Страна Арманьяк. Компиляция. Книги 1-7 (СИ)

— Я виконт… — начал было представляться кабальеро, даже не сняв с плеча меч, но я, пропустив эти условности, на бегу рубанул его эспадой по внутреннему сгибу локтя, так удобно подставленному под удар, а затем, когда его развернуло, засадил до чашки дагу под мышку.
— Мне не важно, кто ты… — Не останавливаясь, выдрал оружие и срубил парня с протазаном в руках, изумленно уставившегося на меня. Располосовал ему рубящим ударом плечо.
Второй мальчишка успел замахнуться мечом, но получил граненое лезвие в живот.
— Извини, парень, ничего личного… — С прокрутом вырвал клинок и, оттолкнув пажа плечом, помчался на крики и лязг железа, доносящиеся из зарослей.
— Только попробуй сдохнуть, клятый скотт… — прорвался я через кусты и увидел, как Тук отмахивается своим фальшионом сразу от трех мечников. Четвертый безуспешно пытался встать на колени, раз за разом падая на бок.
Тук держался, но явственно припадал на правую ногу, полностью залитую кровью.
— Ко мне, уроды! — истошно заорал я и увидел, как в тот же самый момент один из нападающих снес меч шотландца в сторону, а другой наотмашь рубанул его по груди.
Тук вскрикнул и осел на землю, а мечники одновременно развернулись ко мне и, прикрывшись щитами, организовали что-то вроде строя.
Это, скорее всего, были оруженосцы так и не успевшего мне представиться виконта или, возможно, даже самого барона. Одеты поосновательнее, чем пажи, у всех на головах бацинеты, длинные кольчуги, у одного так вообще что-то похожее на юшман. Набедренники, наголенники и наручи. У двоих в руках почти одинаковые полуторные мечи, у третьего шотландский палаш с вычурной гардой. Держатся без страха, движения уверенные…
Так, а где барон? Где эта сука? На коттах у оруженосцев какие-то красные быки… а у третьего — крепостная башня на червленом поле, и по левой стороне синяя и белая вертикальные полосы. Барона не вижу…
— Где барон?
— Тебе до этого дела нет, гнусный бастард, — рявкнул в ответ самый крупный из оруженосцев, тот, что в юшмане.
— Мне как раз есть дело, сопляки… Обещаю: если скажете, отпущу живыми… — почти спокойно пообещал им.
— Смерть бастарду! — одновременно проревели оруженосцы и слаженно напали.
Ну, сами напросились. Вы мне еще за Тука ответите… Сбил палаш с удара и обратным ударом ткнул в лицо крайнему нападающему. Затем отскочил в сторону и отбежал на несколько шагов.
Парень, которого я ударил, зажимая руками хлынувшую кровь, опустился на колени. Оставшиеся притормозили и развернулись ко мне.
— Последний раз спрашиваю, где де Монфокон? Присягаю, вы позавидуете мертвым, если не скажете… — спросил еще раз, сдерживая в себе дикую злобу. Подождал пару секунд и добавил: — Все. Время истекло…
Никакого сожаления и тем более откровенной жалости я не чувствовал. Более того, с самого начала схватки почти не руководил собой, отдав все на откуп инстинктам и эмоциям. Осознавал себя как Александр Лемешев, но половиной меня управлял Жан, бастард д’Арманьяк. Получился довольно уродливый симбиоз, но мне с ним было удивительно комфортно.
Радовало еще то, что особого кайфа, такого, как в первый раз, я не почувствовал. Был азарт, было желание выжить и победить, было стремление убить своих врагов — и никакого сексуального возбуждения. Я отлично себя чувствовал, осознавая, что эти две личности прекрасно поладили между собой, в случае необходимости дополняя и уравновешивая друг друга. Очень удобно оказалось: решения, нежелательные для Лемешева, но необходимые в окружающей средневековой обстановке, принимал бастард. А действия, неприемлемые для него, и общее руководство осуществлял Лемешев. При этом никакого раздвоения личности я не чувствовал.
Но хватит об этом. Чувствую, мне еще не раз придется обдумать все эти коллизии с моими личностями, так что не будем отвлекаться. Тут вообще-то меня зарубить пытаются…
Возможно, если бы парни имели выучку получше и побольше опыта, у них бы и получилось нанести мне какой-нибудь урон. Все-таки я никогда в жизни не сражался с несколькими серьезными противниками одновременно. Но к их несчастью, ни первым, ни вторым парни не обладали и через пару секунд распластались на земле, захлебываясь кровью.
 
Самый старший из них успел вскользь чиркнуть меня по наплечнику и сейчас с распоротой шейной артерией заливал траву почти черной пузырящейся кровью, вырывая в конвульсиях траву вместе с землей.
Его товарищу повезло немного больше. Он умер мгновенно. Клинок эспады перерубил одновременно с кольчужной бармицей шейные позвонки.
Подошел к стоящему на коленях последнему, оставшемуся в живых, и опрокинул его ударом ноги на спину. У оруженосца оказалась сильно разворочена скула и поврежден левый глаз. Парень, зажимая рану, постанывал, но тем не менее смело посмотрел мне в лицо.
— Ты хочешь умереть, эскудеро?
— Я в твоих руках, бастард, — ответил ломающимся юношеским баском парень.
— Где барон?
— Он бросил нас и сбежал. Обманул… — Парень задыхался, почти теряя сознание, из-под руки толчками выплескивала кровь. — Сказал, что обойдет тебя с тыла, приказал напасть, а сам ускакал… Сделай так, бастард, чтобы об этом узнал каждый благородный кабальеро…
— Сделаю это. Зажми покрепче рану, я пощажу тебя… — Срезал у него кусок котты и дал в руки: — Зажимай: может, тебе повезет и ты выживешь.
Вдруг понял, что совсем забыл про Тука, беспощадно обматерил себя, развернулся и подбежал к шотландцу. Увидев его живым, с облегчением перевел дух.
— Живой, дружище! Ну ты меня и напугал!
— Живой… ваша милость… — Тук зажимал на груди длинный, но неглубокий порез. Меч прорубил кольчугу и гамбизон, но тело сильно повредить уже не смог.
— Убери руки… вот… будешь жить, старина, — сделал я вывод, осмотрев рану.
Крови, конечно, натекло порядочно, но сама рана была глубиной всего несколько миллиметров, хотя и пересекала грудь наискосок до самых ребер.
— Ты сиди… я сейчас… — На радостях помчался проверять, не остался ли кто в живых.
Позволил выпятиться в себе бастарду и приколол двух недобитых лучников. На самом деле это была не жестокость, а милость. С такими ранами в эти времена не выживают.
Потом нашел еще одного с болтом в плече, прислонившегося к дереву.
— Что вы сделали с приютом доминиканцев? Говори — и я подарю тебе быструю смерть.
Лучник скривился, закашлялся, потом утер кровь с подбородка и хриплым, надтреснутым голосом заговорил:
— Барон приказал… Монахов порубили всех… Со стариком он сам забавлялся. Но приор крепким оказался… Тогда барон приказал его повесить…
— Где этот… Симон его зовут. Тот, кто меня выдал.
— Не знаю… кажется, остался в лагере… — Лучник закашлялся опять.
Кровь текла из его рта уже не переставая.
— Ладно… молись.
Лучник забормотал слова молитвы, а потом, чувствуя все-таки к себе легкое чувство омерзения, я аккуратно проткнул ему сонную артерию дагой.
— Ну и урод ты все-таки, Сашка… — почти безразлично сказал сам себе и еще раз пробежался по поляне.
Разглядел полоску крови, ведущую в лес, и, пройдя по ней, нашел успевшего уползти на пару десятков метров копейщика. Это был тот самый солдат, которому я проткнул ногу возле бревна. Разговора с ним не получилось, солдат вздумал отмахиваться мечом, и я недолго думая с облегчением приткнул его подобранным копьем. Действительно с облегчением, не пришлось раненого добивать… А так — вроде как в бою.
Собрался взять аптечку, которая досталась мне от бастарда, и обнаружил, что чертовы лучники все-таки успели здорово навредить. Лошадка, которую я получил от де Граммона как выкуп за доспехи, лежала на земле с тремя стрелами в боку и уже испускала дух.
Твари… такую лошадь погубили. Потом вспомнил, что в наследство нам достался добрый десяток лошадей, и немного оттаял. Все равно жалко, но ничего уже не поделаешь.
Прихватил аптечку и бочонок с арманьяком — сойдет вместо спирта, и вернулся к Туку, по пути проверив неизвестного виконта с несчастными мальчишками, которых только сейчас стало по-настоящему жалко.