Генезис

– Чего тебе, малец? – мельком глянув на меня, спросил он.
– Отец послал. Я уже взрослый, чтобы самому этим заниматься. Он просил купить одноосный прицеп к нашему «Москвичу» и сделать прицепное устройство. Фаркоп называется.
– Да? – отложив ручку, уставился он на меня. – Цену на прицепы знаете? Это не самоделка какая-нибудь, а заводское устройство, малой партией выпускают на АЗЛК. Прицеп я себе купил, но, если накинешь сотню, отдам.
– Хорошо. Цена?
– Шестьсот рублей, прицепное устройство двадцать и работа двести.
– Устраивает. Посмотреть прицеп можно?
– Конечно.
Мы перешли в огороженный закрытый дворик, там стояли два прицепа, неплохие такие, на полтонны груза потянут. Причем не открытые, дуги стояли и тент. Синий почему-то. Задний борт, невысокий, откидывался, как у тракторных тележек и бортовых грузовиков. Закончив осмотр, я спросил:
– Когда подогнать машину?
Действительно меня устраивало все, среди трофеев у бандитов я обнаружил две тысячи рублей наличностью. Думаю, Верники сняли со счета, чтобы в дороге свободно с деньгами было. Мастер сказал, что хоть сейчас, больше всего работы с проводкой, чтобы на прицепе сигналы горели, а автоэлектрик пока тут. Так что я кивнул, покинул СТО и побежал к дому, где жила семья Верник. Открыл гараж, рядом никого, но ворота прикрыл, разгрузил машину, все заставлено оружием было, выгнал наружу, запер его и покатил обратно. Там сдал машину, получив квитанцию, сотню мастеру за прицеп отдал и отправился дальше. Обед уже прошел, час дня, я зашел в ту же кофейню и поел. В этот раз был суп мастава, с лепешками он пошел за милую душу. И снова под конец зеленый чай, над которым я медитировал. Нравился он мне. Подумав, я дошел до здания телеграфа и, пролистав карманный блокнот отца Антона, нашел телефон его матери, той самой бабушки-профессорши.
Дальше стал ждать, пока соединят, оплата с моей стороны. Ответили не сразу, но меня попросили пройти во вторую кабинку. Оплатил я две минуты разговора.
– Бабушка? Это Антон.
– Антон? Где твой отец? Почему мне сообщила телефонистка, что звонок из Ташкента? Что-то случилось? Вы же вчера должны были выехать.
– Бабушка, присядь. У меня страшная весть.
– Сердце у меня крепкое, как и характер. Врачи другими не бывают. Рассказывай.
– На дороге нас остановили бандиты, уже в Казахстане, но узбекские. Выжил только я.
– Я же говорила, что нужно лететь самолетом! Нет, машину бросать не хотели. Идиоты… Ладно, ты сейчас дома? Как спасся?
– Бандиты делили добычу, напились, думали всех убили, но меня не додушили, только след на шее остался. Я у врача был, его уже обработали. Подошел к пьяным и… В общем, никому больше плохого они не сделают. Родителей и сестренку похоронил, вызывать местную милицию не стал, посадили бы меня за месть, и на машине вернулся в город. Сейчас соберусь и завтра выеду к тебе. Машину не брошу, поеду ночами по второстепенным дорогам, не остановят.
– Я прилечу.
– Не нужно, я и так жалею, что позвонил. Надо было по дороге это сделать, когда ничего не изменишь. Выезжаю этой ночью. Дней через десять, не торопясь, буду у вас. Да, машину нужно на тебя перерегистрировать, номера на местные сменить. И гараж нужен, арендуй, чтобы был, когда я приеду. Машина мне нравится, не хочу ее терять. Выполнишь эту мою просьбу?
– Да, конечно. Но с условием, что каждый день в дороге будешь звонить мне и говорить, сколько проехал. Договорились?
– Хорошо, все документы мои и родителей со мной, из школы с оценками тоже. В общем, жди. Завтра вечером первый контрольный звонок.
– Жду.
Положил трубку. О чем нужно, поговорили, меня пока все устраивает. Покинул здание телеграфа» и направился просто погулять. В одном месте мне на глаза попалась неприятная ситуация: шестеро местных подростков, четырнадцати-пятнадцати лет, зажали двух девчат чуть старше, явно русских, русоволосых, тискали, пытались одежду сорвать. Чуть дальше открыта дверь в полуподвал, похоже их туда тащили. В руках держали арматурины, вот это мне сильно не понравилось. Быстро подойдя, сказал:
 
– Вы что, подонки, делаете?!
– О, еще один, – развернулась ко мне компания.
Я же посоветовал девчатам:
– Бегите, я тут сам управлюсь.
Однако убежать им не дали, двое удерживали, под юбки лезли, замечу очень короткие, сами провоцируют, но вступиться надо.
– Бросьте оружие, и я вас пощажу, – сказал я, на что те засмеялись.
Они чувствовали себя вольготно, тупичок не имел окон, прохожих рядом нет, некому разогнать их. Я сам сюда свернул отлить. Да и девчат, думаю, под угрозой арматурин загнали. Скорее всего, дело закончилось бы изнасилованием, такое в городе каждый день по десятку раз происходит, сколько девчат пропало и сколько местные рабынь заимели, а милиции наплевать. На мои слова подонки лишь посмеялись, поэтому я сделал последнее предупреждение, хотя никогда так не поступаю:
– В последний раз говорю. Бросьте железки, останетесь жить.
Это вызвало еще больше смеха, и четверо, двое по бокам обходили, двинулись на меня. Мгновенно выхватив из сумки пистолет, я выстрелил в того, что справа. В грудь. Потом тому, что слева, и в тех, что спереди стояли. Старался, чтобы не задеть девчат.
Лежат, двое точно подранки, я стрелял в корпус. Глушитель неплохо глушит звук, выстрел как пробка из бутылки с шампанским. Почти сразу зазвенели об асфальт арматурины. Двое оставшихся их бросили, испуганно глядя на меня, поднимая руки.
– Отойдите от девушек, – велел я.
Когда они это сделали, с ужасом глядя на меня, выстрелил в каждого, послав по пуле в грудь.
– Зачем?! – воскликнула одна из девушек. – Они же сдались?!
– Тут не война, где действуют правила. Я дважды им предложил бросить оружие, а такие железки в подобное время вполне можно квалифицировать как оружие. Я никогда не делаю два раза предложения, но тут сделал. Они ими не воспользовались. Они уже были мертвы, когда отказались бросить эти железки, я просто исполнил предначертанное.
– Тебя посадят.
– Это вряд ли. Я сегодня уезжаю из страны, – ответил я, убирая пистолет обратно в сумку. – Бегите отсюда и забудьте, что видели. Они вас изнасиловать хотели, изувечили бы, убили, а вы их защищаете. Загадочные русские души. Валите!
Они убежали, а я поднимал арматурины и с силой пробивал ими черепа подростков, оставляя железки торчать в головах. Подранков тоже. За дело оружие вернул. Потом платком прошелся, там рукоятки сделаны, синей изолентой, заранее готовились, сволочи. Покинув переулок, кстати, отлил рядом с телами, в сквере, где парк был, сменил водолазку, я в ней примелькался, на белую рубашку, высоко застегнув. Рубашка в сумке была, в бумажном пакете. Потом зашел в парикмахерскую, где меня коротко постригли, Антон носил шикарную шевелюру. Оттуда снова в СТО. Машину уже заканчивали. Прицеп был хорош, так что, дождавшись окончания работ, проверил все – надежно сделали, я в этом убедился. Расплатился, после чего на машине укатил. И всем по фигу, что прав у меня не может быть, по малолетству. К гаражу подъехал вечером, когда темнеть начало. Я в магазин за продуктами заехал, а потом в кофейную, поужинать, там и тянул время, пока не стемнеет. Машин милицейских много носилось, как же – резонансное убийство шести подростков. Когда на СТО был, все тихо, а вот в кофейне уже шли разговоры. Меня это не интересовало, ждал темноты. Днем остановят, машину отберут, а так в темноте шансы проскочить есть. Уйти я успел раньше, чем в кофейне буча началась, народу там хватало, волками друг на друга смотрели.
В общем, к гаражу я подъехал, когда окончательно стемнело, открыл ворота и начал загружать сначала багажник машины. Оружие туда ушло. В прицеп гранаты и боеприпасы. Все вошло, крышу и салон освободил. Закрыл гараж, сбегал к той соседке, что утром встречал, и отдал ей ключи от квартиры и гаража, мол, дарю, а мы уезжаем, все бросая. После этого вернулся к машине, вырубил двух укурков из местных, что пытались ее вскрыть, точнее открыть прицеп, сломал обоим руки и, устроившись за рулем, запустив мотор, выехал со двора, там узко, еле развернулся и покатил к выезду из города. Только не в сторону Казахстана, а в Самарканд. С этой стороны меня вряд ли ждать будут. А я сделаю круг и двину в Казахстан по другой дороге, а там в Россию. Хотя пока еще все это Союз. Отъехал я недалеко, по улицам, стекаясь, шла толпа мужчин, мужиков и даже редких стариков. Все местные, узбеки. Припарковавшись, я вышел и, отойдя в сторону, спросил у одного, тот все равно не видит, кто спрашивает, в этом месте фонари не горели: