Почетные арийки

— Пожалуйста, только не начинай, — раздраженно сказала Люси.
— Беда настигла наш народ, — печально промолвила Мария-Луиза.
И тогда, впервые после возвращения из Турели, она, преодолев смущение, женскую стыдливость и гордость старшей, поведала сестре историю своего заключения. Сдавленным от волнения голосом она рассказала о бесцеремонном вторжении в самое сокровенное, об ужасном ощущении себя не более чем отбросом общества и о страхе, который с тех пор не покидал ее. Она не оставила без внимания ни одного унижения, не упустила ни одной гнусной подробности того, что в течение трех долгих недель было ее повседневной жизнью. У нее больше не оставалось сомнений: евреев, будь то французы или иностранцы, массово увозили в Германию. И если бы не маршал, она сама могла бы уже оказаться в трудовом лагере.
— Он не всегда будет рядом, чтобы защитить нас, — добавила она.
— Я понимаю, насколько тягостным оказалось для тебя это заключение, и всем сердцем сочувствую той боли, которую тебе пришлось перенести. Однако я уже все тщательно обдумала и приняла решение. Все-таки здесь я чувствую себя лучше всего, — ответила Люси. — Здесь нас ценят, наше имя знают и уважают… Может быть, это одно из тех предчувствий, к которым прислушивалась наша мама, но мне кажется, что эти стены защищают меня.
Мария-Луиза не стала настаивать. Люси иногда бывала упрямой, как и она сама. Кроме того, ей было неловко продолжать этот разговор. В отличие от сестры ей посчастливилось не носить звезду, поэтому она не чувствовала себя вправе раздавать наставления, а тем более заниматься нравоучениями. Но если что-то случится, она никогда себе этого не простит.
Два дня спустя Мария-Луиза возвращалась в Париж. Ей так и не удалось переубедить сестру. Во дворе замка, взяв Люси за руки, она предприняла последнюю попытку:
— Хоть на этот раз прояви благоразумие и прислушайся к нам. Если не хочешь делать это ради себя, сделай это хотя бы ради детей и…
У нее не хватило сил закончить фразу, и она отвернулась, чтобы скрыть эмоции. Перед ней стояла ее младшая сестра в пальто с желтой звездой. Мария-Луиза села в машину и опустила окно.
— Ты ведь знаешь, что всегда можешь рассчитывать на меня, не так ли? Пообещай мне, что будешь беречь себя.
Машина завелась, пересекла мост через ров и скрылась в серости этой блеклой весны. Сердце Люси сжалось. Внутреннее чутье подсказывало ей, что следует быть начеку.
25
Париж, ноябрь 1943 года. Когда Сюзанна вышла из метро, на Бельвиль уже опустилась ночь. Дождливый день подошел к концу. Она плохо знала дорогу и боялась заблудиться. Следуя полученным рекомендациям, Сюзанна оглянулась, чтобы убедиться, что за ней не следят, и поскользнулась на мокром тротуаре, едва успев схватиться за руку проходившего мимо мужчины. Смущенно извинившись, она поправила шляпу и мысленно еще раз повторила маршрут, который должен был привести ее в нужное место. Пройти по улице Пиренеи, свернуть в третью улицу слева, затем повернуть направо. Третья улица слева? Она засомневалась. Точно третья или все-таки четвертая? Еще сегодня утром она знала дорогу как свои пять пальцев, а теперь в голове все перемешалось. За прошедшую неделю она уже второй раз оказалась в этом бедном районе Восточного Парижа. Две недели назад она вновь начала получать анонимные письма, еще более оскорбительные и угрожающие, чем предыдущие. Теперь ее упрекали за то, что она не носит звезду. Обвиняли в том, что она использовала свои деньги, чтобы обойти закон. В ее адрес сыпались отвратительные оскорбления, и, что хуже всего, ей угрожали смертью. Необходимо было срочно что-то предпринять.
Сюзанна ускорила шаг. По обе стороны улицы выстроились грязные лавчонки, освещенные белым электрическим светом. То и дело мелькали какие-то бледные или чрезмерно накрашенные лица — несмотря на поздний час, квартал все еще кишел разношерстным парижским людом: сутенерами, зазывалами, проститутками. Целый мир аферистов и мошенников был занят своим делом. Возможно, их присутствие отпугивало крадущихся в тени убийц приличных женщин. Сюзанна шла вперед, с опаской глядя по сторонам. Все это отдавало невыразимой пошлостью, словно сюжет плохого шпионского романа. Пытаясь набраться смелости, она напомнила себе, что привело ее в это место. Сначала появились новые анонимные письма. На этот раз она не стала ничего скрывать от Бертрана. Он, как мог, пытался успокоить ее, приуменьшая серьезность этих посланий. Он считал, что его жена защищена этим освобождением от ношения звезды, должным образом подписанным СС. По его мнению, беспокоиться было не о чем.
 
Она делала вид, что верит ему, пока шантажист не нанес новый удар. Дело было поздним вечером. Уже стемнело, когда в гостиную вошел запыхавшийся Альбер:
— Мадам, Дипси исчез!
Она же строго-настрого приказала не выпускать ее фокстерьера, неотрывно следить за ним. На поиски сбежались все домашние. Оповестили соседей. Животное пытались подозвать криками и свистом. Сюзанна с ума сходила от беспокойства. Ждать пришлось недолго. Вскоре Альбер вернулся, держа на руках пушистый комок бело-коричневой шерсти. Это был Дипси. Его нашли на соседней улице, повешенным за ошейник на заборе. Дворецкий положил безжизненное тело на стол в главной гостиной. Сюзанна была просто раздавлена. Ее дорогой Дипси, бедное беззащитное создание…
— Оставьте меня одну! — приказала она слугам, пытаясь сдержать подступающие рыдания.
Подойдя к столу, Сюзанна нежно прикоснулась к собачьей шерстке.
— Мой малыш, мой бедный малыш, — повторяла она, поглаживая мертвое тельце.
На шее фокстерьера, поверх кожаного ошейника, висела веревка. Она присмотрелась. К ее концу было что-то привязано. Протянув руку, она достала желтую бумажную звезду с надписью «Еврей».
— Посмотрите, что они с ним сделали! — воскликнула она, обернувшись к мужу. — Неужели вы не понимаете, что я следующая в списке?
Бертран не ответил. Он стоял молча, с отсутствующим видом.
Что за чудовище могло совершить такое преступление? Речь шла уже не о том, чтобы просто напугать ее, — кто-то был готов причинить ей реальное зло. Она ощущала угрозу в стенах собственного дома. В особняке д’Арамонов велась жестокая закулисная игра. Она больше не чувствовала себя здесь хозяйкой. Она оказалась заложницей ситуации, которая с каждым днем становилась все более гнетущей, — вне всяких сомнений, кто-то из слуг имеет отношение к этим анонимным письмам. Горничная, Марта, наверняка подслушивает — вечно крутится в коридорах со своей метелкой для пыли, делая вид, что наводит порядок. Сесиль, кухарка, следила за всеми из своей кладовой и, возможно, плела интриги с Альбером, дворецким. Наконец, под напускным добродушием Жоржа, шофера, наверняка скрывалась жажда мести за неудачи. Ей надо было как можно скорее уехать отсюда. Ничто больше не могло остановить ее. Ни Бертран, ни этот страх, который рос внутри нее.
Третья улица, поворот налево. По мере того как она приближалась к цели, ее сердце билось все чаще. С этим изготовителем фальшивых документов она связалась через Жака Перски, юридического советника ее брата Мориса. Она не знала, кем именно был рекомендованный ей контакт — координатором сети Сопротивления или просто представителем группы преступников, движимых духом наживы. «Надежный» — так Перски охарактеризовал этого человека. Медлить было нельзя. Эта часть квартала, тускло освещенная слабыми газовыми фонарями, казалась еще более убогой, чем бульвар. На входе в переулок, где ее ждали, стоял припаркованный автомобиль. В нем сидели два человека, скрытые в тени, — видно было лишь тлеющие огоньки сигарет. Что теперь делать? Ее дыхание участилось. Вдруг это ловушка? Не сбавляя хода, она обогнула машину. Посреди переулка тянулась сточная канава с мусором и нечистотами. Переулок заканчивался тупиком. Там стоял узкий, несуразный дом с навесами и пристройками. У входа дежурил мужчина с хмурым лицом. Собравшись с духом, она обратилась к нему: