Проза отчаяния и надежды (сборник)
Пришел ноябрь с сильными юго-западными ветрами. Строительство пришлось приостановить, потому что стало чересчур сыро, чтобы замешивать цемент. В одну из ночей был такой сильный ветер, что постройки фермы шатались на фундаментах и несколько черепиц сорвало с крыши амбара. С пронзительным криком проснулись куры — им приснился ужасный сон, что где-то раздался ружейный выстрел. Утром, выйдя во двор, животные увидели, что флагшток повален, а вяз в саду вырван с корнем, как редиска. Не успели они удивиться, как из всех глоток вырвался крик отчаяния. Страшное зрелище предстало перед их глазами. Ветряная мельница рухнула.
Они бросились к холму. Наполеон, который почти всегда передвигался только шагом, мчался впереди всех. О да, плоды их труда превратились в развалины, остался один фундамент, а камни, которые они с таким трудом выламывали в карьере и втаскивали на холм, были разбросаны вокруг. Молча они стояли и печально смотрели на груду камней. Наполеон, тоже молча, ходил взад и вперед, время от времени обнюхивая землю. Хвостик его стал жестким и резко двигался из стороны в сторону, что было у него признаком интенсивной умственной работы. Вдруг он остановился, как будто придя к какому-то решению.
— Товарищи, — не теряя самообладания, сказал он. — Знаете, чья это работа? Знаете, как зовут нашего врага, который явился сюда ночью и разрушил мельницу? Это Снежок! — проревел он громовым голосом. — Это сделал Снежок! По злобе, и только по злобе, желая сорвать наши планы и отомстить за свое позорное изгнание, этот предатель под покровом ночи пробрался сюда и разрушил то, над чем мы трудились почти год. Товарищи, сейчас на этом самом месте я приговариваю Снежка к смертной казни. Каждый, кто поймает его, получит орден «Герой Животных второй степени» и полбушеля яблок. И полный бушель тому, что доставит его живым!
Животные были совершенно потрясены, что Снежок оказался способным на такое преступление. Раздались негодующие крики, и скоты стали прикидывать, как поймать изменника, если он когда-нибудь вернется обратно. Почти сразу же неподалеку от холма в траве были обнаружены отпечатки копыт свиньи. Они прослеживались лишь на протяжении нескольких ярдов, но явно вели к лазу в изгороди. Наполеон обнюхал следы и объявил, что они принадлежат Снежку. Он предположил, что Снежок, возможно, пробрался со стороны Фоксвуда.
— Не будем терять времени, товарищи! — крикнул Наполеон, обследовав следы.— Пора приниматься за работу. Сегодня же утром мы начнем восстанавливать мельницу и будем строить ее всю зиму — и в дождь, и в солнечную погоду. Мы покажем этому жалкому предателю, что никому не удастся так легко перечеркнуть наш труд. Помните, товарищи, планы наши не меняются: мы выполним их день в день. Вперед, товарищи! Да здравствует ветряная мельница! Да здравствует Скотный Двор!
Глава VII
Зима оказалась суровой. Ураганные ветры сменились дождями и снегопадами, а потом ударили морозы, которые простояли до февраля. Животные старались изо всех сил восстановить ветряную мельницу. Они хорошо понимали, что весь мир смотрит на них, что люди завидуют им и будут торжествовать и радоваться, если строительство мельницы не удастся завершить в срок.
Назло животным люди делали вид, что не верят в вину Снежка, и болтали, что мельницу разрушил не он, виной всему — слишком тонкие и непрочные стены. Дело вовсе не в стенах — скоты знали это. Но тем не менее было решено увеличить толщину стен с восемнадцати дюймов до трех футов, а это означало, что камня потребуется заготовить гораздо больше. Приступить к работе долгое время не удавалось: карьер завалило снегом. Дело немного сдвинулось лишь в сухую морозную погоду, наступившую после снегопадов, хотя это был адский труд и он теперь не доставлял той радости, что раньше. Животные мерзли и, как правило, были голодны. Только Боксер и Травка не теряли надежды. Крикун произносил прекрасные речи о радости служения делу, о достоинстве труда, но гораздо больше животных вдохновлял пример неутомимого Боксера и его неувядающий девиз «Я буду работать еще упорней!».
В январе стало не хватать корма. Резко сократили выдачу зерна, и было объявлено, что в порядке компенсации будут выдавать больше картофеля. Затем обнаружилось, что основную часть урожая картофеля поморозили в плохо утепленных буртах. Картофель размяк, потемнел и почти не годился в пищу. По многу дней есть было нечего, кроме мякины и свеклы. Голод глядел им в лицо.
Этот факт было жизненно необходимо скрыть от внешнего мира. Люди, ободренные рухнувшей мельницей, и так выдумывали небылицы о Скотном Дворе. Опять поползли слухи, что животные на ферме мрут от голода и болезней, дерутся, как и раньше, между собой, предаются каннибализму и детоубийству. Наполеон отлично понимал все негативные последствия, если станет известно подлинное продовольственное положение фермы, и он решил использовать мистера Уимпера, чтобы распространять противоположную информацию. Раньше животные почти не встречались с мистером Уимпером во время его еженедельных визитов, но теперь несколько специально отобранных животных (в основном овцы) получили указание как бы невзначай обмолвиться в его присутствии, что нормы выдачи корма увеличены. Вдобавок Наполеон приказал до краев наполнить практически пустые кормушки в сарае песком, а сверху присыпать остатками зерна и муки. Под благовидным предлогом Уимпера провели через сарай — так, чтобы он увидел кормушки. Хитрость удалась, и Уимпер всем сообщал теперь, что нехватки продовольствия на ферме нет.
И все-таки к концу января стало очевидным, что придется где-то искать зерно. Теперь Наполеон редко появлялся на публике и все время проводил в господском доме, двери которого охраняли страшные собаки. Когда он все же выходил, то делал это внушительно и церемонно, в сопровождении шести собак, окружавших его со всех сторон и рычавших на любого, кто подходил слишком близко. Но чаще всего, даже по утрам в воскресенье, он посылал вместо себя отдавать распоряжения кого-нибудь другого из свиней, обычно Крикуна.
В одно воскресное утро Крикун объявил, что куры, которые только что начали снова нестись, должны сдать все яйца. Наполеон через Уимпера заключил контракт на поставку четырехсот яиц в неделю. Вырученные суммы пойдут на покупку необходимого количества зерна и муки, чтобы продержаться до лета, когда станет полегче.
Куры, услышав это, подняли страшный крик. Их предупреждали и раньше, что такая жертва, возможно, потребуется от них, но они думали, что дело до этого не дойдет. Они как раз готовили яйца, чтобы высиживать их весной, и утверждали, что забирать их теперь равносильно убийству. Впервые после изгнания Джонса происходило нечто напоминавшее восстание. Во главе с тремя несушками черной миноркской породы куры предприняли решительную попытку помешать планам Наполеона. Тактика их заключалась в том, что они взлетали на стропила и клали яйца там, в результате яйца падали на землю и разбивались вдребезги. Наполеон отреагировал быстро и безжалостно. Он приказал прекратить выдачу корма курам и издал декрет, что любое животное, которое посмеет поделиться с ними хоть зернышком, будет лишено жизни. Собаки следили за неукоснительным исполнением этого распоряжения. Куры держались пять дней, после чего капитулировали и вернулись в свои гнезда. Девять кур сдохло за время мятежа. Их похоронили в саду, объявив, что умерли они от коккидиоза. Уимпер, разумеется, ничего этого не узнал. Поставки яиц осуществлялись должным образом, и раз в неделю за ними на ферму приезжал фургон лавочника.
Все это время о Снежке ничего не было слышно. Ходили слухи, что он скрывается на одной из соседних ферм, то ли в Фоксвуде, то ли в Пинчфилде. К этому времени Наполеону удалось несколько улучшить отношения с соседями. Во дворе обнаружили штабель леса, сложенный лет десять назад, когда расчищали буковую рощу. Древесина была отлично выдержана, и Уимпер посоветовал Наполеону продать ее. И мистер Пилкингтон, и мистер Фредерик хотели купить лес. Наполеон колебался и никак не мог решить, кого же из покупателей предпочесть. Было замечено, что, как только он склонялся к соглашению с Фредериком, объявляли, что Снежок скрывался в Фоксвуде, а когда он выбирал Пилкингтона, говорили, что Снежок — в Пинчфилде.