Она была создана для меня (ЛП)

— А как насчет этого проекта? — мягко спрашиваю я.
Она поднимает взгляд на меня и на мгновение задерживается на моем лице.
— Хорошо, — наконец говорит она, выдыхая неуверенный вздох. — Я расскажу тебе, раз уж ты так добр ко мне, но ты должен пообещать, что не расскажешь папе.
Мои брови напрягаются. Я делаю глоток пива, испытывая противоречие. С одной стороны, я очень хочу знать, что она собирается сказать. С другой стороны, я не знаю, насколько комфортно мне будет хранить секрет от Рича.
И все же, рассуждаю я, ничто не может быть так плохо, как те чувства, которые я испытываю к его дочери. Это один из секретов, которым я не стану с ним делиться, ну, никогда.
— Хорошо, — неохотно соглашаюсь я.
— И… — На ее бровях промелькнуло беспокойство. — Ты должен пообещать, что будешь добр ко мне, когда я расскажу тебе.
С этим справиться гораздо проще.
— Конечно.
— Точно. Хорошо.
Она набирает полный рот вина, проглатывает, затем делает глубокий вдох.
Черт, что бы она ни собиралась мне сказать, это очень важно. Может, мне не стоило соглашаться скрывать это от Рича.
— Я никогда раньше не работала менеджером проектов, — торопливо бормочет Вайолет, уставившись в свою тарелку, а ее щеки краснеют.
— Ты имеешь в виду, в проекте реконструкции?
— Нет. — Ее румянец становится еще глубже, и это самое милое зрелище. — Как будто никогда. Еще в Кремниевой долине… — Она прижимает ладони к щекам, словно пытаясь скрыть свое смущение. — Я была помощником руководителя проекта, но папа думал, что я была руководителем проекта.
Несмотря на ее неловкость, я язвительно улыбаюсь. — Ты смотришь "Офис"?
С ее губ срывается смех. — Да. Мне нравится это шоу.
Кажется, это помогает ей немного расслабиться, и я рад.
У меня есть секунда, чтобы переварить ее откровение, пока она тянется к ледяной воде на столе и делает длинный глоток. Я думаю о том, чем она только что поделилась со мной, — о приступе паники, который случился у нее на уроке, о том, как она чувствовала, что не может рассказать Ричу о смене специальности. А теперь она боится сказать ему, что у нее нет опыта для этой работы. Неудивительно, что она так настаивала на том, чтобы мы все делали по правилам, почему ее так волнует его одобрение ее работы. Это многое объясняет, но я бы никогда не узнал о ее неопытности, если бы она не сказала мне. Я мог бы усомниться в ее знаниях, когда речь шла о самом доме, но не в других вещах.
— Я тесно сотрудничала с Деб, — добавляет она, избегая моего взгляда. — Она была моим начальником на прошлой работе. Я многому у нее научилась. Но, да… это мой первый проект.
Я осушаю свое пиво.
— Ну и что? Я думаю, ты отлично справляешься. Я знаю, что был строг к тебе с самого начала, и… — я сморщился — я сожалею об этом, но, действительно, ты убиваешь это. Все работает как часы. Такого почти никогда не бывает в подобных проектах, и я думаю, это потому, что ты хороша в своем деле. Даже ребята так говорят.
При этих словах ее рот тронула улыбка. — Правда?
Я киваю, и она вздыхает, ее улыбка исчезает.
— Ну, это не отменяет того факта, что папа дал мне эту работу под ложным предлогом. Что последние четыре года он думал обо мне то, что не соответствует действительности.
Я кручу в руках пустую бутылку из-под пива. — Почему ты не сказала ему правду? спрашиваю я, хотя знаю ответ.
— Сначала это было недоразумение, но потом он стал таким гордым, и… — Она гримасничает. — Я не могла позволить себе подвести его. Только не снова.
Я киваю, понимая. Я знаю, каково это — подводить людей, которых любишь.
Она выпрямляется.
— В любом случае. Вот почему так важно, чтобы этот проект был успешным. Я просто хочу сделать то, что заставит папу гордиться мной, а меня — собой.
Все во мне смягчается при этом замечании. Мы неделями спорили, не соглашались, в общем, просто не ладили, и все из-за меня. Я сделал этот проект для нее гораздо сложнее, чем нужно, и ради чего? Потому что я не доверяю себе, чтобы не действовать в соответствии со своими чувствами к ней? Я сделал свое влечение ее проблемой, вместо того чтобы справиться с ней самому. Я больше не могу так поступать — не сейчас, когда я знаю, что это значит для нее. Не тогда, когда она доверяет мне настолько, что делится этим со мной, когда я вижу, как она старается.
 
Не тогда, когда я вижу, что стоит на кону.
16
Вайолет
Кайл смотрит на меня через стол, и в его взгляде сквозит сострадание. Я никому не рассказывала о том, что произошло в классе в тот день, и мне интересно, как он узнал, что это был приступ паники.
А вот чего он не знает, так это того, что ее вызвало.
Дело в том, что он папин друг. Я не хочу говорить ничего такого, что заставило бы его плохо думать о папе, потому что знаю, что папа в этом не виноват. Конечно, он много работал и у него никогда не было времени на меня в детстве, и да, он нарушил несколько обещаний, данных мне в детстве, но это не значит, что он делал это специально. Его работа была важна — я поняла это много лет спустя.
Но тогда мне это не помогло.
Воспоминания нахлынули без приглашения, и я зажмурила глаза. Это был выпускной класс средней школы, и я сыграла важную роль в том, что наша команда по дебатам попала на региональный чемпионат. Папа был в восторге, когда я ему рассказала. Он был очень успешным адвокатом, предъявлявшим высокие требования к своей единственной дочери, и даже нашел время, чтобы помочь мне подготовиться к дебатам. Мы провели целую неделю поздними вечерами, изучая возможные темы, придумывая аргументы и репетируя опровержения. Это было самое большое время, которое мы когда-либо проводили вместе, и я никогда не чувствовала себя такой близкой к отцу, как в ту неделю. Когда он пообещал, что будет поддерживать меня в ответственный день, я знала, что он меня не подведет.
В день дебатов я по понятным причинам нервничала. На сцене было так жарко, а мой товарищ по команде Найваша все утро подрывал меня. Мы никогда не ладили, но я знала, что общение с трудными людьми — важный аспект юриспруденции, которой я планировала заниматься, поэтому старалась относиться к этому как к хорошей практике.
Рэнди открыл дебаты, и его уверенный тон ничуть не успокоил мои нервы, пока я осматривала толпу в поисках папы. Мама была там, в нескольких рядах, ее лицо растянулось в гордой ухмылке, но она была одна. Я уверила себя, что папа, скорее всего, опаздывает, и до моего заключительного слова еще много времени.
Не знаю, что именно в тот день показалось мне таким важным. Как будто все в моей жизни вело к этому моменту, и папа должен был быть там. Он должен был.
Во время дебатов я старалась сосредоточиться, не сводя глаз с двери в аудиторию. Мои руки вспотели, а рубашка прилипла ко мне под горячим светом сцены. Все произошло так быстро — слишком быстро, — а потом настала моя очередь завершить наш спор и принести его домой. У меня это хорошо получалось — я делала это уже десятки раз, — но сегодня мой пульс был неровным, грудь напряженной, и я чувствовала, что не могу сделать достаточно глубокий вдох.
Он обещал, подумала я, уставившись в свои блокноты, а затем снова обвела взглядом зал. Он сказал, что будет здесь.
Больше не было времени ждать. Все смотрели на меня с ожиданием, а мой отец собирался пропустить это событие. Мой самый гордый момент.
Но это был не самый гордый момент — отнюдь. Я с трудом выговаривала слова, а когда дверь в аудиторию распахнулась, я замерла на полуслове, отчаянно молясь, чтобы это был папа.
Но его не было. Разочарование, которое я испытала, было настолько сильным, что, когда я посмотрела на свои записные книжки, они расплылись сквозь слезы.
Не знаю, как мне удалось вымолвить оставшиеся слова, но я это сделала. Я проговорил свои заключительные комментарии, но сделала это так плохо, что мы проиграли дебаты.