Генезис

Укладывал своего размера одежду в чемодан, остальное в общую кучу. Нашел четыре фотоальбома, их бандиты и насильники рассматривали, отложил, документы на всех четверых, на парня и девочку свидетельства о рождении, кстати, родились оба в Ленинграде, и на родителей. Паспорта и все прочее. Теперь меня зовут Антон Верник. Были письма, но эти уроды их сожгли в костре, осталось всего три письма из целой пачки. Вещи, магнитофон кассетный, фотоаппарат, приемник «Спидола», как у меня был в прошлой жизни, в Америке на арендованном складе остался. В принципе, все. Именно кассетник орал в машине. Сама машина имела багажник на крыше. Документы на машину, той два года скоро будет, восемьдесят восьмого года выпуска. Сейчас девяностый, середина лета. Я это понял по карманному календарю, тут отмечен день, подозреваю – дата отъезда. Закончив с вещами, свои я положил в багажник машины, еще тут три полные канистры с бензином были, остаток провизии убрал, отметил, что тюк палатки есть, тоже забрал, как и два одеяла. Утварь и посуду. Себе отложил белье, джинсы синие, футболку белую, носки и кеды, положил на заднем сиденье, завел машину, мотор схватился сразу, и отогнал машину подальше, метров на сто. Так нагишом и вернулся, после чего стал подкидывать дрова в костер. Все бандиты уже очнулись, поэтому я сказал:
– С вами будет проделано все то же самое, что вы сделали с моей семьей.
– Антон, мы же соседи, пощади! – заорал один.
От осознания ситуации протрезвели все бандиты, стали умолять их отпустить, но я запихнул им грязные носки во рты и приступил к таинству ответных действий. Найдя в кустарнике четыре довольно толстых, с руку, и ровных ветки, самые ровные отбирал, топориком, что нашел у бандитов, срубил. Это что-то вроде ивы было. Потом выкопал ямки, забил колы и заострил сверху топориком, обтесав поровнее, чтобы заусенцев не было. Моторным маслом смазал. Они уже поняли, для чего я это я делаю, и выли, мыча. Дальше поднял одного, тот дергался, не давался, пытался пинаться, а ноги-то связаны, так я слегка его придушил, чтобы не трепыхался, и, приподняв, насадил на кол. Намучился, пока и остальных посадил. После этого помылся и, укладывая на мужское пальто тела погибшей семьи моего нового тела, волоком утащил их к яме. Только девочку на руках нес. Там завернул тела в их одежды, все, что им принадлежало, тут сложил, спустил в могилу и начал закапывать. А на могильном холмике поставил крест. Вернувшись, я снова искупался. Долго отмывался, как будто грязь пытался стереть с тела, и, вернувшись к машине, оделся в приготовленную одежду.
Я посмотрел на светлую полоску на горизонте, светало, видимо, очнулся я вечером, когда стемнело, ночи мне как раз хватило на все дела, и, сев на склон оврага, напротив стоявших в ряд кольев, я ожидал, когда все закончится.
Я успел расспросить их, как дошли до жизни такой. Геноцид действительно шел, только пока тайный, русских убивали незаметно, особенно тех, кто уезжал в Союз, где шла перестройка. В последний месяц уже откровенная травля русских началась. Национализм поднял голову. При попустительстве милиции врывались в дома русских, выкидывали их на улицу, убивали, насиловали, грабили. Творили что хотели. Исход русских стал массовым. Вот и семья Верник решила податься к своим в Ленинград. Оба родителя врачи, дети школьники.
Только Антон поделился об этом с соседом, а тот решил поживиться в такое мутное время. Собрал дружков, где машина встанет на отдых, знали, доехали заранее на рейсовом автобусе и стали ждать. Антон по наивности сам все рассказал соседу. Дальше понятно, напали еще днем, как машина свернула с дороги сюда, пообедать хотели. Вот и пообедали. А это зверье, натешившись, решило отпраздновать. Трофеи немалые, одна машина чего стоит. Верники жили в двухкомнатной квартире в центре города, в пятиэтажке на третьем этаже. Во дворе были гаражи, в таком же и они ставили свою. Ключи есть, в паспортах адрес я посмотрел, об отъезде никто не знал, кроме соседа, что на колу корчится. Можно пока пожить. Связка ключей у меня имелась, не выкинули ее. На память, что ли, оставили?
 
Именно так, мне нужно было в Ташкент, и своя база там не помешает. Ночью въеду в город, поставлю машину в гараж и спать в квартиру, если ее еще не ограбили, вскрыв. Если это так – буду думать, если нет – поживу. Нужно оружие, а то ни у кого его не было, включая бандитов, кроме двух топориков, которые я по-хозяйски прибрал, и ножей, их тоже. А мне огнестрел нужен. От бандитов я узнал, что неподалеку от Ташкента советская военная часть стоит, объяснили, как доехать. Оставив тела на колах, в назидание остальным, это чисто русская казнь, как я думаю, и дойдя до машины, я сел на место водителя. Салон прогрелся под жарким солнцем. Включил приемник, встроенный в приборную панель, и, найдя местную волну, стал слушать радио, пока по дну оврага выезжал на полевую дорогу и дальше катил по ней. Тут в этих полевых дорогах запутаться раз плюнуть. Мне, конечно, объяснили, где находится часть, но, если заблужусь, не удивлюсь. Выехав на трассу, я направился к Ташкенту. До него почти две сотни километров. Кстати, сейчас я на территории Казахстана находился. Не доезжая столицы пятьдесят километров, свернул. Тут действительно указатель был, дальше то по полевым, то по асфальтированным дорогам, один раз проехал разъезд на танкодром. И вот вдали показались строения военного городка и самой части. Все окружено забором.
Поискав место, спустил машину в овраг, тут вообще хватало таких оврагов, все ими изъедено. Сменил футболку на черную рубашку, понимаю, что жарко, но мне легче будет ночью, не увидят. Дальше до вечера наблюдал за военными. Где склады – определил, эти длинные пакгаузы не спутаешь. Вернувшись к машине, достал одеяло и лег спать в тени авто, быстро вырубившись. На дело пойду ночью. Ну а насчет трагедии, я, конечно, расстроен был, жаль семью, но отомстил, вот это радовало. По поводу оружия, так в такое время без него сейчас никуда, пусть попробуют что-то вякнуть, быстро пулю в живот словят. Я уже прикинул, что буду брать. Три «калаша», калибра семь, шестьдесят два. РПК, тут пятерочка. Пару СВД, возможно ПКМ, гранатомет, какой будет, желательно РПГ-7 с запасными гранатами. Пистолеты Макарова и Стечкина, если есть, АПБ. Ручные гранаты и море патронов, сколько увезет машина. Багажник на крыше есть, тоже загружу.
Проснулся я, когда стемнело. Приготовил машину, все вещи убрал в салон, на переднее сиденье, заднее будет занято. В багажнике только канистры с бензином остались. После этого побежал к воинской части. Там охрана напряжена, волнения в Казахстане и Узбекистане серьезные начинаются, охрана вооружена. Я, когда через забор перебрался и крался к ближайшему складу, обнаружил часового с автоматом на плече, в бронежилете и каске. Подобраться было сложно, гравий шуршал под ногами, пришлось снять обувь и идти босиком, дальше подбил ему колени и вырубил, пока тот падал. Автомат оказался АКС, а это семерочка со складным прикладом, вообще отлично, берем. Штык был на ремне, подсумки с двумя запасными магазинами и патронами. Я снял автомат, ремень с подсумками и отнес к забору, убрал на ту сторону, дальше привел солдата в чувство, приставил нож к глазу и, меняя тон, глубоким голосом, чтобы возраст не различить, спросил:
– Что на складе? Будешь орать, вырежу глаз. Будешь сотрудничать, оставлю в живых, даже шишку на голове организую, чтобы было видно, что не сдался без боя. Как говорил Папанов, будешь иметь следы насилия на лице, как еще одна жертва нападения неизвестных. Я сейчас достану кляп. Мы договорились? Кивни. Отлично.
Я выдернул кляп, готовясь в любой момент опять заткнуть, и услышал негромкий голос:
– Это склад боеприпасов. Снаряды.
– Черт. Мне автоматы нужны, пулеметы и снайперские винтовки.
– Убивать?
– Убивать узбеков, как они убили мою семью. Это вы, суки, язык в жопу засунули, а я воевать буду. Где соберутся националисты, жаждущие нашей русской крови, там и постреляю. Если услышишь, кто толпу националистов расстрелял, это буду я. Союз разваливается, уже не остановить, скоро это будут чужие страны.