Городская фэнтези-2006

— Здорово. — Волков попытался скрыть сомнение. Кажется, получилось. — Мне бы с вами. Но я городской.
Когда опустились сумерки, Волков пришел на край деревни к овощному погребу, в котором готовились к заданию четверо разведчиков. Докуривая трофейную сигарету, он остановился возле темного земляного бугра…
А парой метров ниже при свете керосиновой лампы бойцы, оставшись в чем мать родила, укладывали одежду в кули.
Посторонний мог подумать, что мужики собираются в баню, только лица мужиков были чересчур сосредоточенные, словно это была самая важная помывка в их жизни.
Дубенко собирал свой узел неспешно и основательно, выверяя каждую складку. Рядом с ним Серега Тюрин, резкий в движениях, весь покрытый волосами, словно шерстью, уже завязал свой куль и беспокойно вертелся.
— Ну на кой ты так выкладываешь, Витек, словно на выставку народного хозяйства? Все равно скоро развязывать!
— Это я чтоб твой голос услышать, — ответил Дубенко. — Ведь страшно сказать: целых четыре часа мучился, пока ты спал!
— Не переживай, браток! Впереди ночь и день… — Вниманием Тюрина уже завладел другой куль. — А ты как вяжешь, Антоха? Ну что это за узел? Он же у тебя развалится посередь реки! Всю ночь будешь шаровары по камышам собирать!
Молчаливый Антон-младший только ухмыльнулся. Вместо него к Тюрину придвинулся старший «брат»:
— Ну давай, Сережа, научи нас, как в разведку ходить. Заодно расскажи, зачем ты в прошлый раз зимний маскхалат в свой куль завернул.
Худощавые и жилистые Антоны были похожи друг на друга лишь фигурами. Многие за глаза называли их братьями, хотя в лицах не было сходства, а уж характерами они и вовсе были противоположными. Первый Антон, что постарше, хорошо знающий немецкий, слыл открытым и добродушным парнем, легко сходящимся с людьми. Второй, что помоложе, отвечавший за рацию, был серьезен и задумчив. В свободное время «младший брат» чертил в тетрадочке электрические схемы. В такие моменты Тюрин обычно говорил: «Во! Опять наш Кулибин электроны гоняет. Смотри, не рассыпь по окопу!»
— Думал, я маскировку перепутал, да? — обиделся Тюрин. — Ты просто не проникся моей военной хитростью! Да Меня… — Он подумал. — Меня в прачечной у фрицев было в бинокль не разглядеть! Да я там как медуза в чайнике был — хрен отыщешь! Это вы в своих болотных торчали у всех на виду!
В момент этого откровения в погреб спустился Волков, пышущий трофейным никотином.
— О, командир пришел! — обрадовался Тюрин. — Николаич, угости сигареткой! А то с этих голяков и взять-то нечего!
…Они курили, впятером устроившись на одной лавке. Снаружи гремели далекие взрывы, а под сводами погребка не утихал Серега Тюрин, зажатый между Антоном-младшим и ротным. Извергаемые им потоки слов вливались в табачный туман, вместе с ним оплетали голых солдат, лезли в ноздри и глаза, стелились по своду погребка.
Волков тоже курил, потому что хотел поддержать ребят, побыть с ними, может, частично влиться в замкнутый и устоявшийся коллектив. А еще он чувствовал себя неуютно, потому как был единственным в одежде. Каково было бы, если бы он еще и не курил?
Сигареты быстро превратились в мятые чинарики. Затушив их, поднялись. Теперь уже в тишине по очереди сдали командиру солдатские книжки, партийные и комсомольские билеты, ордена. Фотографии жен и детей, а также письма от них Волков поместил в отдельный карман планшета.
Дубенко пригладил волосы, затем усы. Шумно выдохнул.
— Взяли!
На одно плечо разведчики подняли по автомобильному баллону, на которых предстояло переправляться через реку. На другое закинули по пистолету-пулемету Сударева — легкому, удобному, со складывающимся прикладом. Подобрали кули (Антон-младший водрузил на себя ящик с РБМ). По одному стали выбираться из погреба.
Антоны прошли, по очереди пожав командиру руку. Один улыбнулся, второй лишь качнул головой.
Тюрин неожиданно задержался. Выглядел он на удивление смущенным, в костлявом кулаке мял треугольное письмо.
— Тут… моим… — Вся его говорливость куда-то подевалась. — Ежели что. А, Николаич?
 
Волков взял письмо и кивнул.
Последним выходил Дубенко. Ротный стиснул его твердую ладонь.
— Докладывай по каждому пункту. О времени не договариваюсь. Вызывать будем постоянно.
— Хорошо.
— Доберись до этих грузовиков, Витя.
— Не волнуйся. Все сделаем.
Ротный вылез из погреба последним, распрямился и вдохнул полной грудью прохладный сырой воздух.
Разведчиков встретил Гриша Остапов, назначенный наблюдать за переправой и в случае чего помочь. Остапов умудрился где-то застудиться и теперь негромко, но продолжительно кряхтел и кашлял. Четверка нагих бойцов с баллонами на плечах, кулями и автоматами вскоре растворилась в темноте, и Волков направился в свой блиндаж, откуда предстояло следить за походом во вражеский тыл.
Радист, робкий светлоглазый паренек лет восемнадцати, настраивал волну. Треск и завывания эфира наполнили тесное помещение. У дальней стены на ящике из-под снарядов стоял телефон — тяжелый квадратный блок с трубкой. Волков подумал, что нужно бы заварить крепкого чаю. Ночь обещала быть долгой.
Снаружи грянул еще один взрыв, и по земляному полу пробежала короткая дрожь. Взрыв показался ему ближе, чем предыдущие. Ротный по инерции посмотрел в ту сторону и вместо чайника взял телефонную трубку.
— Слушаю, — раздалось на другом конце провода.
— Товарищ гвардии майор. Ушли.
— Докладывай по каждому пункту. — Собеседник помедлил и добавил: — Мы тут тоже не спим.
— Есть, товарищ гвардии майор!
— Давай, Николаич, до связи.
Вернув трубку на базу, Волков постоял в задумчивости.
— Чай будешь? — спросил он у молодого радиста.
— Нет, спасибо, — смутился парень.
— Попей чайку-то. Ночь предстоит долгая. А ты мне тут бодрячком нужен.
— Нет, я не усну! — Радист смутился еще больше, повернулся к станции и повторил несколько раз: — Небо, Небо, я Земля! Небо, я Земля!
Волков пожал плечами и стал наливать воду в чайник. Когда фляга опустела, он услышал со стороны входа знакомое покашливание. Ротный оглянулся на Остапова, который протискивался в дверной проем.
— Ну что, переплыли? — спросил он, накручивая пробку на горлышко фляги. — Чай будешь?
Приступ кашля согнул Остапова. Он наметился присесть на лавку, но промахнулся и съехал по стене на пол. Удивленный Волков шагнул к подчиненному. И только тогда обратил внимание на его бледное перекошенное лицо.
— Николаич… — Остапов выдал в кулак такую очередь, словно собирался выхаркнуть свои легкие. — Николаич, мина… Прямо в них! Даже в воду не успели ступить…
 Глядя на Остапова, Волков внезапно ощутил внутри себя’ пустоту. Вернее, не совсем пустоту. По груди словно прошелся невидимый нож, который одним махом срезал верхушки его чувств, оставив бесполезные стебли и корни. Радость, грусть, тревога о бойцах, которых он отправил за линию фронта, воспоминания о последней встрече с ними — все это вдруг стало для него чужим и далеким.
Он зачем-то достал из кармана письмо Тюрина. Выведенный химическим карандашом адрес в одном месте уже расплылся.
— Всех четверых накрыло! — истерично говорил сидящий на полу Остапов. — Прямо на берегу. Обоих Антонов в куски, Тюрина осколками! Один Витя лежит целенький. Но он тоже мертвый, у него кровь из ушей… Как же это, Николаич?
— Пошли, — сказал Волков и не узнал своего голоса.
Небо загораживали темные тучи. Вода в реке казалась смолью, а сама река мрачной и чужой. Совсем не такой, какой она была днем, когда они лежали среди березок, когда Волков раскладывал по пунктам задание, а Витя точил карандаши, превращая их в маленькие шедевры.
Трудно, почти невозможно поверить, что от группы Дубенко никого не осталось. Не прошло и десяти минут, как Волков разговаривал с ребятами, как они вместе курили в заброшенной землянке, слушая грохот далеких разрывов и трескотню Тюрина.
Он не поверил и тогда, когда увидел разбросанные по берегу запорошенные песком тела.