Сестры

Катино «мчусь» обернулось в два с половиной часа. К этому времени вернулся с работы Никита Владимирович, красный с мороза, весь в снегу, как Дед Мороз. С порога, даже не успев раздеться, засыпал жену вопросами:
— Катя звонила? Приедет? А самолет? Ты не узнавала, не опаздывает? Катя-то, надеюсь, без своего благоверного? А чем это у тебя так вкусно пахнет?
Вошел на кухню, обнял Любовь Константиновну и попытался стянуть пирожок, однако был застигнут на месте преступления.
— Никита! Постыдился бы! Надо девочек подождать.
— Уж больно аппетитно они выглядят, — Никита Владимирович умоляюще посмотрел на горку румяных аккуратных пирожков.
— Ну ладно, один, на пробу, — сжалилась Любовь Константиновна.
И пока муж осторожно, боясь обжечься, откусывал от дымящегося еще пирожка с капустой, смаковал его, она молча наблюдала за ним, думая, как много изменилось у них за последние годы. После того как Катя повторно вышла замуж и уехала жить к мужу, и особенно после переезда Лизы на новую квартиру, которую — подумать только! — она смогла купить себе на последний гонорар, между супругами установились совершенно иные отношения. Словно нечего стало делить. Словно только теперь они осознали истинную цену взаимопониманию, уважению и теплоте.
Не успел Никита Владимирович доесть пирожок, как начал надрываться дверной звонок. И не надо было обладать даром пророчества, чтобы догадаться, что приехала Катя.
Она шумно ввалилась в коридор, который сразу всем показался маленьким. Скинула на руки отцу роскошную норковую шубу, расцеловала родителей, причитая: как же я соскучилась по этому кошмарному дому, как же мне вас иногда не хватает, черт побери, а чем это так вкусно пахнет, я еще на лестничной клетке почувствовала…
— Лизка-то, Лизка еще не приехала? — И без перехода: — Мам, ну дай пирожочек, ну хоть один, ну пожалуйста…
Любовь Константиновна со строгой миной вручила Катерине один пирожок, при этом довольно думая: как угадала-то я с пирогами, как угадала…
А Катя все говорила и говорила, задавала вопросы и, не дожидаясь ответов, снова о чем-нибудь спрашивала или вдавалась в воспоминания. При этом переходила из одной комнаты в другую, а родители хвостиком спешили за ней и иногда умудрялись вставлять слова в ее монолог.
— А помните, как Лиза тихо расстраивалась, когда я переехала жить в ее комнату, помните? — Катя обвела глазами родителей. — И ведь как старалась виду не показывать, что переживает сильно, а я все равно чувствовала! — На мгновение Катя замолчала, погрустнела. — Как вспомню, сколько мы нервов друг другу потрепали, — она покачала головой. — И все зря. И все равно ничего не получилось…
— Сейчас-то ты хоть довольна жизнью? — удачно ввернула вопрос Любовь Константиновна. — Вроде не на что жаловаться.
Наверное, спрашивая это, она ожидала от Кати радостного знакомого блеска в глазах; наверное, потому так и удивилась, что углядела вдруг — ни с того ни с сего — проскользнувшую по лицу дочери печаль. Однако Катя быстро надела привычную для всех жизнерадостную физиономию.
— Еще бы! Весной собираемся махнуть во Флориду, представляете? На целых две недели! Рай, а не жизнь, — последняя фраза прозвучала чуть ли не саркастически.
Любовь Константиновна беспомощно посмотрела на мужа, но в эту минуту снова прозвенел звонок, и Катя со всех ног бросилась открывать, оглашая квартиру криком:
— Лиза пришла! Лиза пришла!
Распахнула дверь, буквально втащила сестру в коридор, зацеловала, заобнимала.
— Раздеться дай, Катька, — смеясь, взмолилась та. — Что это на тебя приступ нечеловеческой любви нашел!
— Ты, Лизка, с годами становишься все большей занудой, — радостно сообщила ей Катя. — А потому такие простые людские чувства, как, например, привязанность младшей сестры к старшей, тебе недоступны. — Обернулась к родителям: — Ну, что скажете?
— Из тебя, Катюш, сегодня слова — как из пулемета, только успевай уворачиваться, — Никита Владимирович помог Лизе снять пальто.
— Привет, — Лиза чмокнула в щеку отца, — привет, — маму. Разулась. — А чем это так пахнет? Неужто пироги? — Любовь Константиновна с готовностью кивнула. — И небось уже прикладывались без меня, — Лиза подозрительно посмотрела на Катю.
 
— А что я? Чуть что, сразу я! Мам, ну скажи!
— Господи, — сказала Любовь Константиновна. — Полчаса назад думала, вот, наконец, и выросли девочки, стали взрослыми, самостоятельными женщинами, а на самом деле? Ведете себя, как маленькие! — Выговаривая слова нарочито сердитым голосом, прямо лучилась от счастья.
— С нашим пустырем видела что сделали? — негромко спросила Лиза у сестры, отбирая пирожок.
— Лучше б не видела, — кивнула та. — Добили, гады. Называется «Прагматизм в действии!».
— Даже та безумная детская площадка для собак и то была лучше этих жутких гаражей, — Лиза покачала головой, а Катя только криво усмехнулась: забивать голову всякими сентиментальными глупостями не хотелось — зачем портить себе настроение?
Скоро все семейство сидело за столом, поглощало ужин и в нетерпении посматривало на часы. Ждали программы с участием Кати. Сама она заметно нервничала, хотя виду старалась не показывать, все время шутила, задирала сестру, иронизировала над родителями. Жизнь, казалось, вернулась на несколько лет назад. Конечно, не считая того, что девочки заметно повзрослели, а родители — постарели. Лиза бросала взгляды на отца, на маму, про себя удивлялась переменам в их отношениях, радовалась этому и одновременно огорчалась, что только сейчас, когда уже виден возраст, и появились седые волосы, и столько морщин, — только сейчас родители по-настоящему стали понимать друг друга.
— Эй, Лизавета, — прервала ее размышления сестра. — Ты, случаем, в славном городе Лондоне жениха себе не нашла? А то ведь так и помрешь старой девой!
— Катя! — ахнула мама. Она всерьез испугалась, что старшая дочь сейчас обидится, — сама она считала, что жизнь Лизы, несмотря на успехи в работе, пока не сложилась. Главное-то ведь для женщины совсем не работа. И потому, говоря о ней с соседями, хоть и гордилась, но в душе всегда испытывала обиду на судьбу и с опаской ожидала вечных вопросов: Лиза-то наконец замуж вышла или все так и мыкается одна?
Но Лиза, к счастью, рассмеялась:
— Тебя бы туда вместо меня, Катька. Ты бы там точно пяток экземпляров обработала.
— А ты что? Небось, кроме работы, ничего и не видела?
— Ну почему же. — Это прозвучало загадочно.
Сестра тут же взвилась:
— Ну? Рассказывай давай, не молчи!
— Город видела. Музеи всякие. Достопримечательности. Слово такое есть, помнишь?
— Ну тебя, — Катерина так разочарованно махнула рукой, что все засмеялись.
— А если серьезно, — сказала Лиза, — то работы действительно было навалом. Сценарист такого наворотил, что пришлось все переделывать. Так что я оказалась не только консультантом по костюмам восемнадцатого века, но и практически соавтором сценариста. Да еще лекции в Оксфорде…
— Да, — протянула Катя. — Кто бы мог подумать, что твое хобби так далеко зайдет…
— Девочки, начинается, начинается. Никита! — заторопилась Любовь Константиновна.
Никита Владимирович прибавил громкость в телевизоре, и все как-то сразу подобрались, замолчали. Катя заметно побледнела, закусила нижнюю губу. Пошла заставка программы.
Передача называлась «Хороший тон» и задумывалась как еженедельная получасовая программа, рассказывающая зрителю о том, как себя вести, как одеваться и тому подобное в самых различных ситуациях — начиная от дружеской вечеринки и заканчивая приемом на самом высшем уровне.
Катя начала передачу красиво, с цитаты: «Манеры не пустяки; они плод благородной души и честного ума. Так говорил Теннисон. Эмерсон же утверждал: «Изящество в обращении лучше изящества форм; оно доставляет более наслаждения, чем картины и статуи; это самое изящное из всех изящных искусств…»
Сегодняшняя программа была первой и открывалась небольшим экскурсом в девятнадцатый век. Здесь, конечно, не обошлось без помощи Лизы, которая помогла отыскать в архивах уникальные материалы и несколько забавных исторических анекдотов. «Если вы идете с дамой, то должны оберегать ее от толчков проходящих, делая путь ее как можно более удобным… желая на улице закурить папиросу или сигару: во-первых, не просите огня у старших вас, а во-вторых, закуривая, не берите в руки чужую сигару или папиросу, даже вовсе не прикасайтесь к ней. Закурив же, поблагодарите и откланяйтесь…» И все в таком духе. Получилось неплохо. Особенно удачным было сравнение с нашим веком и современными нравами. Катерина смотрелась вполне профессионально. Вела себя непринужденно, очаровывала улыбкой и плавностью речи.