звание, и награды вернули. Последние зря, не приму.
 
– Насчет них все же подумай.
– Нет, эти отобрали, так отобрали, значит, не заслужил. Носить теперь буду только те, которые снова заслужу. А эти или матери отправьте, или сами выкиньте, или это сделаю я. Брезгую я их носить. Отобрали раз, отберут и второй.
– Почему матери?
– Жене не хочу, предала. Не доверяю. Хотя лучше отцу, мать жену поддержала, тоже простить не могу.
– Понятно.
Дальше комиссар больше молчал, о чем-то размышляя. Мы вернулись в штаб по его настоянию, и он передал мне конверт с наградами.
– Сам решишь, что с ними сделаешь. Теперь это на твоей совести, – сообщил.
Пожав плечами, я покинул землянку и, прогулявшись до ближайшей речки, бросил конверт с наградами в самое глубоко место. Я тут купался, знаю, где оно. Потом вернулся в землянку, побрился и вскоре уснул. Вот только меня подняли через четыре часа.
Я спросонья поначалу не понял, что от меня хотел посыльный красноармеец из штаба, пока не разобрался, что меня срочно вызывают с вещами. Подхватив оба сидора, шинель, я рванул к штабу полка. Там командир сообщил:
– Борт номер восемь готов к вылету. Вылетаете немедленно к штабу Центрального фронта. Нужно провести ночную разведку тылов противника. Товарищ маршал, командующий нашим фронтом, заявку из Ставки одобрил.
– Есть, – только и осталось мне, что козырнуть.
На машине комполка меня подвезли к самолету, это был тот самый борт, на котором мы с Турбиным летали, тот подготовлен к ночной разведке, экипаж опытный. Самолет почти сразу взлетел, и, пока я отсыпался на полу машины, мы направились к нужному аэродрому. Нас сопровождало звено истребителей. На месте нам прислали командира, полковника из оперативного штаба Центрального фронта, в полете именно он вел запись и ставил метки на карте. Три дня мы крутились в тылу противника. То есть три ночи. Потом нас вернули, и мы снова с Турбиным летали. Два дня проводилась проверка, не сменили ли немцы свои стоянки и не перебросили ли резервы. В двух местах действительно имелись подозрительные скопления техники и пехоты. Мы там разведчиков высадили, следующей ночью их другой борт заберет, задача языка взять, офицера званием повыше. А нас перебросили на Западный фронт. Потом снова на наш фронт, а дальше ждал Южный. А потом и Северный. Так август и пролетел.
Третьего сентября, когда мы вернулись после очередной помощи другим фронтам, я лежал в землянке и слушал стоны Юрки. Тот недавно только вернулся из госпиталя, где пролежал три недели. Их борт был сбит, и он пострадал при вынужденной посадке, в деревья врезались. Не серьезно, иначе дольше бы в госпитале пролежал. А стонал тот, что летать не дали, не было свободной штурманской должности. Новый самолет будет через пять дней, вот его и включили в экипаж. Не хотел он пять дней ждать, летать желал.
– А у тебя как дела? – поинтересовался тезка, красуясь новенькой Красной Звездой на груди.
Их экипаж наградили за вывоз наших раненых из немецкого тыла. Да и лейтенанта он получил. В отличие от него, я наград не получал, да и звание осталось то же. Почему не награждают, мне вполне ясно. Стало известно, что я награды выкинул, секрета из этого я не делал. Кто-то считал, что я прав, свою позиция я пояснил, кто-то говорил, что не прав. В общем, мнения разделились, но то, что информация о моем поступке ушла в верха, я не сомневался. Да и не нужны мне награды, летаю, дело свое делаю, большего мне и не надо. Правда, все же свой секрет раскрою, в конверте была речная галька, а награды я с оказией отправил отцу, он сохранит. Носить не буду, это принципиально, но пусть в семье сохранятся. Наградные корочки у жены, та хранит с другими документами.