Городская фэнтези-2006
— Сдыгр аппр устр устр!!!
Могучее эхо беспокойно заметалось меж высотных домов и в конце концов вонзилось в одинокий уличный фонарь, вдребезги разбив стеклянный колпак и ртутную газоразрядную лампу. Старичка в белоснежной хламиде и с резным молитвенным посохом в руках, имевшего неосторожность прогулочным шагом приближаться к месту разворачивающихся драматических событий, осыпало осколками и едва не сбило с ног звуковой волной.
— Молодой человек! — возмутился он. — Не могли бы вы вести себя потише? Я пытаюсь сосредоточиться на благочестивых помыслах!
Безусловно, всякий прочий смертный на его месте, отшвырнув в сторону посох, уже давно улепетывал бы без оглядки по Братеевскому мосту через Москву-реку в сторону области, что и проделывала в настоящий момент группа гостей столицы, только что торговавшая неподалеку от места разворачивающихся драматических событий гнилыми фруктами, червивыми орехами и чешской бижутерией. После того как сто лет назад черносотенцы подвергли гостей жесточайшим гонениям и вырезали практически всех, кто не успел удрать за черту оседлости, оные успешно приспособились к новым условиям, выработав у себя повышенную реакцию, поразительную чуткость к внешним раздражителям и способность различать до тысячи оттенков красного цвета. Кроме того, в процессе ускоренной эволюции, вызванной неблагоприятными переменами во внешней среде, гости столицы подверглись также физической метаморфии, отрастив по дополнительному суставному сочленению на каждой ноге, что позволяло им свободно сгибать колени назад, — а это, как свидетельствует опыт саранчи и прочих близкородственных насекомых, неизбежно влечет за собой увеличение скорости и повышение прыгучести. К сожалению, лишний сустав выдавал гостей столицы с головой, в результате чего московские блюстители порядка без труда выделяли их из толпы; а поскольку денег у первых всегда был некоторый избыток, московская же регистрация имелась в лучшем случае у двоих из трех, неудивительно, что после нескольких лет патрульной службы вторые уходили в отставку, покупали себе гипермаркет где-нибудь на окраине или сразу за Кольцевой дорогой и продолжали карьеру в качестве почтенных негоциантов.
Однако старичка с посохом взять на испуг оказалось трудно. Он был потомственным москвичом до сорок четвертого колена, за некоторые прегрешения высланным с улицы Балчуг в микрорайон Марьинский Парк (скорее всего, особняк, в котором он жил раньше, понадобился какому-нибудь крупному рыцарскому ордену под офис); кроме того, старичок являлся известным кудесником и председателем домового комитета, поэтому права свои знал крепко. Воздев руки к небу, воинственный пенсионер начал торжественно декламировать страшное древнее заклятие, кое долженствовало примерно наказать дерзкого голема, не соблюдающего своего места в магической иерархии; однако оно, к несчастью, оказалось столь длинным, что прежде, чем минула половина, Кани Мягкий Краб протянул обе лапы к заклинателю и ласково взял его за плечи, после чего быстро разорвал пополам, еще раз пополам и еще раз пополам. Колдовской посох голем с наслаждением хряпнул о колено и швырнул в кусты.
Ощутив недобрые эманации совершенной экзекуции, гости столицы еще прибавили ходу и через несколько минут уже пересекли кольцевую автодорогу, испокон веков служащую Москве естественной границей. Дурашливо гикнув им вслед, Кани отряхнул лапы и начал высматривать своих сподвижников, кои должны были прибыть с минуты на минуту.
Собственно, Унаги Копченый Угорь уже почти прибыл. Это можно было уверенно определить по той целеустремленности, с какой выворачивались из асфальта бордюрные камни тротуара. Для составления твердого тела Унаги хватило двух с половиной десятков камней. Некоторое время Копченый Угорь экспериментировал с продолговатыми серыми призмами, словно с кубиками из детского конструктора, соединял их в разных комбинациях и в итоге изобразил нечто вроде спичечного человечка — палка, палка, коробочек. Впрочем, такое ощущение было обманчивым и возникало только при достаточно большом удалении от объекта наблюдения: вблизи становилось ясно, что каждая спичка, изображавшая голень или предплечье голема, на самом деле — пара бордюрных камней, обладающая солидной массой и способная при желании хозяина нанести неосторожному удар сокрушительной силы.
Завершив метаморфирование, Унаги шагнул к коллеге и деловито отдал честь.
— Господин Краб, если не ошибаюсь? — осведомился он глухим металлическим голосом.
— Можно просто Кани, — замогильным басом отозвался Мягкий Краб. Казалось, что говорит погребенный внутри его земляного тела полуразложившийся покойник. — Без чинов. Сегодня у нас не войсковая операция.
— Унаги. Унаги Копченый Угорь, если угодно. Сделайте милость, сударь, просветите, куда нас занесло на сей раз?
— Аборигены называют это место Москвою. Хотя название явно автохтонное и возникло много раньше, нежели нынешняя титульная нация истребила автохтонов, так что возможны ошибки в произношении.
— Ах, как славно! — Унаги Копченый Угорь со скрежетом потер каменными ладонями, демонстрируя неподдельное радостное оживление. — Это мы удачно попали, смею вас уверить. Красные, между прочим, до сих пор не покаялись ни за Крым, ни за голодомор, ни за позорное убийство царской семьи. А территории, нагло отторгнутые у Польши, Румынии и Японии? А полувековая оккупация Прибалтики? А, наконец, собственный могучий и широкий душою народ, низведенный до уровня полуголодного, забитого, подлого раба?.. Я полагаю, за всякого раздавленного сегодня красного червя каждому из нас спишется до семи — да нет, о чем я, до семидесяти семи смертных грехов!
— Полноте, коллега, — произнес Кани. — Не увлекайтесь так. У власти в России нынче ваши единомышленники.
— Ерундистика, милостивый государь! У власти сейчас бывшие красные директора, кагэбэшники и комсомольские вожаки. Вы в курсе, какие знамена эта краснопузая сволочь несла на параде в честь шестидесятого юбилея победы во Второй мировой войне? Сплошь багряные, с серпом и молотом! Свое пропагандистское дерьмо, украшенное взбитыми сливками, комиссары могут предлагать лидерам мировых держав и собственному населению, одураченному продажными СМИ, но не нам с вами.
— Ну, ведь то были знамена, под которыми русское оружие одерживало беспримерные победы на полях сражений, не так ли?
— А где тогда знамена, под которыми казаки входили в Париж? Где суворовские знамена и нахимовские штандарты? Где военно-морской андреевский флаг императора Петра? Где, чорт побери…
Он именно так, на старомодный манер, и сказал — «чорт побери», а вовсе не «черт», как могло бы показаться умозрительному наблюдателю, если бы он не был идеальным.
Беседа неожиданно оказалась прервана появлением третьего персонажа по имени Ика Сырой Кальмар. Он уверенно вышагнул из боковой стены стоматологической клиники «Президент» — словно бульдозер, успешно решивший задачу по преодолению намеченного препятствия. Клубы кирпичной пыли окутывали его пурпурным императорским плащом, вслед ему неслись грохот ломающейся кладки, звон разбитого стекла и надсадный хрип рассеченных коммуникаций. Следует отдать Сырому Кальмару должное, он появился крайне, крайне эффектно.
— Всем сбросить скорость! Трамваю принять вправо! — рявкнул Ика во всю пасть. Если бы идеальный наблюдатель в этот момент находился где-нибудь на соседней улице, он непременно присягнул бы, что во дворе дома нумер 161 заработал мощный компрессор. — Приготовить документы для проверки! Налоговая инспекция!
— Рад тебя видеть, чучинько, — заулыбался Кани, широко раскрывая объятия.
Некоторое время они с Икой крепко обнимались, похлопывая друг друга по спинам от избытка чувств, при этом во все стороны летели клочья дерна и кирпичная крошка. Когда Мягкий Краб выпустил наконец Сырого Кальмара на свободу, тот вежливо раскланялся с Унаги: они были едва знакомы и не могли пока позволить себе подобных фамильярностей.
— Однако чем же так провинились местные туземцы, что удостоились нашего визита? — поинтересовался Ика, покончив с приветствиями. — Поговаривают, копрофагия и демонолатрия процветают здесь? Потянет ли это на несколько тысяч лет в четвертом круге ада по совокупности деяний?