Феникс. Путь Легенды (СИ)
Примечания:
Продо) Ловлю тапки. Предлагайте название обновленного корвета)
Редактура проведена!
Глава Тринадцатая. Эволюция
Ярко синяя мана густым потоком стекала с меня в ритуальный рисунок, приятно лаская кожу и насыщая жадные, древние как сама Вселенная глифы рун до возможного предела. Тягучие плавные волны маны, похожие чем-то на щупальца гигантского спрута, не спеша заполняют внутреннее пространство тетраконтаграммы, пропитывая каждый миллиметр маленького планетоида, отданный под симметричный рисунок многолучевой звезды. Парни долго искали подходящую ровную площадку без трещин и расколов, в итоге найдя подходящую аж на другой стороне поверхности приютившего нас астрономического объекта. Оплавленный безжалостным светом чересчур близко находившегося светила камень, на котором высекли телекинезом графическую часть ритуала, со все возрастающей скоростью поглощал магическую энергию. Сознание пару раз краешком улавливало нереальное чувство голода, потихоньку слабеющее. Но это чувство скорее всего излучали в пространство тридцать девять демонов, скованные и находящиеся в сознании, жадно поедающие чужую ароматную ману. Кушайте, кушайте, потом я вас кушать буду… Холодная пустота не менее жадно облизывает мою кожу, стараясь выпить как можно больше тепла, перед тем как я умру. Хе, не на того напала. Для меня находиться в вакууме в естественном виде, без различных защитных чар дискомфортно, конечно, но терпимо, а ради ритуала можно и потерпеть. Тем более скоро настанет рассвет, и «могильный» космический холод сменит адская жара.
Заполнив маной всю многолучевую звезду, я начинаю неспешно выговаривать зубодробительные слова, своей чуждостью дерущие глотку и размывающие сознание. Речь, поначалу бывшая медленной, размеренной, как-то сама собой ускоряется, переходя в мерный, четкий, но быстрый ломанный речитатив. Мана из ярко синего цвета начинает темнеть, мутнеть и с каждым произнесенным словом приобретает сначала красный отсвет, который чуть позже переходит в багряный и полностью сливается с мутным покрывалом магической энергии, превращаясь в бушующее пламя. Дорожки рун, являющиеся контурами тетраконтаграммы, наоборот, горят ярко-белым, чистым светом, пробивающимся даже через темно-багровое магическое пламя. Произносимые слова проходили мимо моего сознания, между тем вытягивая из организма ману в товарных количествах. Багровое пламя, самопроизвольно появившееся, начало окутывать меня с головы до ног, с каждым ударом сердца становясь гуще, плотнее, злее… И вот уже я эпицентр этого магического пожара, я — его суть, я — центр бытия этого пламени. Непослушные губы с трудом протолкнули последние, заключительные в этой части ритуала древние слова, и я на миг, всего лишь на один жалкий, ничтожный миг стал ВСЕМ. Пустотой, окружающей меня, первыми лучами безжалостного рассвета, озарившими ритуальную звезду… Вселенной… Я ощутил всю свою ничтожность, хрупкость и ограниченность… В глубине души ярость опаляла меня безжалостным огнем, требуя выхода. НЕТ! Я НЕ БУДУ НИЧТОЖЕСТВОМ!!! Я ВЫЖГУ ВСЕ, УМРУ САМ, НО СТАНУ ЛУЧШЕ!!!
Губы, окутанные пламенем, выдохнули наполненный яростью и безумием рык, бывший когда-то словом-активатором следующей части ритуала. Демоны беззвучно забились в сдерживающих их цепях, безмолвно разевая пасти от невозможной боли. От бьющихся в припадке демонических туш к центру ритуальной фигуры потянулись хорошо различимые при ярком свете близкой звезды струйки черной крови. Зверобог, находившийся до этого без сознания, резко распахнул три уцелевших в прошлой битве гигантских глаза и рванул от боли со всей силы цепи, вбитые концами глубоко в оплавленный камень. Рывок, повторный — без результата. Ярко синие ручьи крови стремительно понеслись от массивной туши к заклинателю. Зверобог чаще забился в специально зачарованных под него путах, тщетно пытаясь выбраться из ловушки.
Руны ритуала пульсируют в такт моему сердцу, гоня по контурам все новую и новую ману. Кровь демонов и псионического зверобога смешивается с пламенем, превращая багровый протуберанец в черно-синюю сферу, на глади которой изредка вспыхивают ярко-алые лепестки пламени — проявления моей ярости. Демоны уже затихли, лишь Жаб все еще мелко подрагивает в путах, целиком отдавшись желанию сбежать. Но спустя долгую томительную минуту и он затихает, отдав мне всю свою кровь и суть. Последние тоненькие синие ручейки втягиваются в сферу, окутавшую меня. Трупы жертв вспыхивают еле заметным при свете близкого светила желтым светом и превращаются в мелкий пепел, который с небольшой задержкой самовоспламеняется густым фиолетовым пламенем. Оно лениво, никуда не спеша, подползает ко мне, поглощая жесткие лучи звезды, не прошедшие даже через минимальный атмосферный фильтр, и выпивая из окружающего пространства тепло. Начавший нагреваться камень планетоида вновь покрылся ледяной изморозью, вокруг сорокалучевой ритуальной звезды ощутимо потемнело. Языки огня, добравшись до меня, заключенного в сфере из крови, маны и душ жертв, нехотя, лениво лизнули сферу, будто пробуя ее на вкус. Лизнули и замерли, застыли. Фиолетовое пламя, бывшее до этого крайне подвижным и своими нереальными языками ощупывавшее ритуальную звезду и около космический вакуум, неожиданно замерзло… В пустой от мыслей голове заметалась одна подлая короткая мыслишка «Так не должно быть!». Давлю ее на корню, возвращая себе железобетонную уверенность. Без нее никак…
Гулкий удар сердца… Еще один и еще… Пламя отмерло, резко, внезапно накинувшись на сферу разом, как будто стараясь как можно быстрее сжечь меня до пепла, а пепел испарить, чтобы даже следа не осталось. Мана стремительно начала убывать из сферы, вместе с тем некогда фиолетовый огонь поменял свой цвет на первозданно черный. Казалось даже космическая пустота посерела на фоне огня… Неосознанно, непрерывно напитываю уже огненную сферу маной, вырабатываемой демонами в ловушках душ, борясь с обрушившимся на меня ментальным давлением. Остатки черного пламени втягиваются в огненную сферу, и тело мне отказывает целиком и полностью. От меня осталось лишь чистое сознание, заключенное в черное пламя… И в нем я был не одинок…
Черный шар застывшего пламени рывком расширился до двадцати метров в диаметре, жадно впитывая свет звезды. Звезда же, казалось, направила всю свою яростную мощь лишь на то, чтобы осветить это непонятное пламя. Корона близкой звезды слегка вытянулась к планетоиду, выпустив огромный жаркий протуберанец. Плазменные потоки на огромной скорости помчались вдаль, стремясь сжечь все на своем пути, но могучая гравитация звезды сыграла злую шутку со своим порождением, завернув плазму обратно. Тем не менее мощный электромагнитный импульс без проблем преодолел притяжение звезды и через доли секунды достиг планетоида, чтобы впитаться без остатка в черное пламя. Судьба импульса постигла и разряженный плазменный ветер, который запоздал на пару секунд. Огненная сфера расширилась на сотни метров, практически выйдя на орбиту недопланеты. Она не была уже абсолютно черной, среди пляшущих под порывом солнечного ветра язычков огня изредка пробивалось яркое белое свечение от поглощенной доли звездного могущества.
Я же, раскинувшись по всему пламени, все вдыхал и поглощал бесконечную, такую восхитительную энергию. Она пьянила, туманила разум и одновременно дарила бодрость и задор. Каждый кусочек моей души пел от восторга, впитывая и впитывая солнечный ветер, купаясь в нем, насыщаясь им. В этот момент я был искренен, я был собой… Я делился восторгом со всем миром, излучая в пространство «непереваренные» кусочки звезды, и тянулся к ней, прося еще. И она выполняла мои желания. Серия сверх мощных коронарных вспышек подарила мне минуты, растянутые на десятилетия истинного счастья. Я ел и рос, чтобы еще больше есть. Бесконечный цикл повторялся ежесекундно, позволяя мне наслаждаться все большим потоком безумного счастья, бесшабашного веселья и искренней радости, пока однажды меня не затопила БОЛЬ, возвращающая разум. Каждый миллиметр души, совсем недавно певшей от радости и счастья, теперь орал от невыносимой боли, но я вспомнил, «кто я» и «зачем я». На самом краю сознания билась набатом короткая, древняя фраза «РЭШ ЭСССЭ ЙЭЙ ДТОРНЭЭС АСС ИСШТ ДКС». Содрогаясь всей сущностью от невыносимой боли и резонируя оболочками души, я облекал смысл фразы в понятные для себя образы.