Проза отчаяния и надежды (сборник)

В апреле Скотный Двор провозгласили республикой, и нужно было избрать президента. Был только один кандидат — Наполеон, и его избрали единогласно. В тот же день было объявлено, что найдены новые документы, раскрывающие дополнительные подробности связи Снежка с Джонсом. Теперь выяснилось, что Снежок не просто пытался с помощью хитрого трюка, как думали животные, помешать победе животных в Битве при Коровнике, но открыто сражался на стороне Джонса. Более того, именно он возглавил нападение людей на ферму и бросился в бой со словами «Да здравствуют люди!» А раны на его спине, которые все еще помнили некоторые, были на самом деле от зубов Наполеона.
В середине лета, после нескольких лет отсутствия, на ферме вновь объявился ворон Моисей. Он ничуть не изменился, по-прежнему отлынивал от работы и, как и раньше, рассказывал о Карамельной Горе. Моисей садился на какой-нибудь пенек и, помахивая крыльями, часами разглагольствовал перед всеми, кто хотел его слушать. «Там, над нами, товарищи, — начинал он торжественно, показывая на небо большим черным клювом, — там, над нами, с другой стороны вон той темной тучи, которую вы видите, там и расположена Карамельная Гора, та счастливая страна, где несчастные животные наконец отдохнут после всех своих трудов!» Он даже уверял, что бывал в той стране, взмыв однажды высоко в поднебесье, и видел вечнозеленые поля клевера и растущие прямо на живой изгороди кусочки сахара и льняной жмых. Многие верили Моисею. Здесь, на земле, рассуждали они, приходится все время голодать и трудиться, и разве не разумно и справедливо, что где-то существует иной, лучший мир? Совершенно непонятно было отношение к Моисею свиней. Все они с презрением говорили, что его россказни о Карамельной Горе — вранье, но при этом Моисею разрешали по-прежнему оставаться на ферме, не работать и даже выдавали ему четверть пинты пива в день.
Когда копыто Боксера наконец зажило, он принялся работать с удвоенной силой. Да и все животные работали в тот год как каторжники. Ведь к привычной работе на ферме, восстановлению ветряной мельницы прибавилось строительство школы для юных поросят, которую заложили в марте. Трудно на пустой желудок выдержать весь длинный рабочий день, но Боксер стойко переносил лишения. Ни по его высказываниям, ни по работе было не заметно, что силы у Боксера уже не те. Правда, внешне он изменился. Шкура его уже не блестела, как раньше, а могучие задние ноги, казалось, похудели. «На весенней травке Боксер поправится», — успокаивали друг друга животные. Однако весна пришла, а Боксеру так и не стало лучше. Порой казалось, что он удерживает огромный валун на склоне карьера только силой воли. В такие минуты губы его складывались так, будто он хочет сказать: «Я буду работать еще упорней», но голоса не было. И опять Травка и Бенджамин советовали ему позаботиться о здоровье, но он вновь пропускал их слова мимо ушей. Приближался его двенадцатый год рождения. Ему было безразлично, что будет потом, лишь бы до ухода на пенсию заготовить побольше камней.
Как-то поздним летним вечером ферму облетел слух, что с Боксером что-то случилось. В тот вечер он опять таскал камни к мельнице в одиночку. Слух подтвердился. Через несколько минут примчались голуби и сказали: «Боксер упал! Он лежит на боку и не может подняться!»
Едва ли не половина обитателей фермы бросилась на холм к мельнице. Там, между оглоблями телеги, лежал Боксер. Шея его вытянулась, и он не мог даже поднять голову. Глаза потускнели, бока лоснились от пота, а из угла рта тянулась тоненькая струйка крови. Травка бросилась на колени рядом с ним.
— Боксер! — закричала она. — Что с тобой?
— Это легкие, — очень тихо ответил Боксер. — Но это не имеет значения. Я думаю, вы сможете закончить восстановление мельницы и без меня. Камней уже хватит. Во всяком случае, мне оставалось работать всего месяц. И по правде говоря, я уже с нетерпением ждал ухода на пенсию. Быть может, Бенджамину тоже разрешат выйти на пенсию, и он ведь постарел, и мы опять будем вместе.
 
— Нужна срочная помощь! — крикнула Травка. — Кто-нибудь сбегайте к господскому дому, расскажите Крикуну, что случилось…
Все животные сразу помчались к господскому дому, чтобы все рассказать Крикуну. Остались только Травка и Бенджамин, который лег рядом с Боксером и, не говоря ни слова, принялся отгонять от него мух своим длинным хвостом. Минут через пятнадцать, озабоченный и полный участия, появился Крикун. Он передал, что товарищ Наполеон искренне сожалеет о несчастье, приключившемся с одним из самых преданных ферме тружеников, и уже начал переговоры о том, чтобы поместить Боксера в одну из лучших клиник Уиллингдона. Это заявление несколько смутило животных. Если не считать Молли и Снежка, никто из животных еще ни разу не покидал Скотного Двора, да и сама мысль, что их заболевший товарищ окажется в руках людей, им не понравилась. Однако Крикун легко убедил их, что ветеринарный врач в Уиллингдоне более квалифицированно поможет Боксеру, чем это смогут сделать они здесь, на ферме. И примерно через полчаса, когда Боксеру стало немного получше, он с трудом поднялся на ноги и сумел доковылять до своего стойла, где Травка и Бенджамин уже приготовили ему хорошую постель из соломы.
Два дня Боксер не выходил из своего стойла. Свиньи прислали большую бутылку розового лекарства, которую они нашли в аптечке в ванной комнате, и Травка давала его Боксеру два раза в день после еды. По вечерам она лежала в его стойле и разговаривала с ним, а Бенджамин отгонял от него мух. Боксер убеждал их не волноваться из-за того, что случилось с ним. Если он поправится, то, может быть, ему удастся пожить еще годика три, хорошо было бы провести эти спокойные дни, мирно пасясь в уголке большого пастбища. Теперь у него наконец-то будет время и поучиться, и заняться своим развитием. Он собирается, признавался Боксер, остаток своих дней посвятить изучению еще не выученных букв алфавита.
Но Бенджамин и Травка могли навещать Боксера лишь после рабочего дня, а фургон, в котором его должны были увезти, приехал днем. Животные как раз пропалывали репу под присмотром одной из свиней, когда с удивлением увидели, что Бенджамин несется вскачь от построек фермы и что-то кричит. Никогда раньше они не видели, чтобы Бенджамин волновался, не видели, чтобы он так бегал.
— Скорее! Скорее! — кричал Бенджамин. — Торопитесь на двор! Боксера увозят!
Не ожидая приказа свиньи, животные, побросав работу, кинулись к ферме. Во дворе действительно стоял большой крытый фургон, запряженный двумя лошадьми. На стенках фургона было что-то написано, а на месте кучера восседал плутоватого вида мужчина в низеньком котелке. Боксера в стойле не было.
Животные окружили фургон.
— До свидания, Боксер! — кричали они хором. — До свидания!
— Глупцы! Глупцы! — закричал Бенджамин. Он прыгал вокруг них и бил землю маленькими копытами. — Вы с ума спятили, разве вы не видите, что написано на фургоне?
Животные затихли, наступила мертвая тишина. Мюриэль принялась разбирать слова. Но Бенджамин оттолкнул ее и прочел:
— «Альфред Симмондс. Скотобойня и мыловарня, Уиллингдон. Торговля шкурами и костяной мукой. Поставка в собачьи питомники». Вы что, не понимаете, что это значит? Они увозят Боксера на живодерню!
Животные закричали от ужаса. В эту минуту кучер на козлах огрел лошадей кнутом, и фургон быстро покатился со двора. Все бросились следом и кричали что было мочи. Фургон набирал скорость. Травка вырвалась вперед и попыталась перейти в галоп, но это плохо ей удавалось.
— Боксер! — кричала она. — Боксер! Боксер! Боксер!
И в эту минуту, как будто услышав весь этот шум, Боксер высунул морду с белой полоской на носу в маленькое окошечко в задней стенке фургона.
— Боксер! — закричала Травка страшным голосом. — Боксер! Прыгай! Быстрее прыгай! Тебя везут на живодерню!
Все животные дружно подхватили: «Прыгай, прыгай, Боксер!» Но фургон уже набрал скорость и удалялся от них. Животные так и не узнали, понял Боксер или нет слова Травки. Но через минуту его морда исчезла из окошечка и из фургона донесся оглушительный грохот копыт. Он пытался выпрыгнуть. Было время, когда копыта Боксера могли разнести такой фургон в щепки. Но увы! У него уже не осталось сил, и через минуту дробь копыт затихла. В отчаянии животные принялись упрашивать двух лошадей, впряженных в фургон, остановиться. «Товарищи, товарищи! — взывали они. — Не везите своего брата на бойню!» Но тупые скоты не соображали, что делают, они прижали уши и прибавили шаг. Морда Боксера в окошке больше не появлялась. Кто-то предложил обогнать фургон и запереть главные ворота, но было уже слишком поздно. В следующую минуту фургон миновал их и быстро покатился по шоссе. Боксера никто больше не видел никогда.