Александра (СИ)

Подозвала одного из мужчин. Он подошёл ко мне с опаской. Низко поклонился.
— Значит так, Вот эти все полати убираем. Убираем и все перегородки. Как разделить дом, я расскажу. Так же сколотите из полатей лежаки для болящих, на ножках. Понятно?
— Понятно, боярыня.
Богдан, находившийся рядом со мной, я на него уже не обращала внимания, замахнулся плетью.
— Не боярыня, смерд, царевна. — Рявкнул он. Я успела остановить его руку с плетью.
— Богдан, оставь. Они ещё не знают. Не суди их строго. Узнают, привыкнут. Царевен то, я думаю, они никогда не видели, хоть и в Москве живут.
Богдан опустил руку. Но продолжал зло смотреть на холопа. Всё верно, принижая мой титул, они оскорбляют и моих людей. А они вошли уже во вкус. И за, так называемым, «протоколом» следят похлеще меня. Я же говорю, понты — это наше всё, а иначе потерька чести, а такого на Руси никому не прощают.
Подумав, сказала, что две комнатушки можно оставить. Пока, временно. Из них убрали двухъярусные нары. В одной комнате оставили три лежака. Это я оставила под палату. В другой сколотили и установили один большой стол, по середине. Это стало у меня операционной. Раненных, наконец, занесли в мой новый госпиталь. Допоздна занималась своими больными. Мужчине с рубленной раной груди, пришлось сделать операцию. Практически в полевых условиях, так как госпиталь готов до конца не был. Но у меня были уже мои инструменту, кегут, эфир и Дарёнкины мази и отвары. А вот мужчина с поломанными ребрами и повреждённой челюстью умер к утру. Я не стала его вскрывать. Поэтому не знала точно, какова была причина смерти, но предполагала, что из-за повреждений внутренних органов.
Уже поздно вечером, практически ночью, помылась с Ваней в бане. Была уставшая. Поэтому ничего, в плане плотской любви, у нас с Ваней не было. Он это понимал. Сам вымыл меня. Вытер насухо полотенцем. Помог одеться. Потом взял на руки и унёс в наше горницу, которую нам отвели его родители. Уснула я ещё до того, как он уложил меня в постель. Утром меня разбудил Иван.
— Сашенька… Сашенька. — Я медленно выплывала из царства Морфея. Открыла глаза, потянулась. — Сашенька. — Муж смотрел на меня.
— Да, Ванечка. С добрым утром.
— С добрым. Не знаю правда, насколько оно будет для тебя доброе.
Я напряглась.
— Что-то случилось?
— Твой больной один, умер.
— Кто?
— Я не знаю. Но прибегала Фроська твоя, сказала.
— Давно?
— На рассвете. Я не стал тебя будить. Раз он умер, то ему теперь ничто уже не нужно. Теперь только Господь его поводырь.
Хорошее настроение, с которым я проснулась ушло. Села на нашем ложе. Ваня сел рядом со мной, обнял за плечи.
— Саш, не грусти. Такова воля Господа значит. Он воин, исполнил свой долг. Поэтому попадёт на небеса.
— Я даже не знаю, как его зовут. Есть ли у него родные? Может жена и детки малые?
— Ты думаешь на Руси мало вдов и сирот? Много. Ты и так сделала всё что могла. Он простой вой. А ты царевна.
— Прежде всего, Ванечка, я человек, лекарь. И как лекарь я не смогла спасти его.
— Значит, такова была его планида.
— Спасибо, Ваня. Надо одеться и пойти туда, в госпиталь.
— Хорошо.
Есть мне не хотелось. Поэтому одевшись в свою обычную одежду, прошла к своим болящим. Венец, конечно же, надевать не стала. Ибо нечего. Да, самое смешное было с короной. Никифор продолжал с ней носится, как с писанной торбой. Ведь он опять вёз её в походной сумме. Никому не позволял к ней прикоснуться. Даже остальные пятеро моих диверсантов не знали, что в походной суме. А попытавшись узнать, нарвались на натуральный волчий оскал.
— Не вашего ума дело. За то знает царевна и этого довольно. А кто сильно много знать хочет, может на голову короче стать. — После этих слов никто не пытался заглянуть в кожаный мешок. Наоборот, держались подальше. Как только мы прибыли в Москву, мешок Иван велел Никифору положить в нашей опочивальне. Когда Никифор ушёл, муж засунул корону под наше супружеское ложе.
В госпитале меня уже ждали. Умерший лежал вытянувшись. В правом уголке рта, запеклось немного крови. Скорее всего, у него было повреждено лёгкое. Но как узнать было тогда? Рентгена тут явно не было. В госпитале был уже местный поп. Он махал кадилом и читал молитву. Я перекрестилась. Подождала пока поп не закончит. Потом спросила у оставшихся двух его товарищей:
 
— Как его звали?
— Егорий, царевна.
— А родом он откуда? Родные, близкие есть?
— Откуда родом не знаем. Он недавно нанялся в охрану, перед тем, как мы выехали с купцом. — Ответил тот, кто лишился руки.
— Значит, хоронить будем мы.
В местной церкви Егора отпели в этот же день. Плотник Вяземских сколотил простенький гроб и могильный крест. Отвезли его на кладбище. Я тоже поехала. Хотя Иван был против. По протоколу это был перебор, чтобы родовитая царевна и боярыня хоронила простого ратника. Но я настояла на своём. Конечно, на кладбище поехали со мной все пятеро моих гвардейцев, Иван и Евсей с ещё десятком боевых холопов. Это на всякий случай. Люди смотрели на нас с любопытством, провожая скорбный поезд. По сути, мы и были теми единственными, кто проводил Егора в последний путь. У свежей могилы, я постояла ещё какое-то время, глядя на могильный холмик. Все остальные меня ждали. Потом возвратились. Я не обращала внимания на то, как смотрели на меня и мои гвардейцы, и боевые холопы Вяземских. Ваня позже сказал мне, что я завоевала сердца простых ратников. Ведь не каждый родовитый так печётся о погибших простых воях, а Егор был вообще простым охранником купеческого обоза, никому ранее не известный. По большому счёту, как это тогда делали, его могли облачить в простой саван, самую дешёвую материю и так похоронить, ибо безродный.
Ещё днём Фёдор Мстиславович укатил в кремль к Великому государю. Вернулся поздно. В Кремль он надел свою самую лучшую соболью шубу с длинными рукавами и высокую бобровую боярскую шапку.
К вечеру же мой госпиталь был готов. Все сделали так, как я и планировала. Была комната для хранения лекарств и разных трав. Так же комната, где Дарёнка готовила свои мази, настои и отвары. Операционная. Комната отдыха и три палаты на четверых пациентов.
На следующий день Старший Вяземский опять укатил в Кремль. А ближе к обеду к нам нарисовались имперский посланник фон Клаузиц с племянником. На этот раз, Иван спокойно смотрел на младшего маркизёныша, как называла его Елена. На этот раз мы обе были одеты как раз в платья, которые шились по нашим с Еленой эскизам. Нет, это не был привычный русский сарафан. Это было нечто среднее между женскими европейскими платьями начала 16 века и традиционной русской женской одеждой. Мы скомбинировали наиболее удачные элементы одежды. Нижняя нательная рубаха, на неё уже надевалось само платье длинное, почти в пол. Приталенное, то есть подчёркивало фигуру. Как говорила мне Елена, большая модница, а так же вспоминая разные исторические фильмы, например «Королева Марго» или про английскую королеву Елизавету, то женские платья этого времени отличались пышными формами, особенно юбки. Тогда же женщины стали применять кожаные корсеты, ужимая себя в талии. Мы себя ужимать не собирались, особенно Елене это было противопоказано, она была беременна, хотя срок и был небольшой. Платье имело ворот, каким стали пользоваться в Европе позже. Стоячий воротник, но не охватывавший и закрывающий всю шею наглухо, в виде шутовского наряда как у Арлекино и Пьеро, в наше время, а прикрывавший шею только сзади. Впереди шея была открыта, как и часть груди, но не до фанатизма, как в 18 веке, когда дамы чуть ли не наружу выставляли свои груди. Нет, всё было прилично. Грудь была открыта, до начала ложбинки между грудями. Платье было из дорогущей парчи алого цвета, расшитой узорами золотой и серебряной нитью. Сверху на нас были накидки, тоже из парчи. Рукава накидки были длинными и имели разрезы, в которые высовывали руки. Накидка не имела застёжек. По краям была расшила по мимо всего ещё и жемчугом. Для проверки и посмотреть какой эффект произведёт наша модернизация женского костюма, воспользовались косметикой из 21 века, которую мы с Еленой усиленно экономили и хранили пуще золотого запаса. Выбрали с Еленой себе ожерелья из сундука с сокровищами, который отжали со свекровью-маман самым беззастенчивым образом, в пользу диктатуры пролетариата в лице бояр Вяземских. Как я позже узнала, после дележа сокровищ Ордена, маман решила этот вопрос с мужем ночью. Хотя по началу Фёдор Мстиславович попытался взывать к супруге, к голосу разуму и благоразумия, а вдруг узнает Великий Князь⁈ Но как заверила меня на утро свекровь, вопрос решён в нашу пользу.